Спровоцированный (ЛП) - Чемберс Джоанна. Страница 8

— Тебе стоит об этом забыть, — прошептал Дэвид, — и вернуться к обучению. Этого хотел бы твой брат.

— Не могу. Я обязан так сделать.

— Это не поможет Питеру.

— Знаю, — откликнулся Йен. — Однако я обязан.

— Ты не отыщешь этого мужчину, и твоя учеба пойдет прахом… Что подумал бы Питер? Он был бы подавлен.

Заметно расслабившись, Йен глубоко вздохнул.

— Я лишь прошу о небольшой помощи, Дэви. Имя, адрес. Вот и все.

— Нет, не все. Мне придется начать расспросы, а на мои симпатии уже и так обратили внимание…

— Пожалуйста, Дэви. Помоги мне. — Голос молодого человека сипел, гордость была позабыта.

Дэвид вздохнул. Все было совершенно бессмысленно, но ему никогда не удавалось отмахнуться от просьбы о помощи.

«Ты слишком добр, юноша», — именно так говорил отец.

Да и от того, что терзало Йена Макленнана, существовало лишь одно лекарство — фиаско. Кроме фиаско, ничем во всем мире не вытравить надежду. Провести несколько месяцев — или лет — в ожидании письма, которое никогда не придет.

— Хорошо. — Он вздохнул. — Я попытаюсь вызнать, кто такая Изабелла…

— Спасибо! Я знал, что могу…

— Но... — Останавливая благодарственную болтовню Йена, Дэвид поднял руку. — Взамен ты соглашаешься на отказ от этого плана, если мои расспросы не принесут плодов.

— Да, как скажешь.

— И если что-нибудь выяснится, ты не станешь ничего предпринимать, пока не расскажешь мне. Никаких ошибок, Йен, этот Лис очень опасен.

— Да, — торопливо согласился Йен. — Конечно, как скажешь, Дэви.

Его улыбка напомнила выглянувшее из-за облаков солнце. В глазах вспыхнули надежда и оптимизм, и вера.

Дэвид же испытывал лишь тревогу и беспокойство.

Глава 4

В субботу Дэвид отправился к Джеффри в Крейгкрук, что располагался в нескольких километрах к северо-западу от города. Добирался он в быстром темпе, наслаждался моционом и тем, как мрачный Старый город, где он жил и работал, постепенно сменялся элегантным, но все равно смрадным Новым городом и дорогой в Квинсферри.

Больше всего Дэвиду приглянулся момент, когда город, можно сказать, лишался своей власти над землей, здания уменьшались в размерах, постепенно иссякали, и вот они уже больше не являлись частью города, а превратились в самостоятельные селения. Самым лучшим был последний участок после поворота на главную дорогу по направлению в Крейгкрук.

К этому времени опустились сумерки, и возникло ощущение, будто он находился в сельской местности. На деревьях чирикали птички, подыскивали насест на ночь, а неровная грунтовая дорога казалась родной. Было приятно идти по земле, а не по булыжникам, приятно познавать тишину и уединение. Первые семнадцать лет своей жизни он прожил на ферме отца, целыми днями работал вместе со своим стариком и братом Дрю. Иногда он скучал по тем временам — по нахождению на улице, по взаимосвязи с землей и временами года — и сейчас, чтоб насладиться знакомым давнишним ощущением, сбавил темп до прогулочного шага.

Мысленно Дэвид отмечал имена членов факультета, которые он исключил из списка людей, что могли иметь отношение к «Изабелле». Он отмел уже больше половины, а ведь занимался расспросами всего лишь несколько дней. Пока что все складывалось именно так, как он и ожидал, но от этого задача не становилась бессмысленной. Йен хотел сделать для брата хоть что-то. Дэвид понимал это желание и приложит все усилия, чтоб помочь, даже если все обернется рухнувшей последней надеждой юноши.

Кроме того, это помогло бы Дэвиду отвлечься от другого момента, что всю неделю сидел у него в голове, — от встречи с Мёрдо Балфором. Всякий раз, стоило Дэвиду перестать активно размышлять о чем-то другом, в подсознании тут же всплывало воспоминание, послевкусие их упоительной встречи в темном тупике. Но потом он осознавал, чем занимался, и решительно прогонял эти мысли.

Дэвид привык заново переживать редкие встречи с мужчинами. Хотя обычно он погрязал в сожалениях. Это воспоминание было иным. Как бы он ни силился сосредоточиться на том, каково было стоять на коленях на грязной влажной земле и поддаваться своей неизменной слабости, все равно без конца вспоминал тот момент, когда Балфор поднял его на ноги и поцеловал. Вспоминал теплые, настойчивые губы, елейный язык. Им невозможно было налюбоваться.

А главное — отсутствовало чувство одиночества.

Дэвид поджал губы и напомнил самому себе, что случившееся — это грех. Ничем во всем мире этого не изменить. Он вынудил себя задуматься о родителях, какое отвращение они испытали бы при мысли о нем с другим мужчиной. Однажды он уже имел счастье наблюдать реакцию отца. Это был всего лишь поцелуй, но в тот день Дэвида уничтожило выражение ужаса на лице отца.

Он настолько погрузился в свои мысли, что практически прошел мимо ведших к дому Джеффри ворот. Располагались они вдали от дороги, и не составило бы большого труда пропустить темную железную затененную листвой конструкцию. Дэвид их пихнул, почти не сомневаясь, что будет заперто, но нет, ворота распахнулись, отлично смазанные петли не издали ни звука. Закрыв за собой ворота, он направился прямиком к рощице и вывернул с другой стороны на дорожку пошире, что вела к дому.

Дом оказался больше, чем Дэвид предполагал. Огромное баронское здание, высокие стены скрывались за густым слоем темно-зеленого плюща. Множественные башни, турели и ступенчатые фронтоны привлекали внимание к потемневшим до фиолетового цвета небесам. Пропищав, над головой пролетели летучие мыши.

Перед входной дверью Дэвид замер и задумался, зачем Джеффри и его жене понадобился такой громадный дом, где, кроме них, никто не проживал. Все это разительно отличалось от жизни Дэвида. Его собственная квартира в самом сердце Старого города была отрадной. Там имелись опочивальня и еще одна комната, где он мог отобедать и вечерами поработать. Служанка через день делала уборку, разжигала камин и занималась стиркой, готовила на кухне завтрак, а иногда и обед, хотя Дэвид предпочитал питаться в трактире или на постоялом дворе. В общем, в отличие от большинства людей жил он очень хорошо.

Но если закрыть глаза на комфорт, по сравнению с этим домом жилище Дэвида было ничтожным. Сложно поверить, что в возрасте Дэвида Джеффри занимал ту же позицию, изо всех сил пытался обеспечить себе постоянный приток работы и нуждался в гарантиях своего успеха. Возможно, именно поэтому он и купил этот внушительный дом? Если рассматривать его с точки зрения успешности, тогда этот факт неоспорим. Джеффри показал нос всем этим важным шишкам из тори⁸, что усложнили начальный этап его карьеры.

Стоя на открытой веранде, Дэвид внезапно разнервничался. С Джеффри ему было комфортно, но вот с его женой он виделся лишь однажды, да и то мельком. И он понятия не имел, кем окажутся другие гости. Дэвид вытер ладони о пальто и, поправив шляпу, сделал глубокий вдох. «Это всего лишь ужин», — уговаривал он себя и бойко постучал в дверь.

Открывшая служанка приняла у него шляпу, пальто и сумку и повела в гостиную, где Джеффри с женой общались с парой среднего возраста и молодой женщиной, судя по всему, их дочерью.

Джеффри заметил замешкавшегося в дверном проеме Дэвида и поднялся с кресла, выразительное лицо озарила яркая улыбка.

— Мистер Лористон! — воскликнул он и подошел поприветствовать Дэвида. — Очень рад, что вы смогли прийти! — Он пожал Дэвиду руку и вполголоса добавил: — Я пригласил человека, с которым вам будет полезно познакомиться.

Он провел Дэвида к компании. Миссис Джеффри поднялась его поприветствовать. Казалось, она его припомнила.

— Мистер Лористон, как приятно вновь с вами встретиться.

Была она обычной неприметной женщиной с желтоватой кожей, русыми волосами и скромными манерами, а говорила с характерным американским акцентом, что звучал тепло и уверенно.

Дэвид принял протянутую руку и неловко поклонился. В душе он беспокоился из-за своей позы и корректности расстояния между ее рукой в перчатке и своим лицом. Его всегда смущали социальные тонкости. Но Дэвид впитал с молоком матери, что на все это стоило смотреть сквозь пальцы. Впитал, что сущность мужского характера важнее вылощенных манер. Его отец — церковный староста и пресвитерианин⁹ — решил бы, что абсурдно судить мужчину по тому, как он держит столовые приборы. Дэвид считал себя предателем всякий раз, когда пытался овладеть такой вот бессмыслицей.