Придворный портной из Арилидилла (СИ) - Лесницкий Константин. Страница 31

— Вы используете их, как рабочую силу?

— Нет, что вы! Господь упаси! — изумился Всеотец, подняв густые брови.

После этих слов он замялся, изменившись в лице. Его сухие губы содрогнулись, а взор виновато опустился в землю.

— Хотя, чего греха таить… Да. Я правда не хотел бы, чтобы это выглядело именно так! Конечно, я один не смогу содержать такой особняк, и они мне очень помогают. Но не думайте, я не перегружаю их и никогда не заставляю работать! И вообще, я создаю их совсем не для этого! Они благодарны мне за то, что я подарил им жизнь, и потому помогают мне. Как дети своему старому отцу.

— Я так понимаю, они относятся к вам именно как к отцу, а не как к мастеру или повелителю?

— Да, именно так. Именно я открыл их, как отдельный вид нечисти. Они — низшие её представители, не способные творить магию, слабые физически и не обладающие высоким интеллектом. Бедные беззащитные существа подобны маленьким детям в вечно молодых, хоть и безобразных телах. Бесы принимают за родителей любого, кого увидят впервые после рождения, как утята. Я просто спасаю их, порождая на свет! Ведь этих маленьких существ мог бы призвать какой-нибудь злющий, как собака, пещерный маг, который гонял бы их до изнеможения!

— Хотелось бы верить, что вы этим не занимаетесь.

— Нет, нет, ни в коем случае! Я не изверг, каким меня выставляют эти радужные старцы из академии! Тем более, я же каждый раз отдаю частичку собственной души, как я могу так обращаться с ними?…

Старик взволнованно приподнялся в кресле, приложив руку к сердцу, но юноша спешно остановил его.

— Я понимаю, понимаю! Не волнуйтесь, пожалуйста!

— Да, да, конечно, конечно. Прошу прощения.

— Кстати, простите за такой вопрос… — осторожно проговорил юноша. — Но есть ли у вас… Извините, "нормальные" дети?

Всеотец вдруг вздрогнул и сжал кулаки, расстроенно посмотрев на гостя. Яну стало очень неловко и он в душе проклял себя за этот вопрос. Но через мгновение Бахогаван глубоко вздохнул и спокойно расплылся в кресле, подперев рукой щёку. Путнику показалось, что его матовые сухие глаза наполнились влагой. Но старик быстро взял себя в руки, твёрдо коротко ответив:

— Есть.

— Вы не хотите об этом вспоминать?

— Не хотелось бы. С этим у меня всегда были проблемы. А в итоге… Ох-х… У меня очень непутёвые дети. Непутёвые…

— Извините. Я услышал, что хотел, — спешно остановил его странник. — Давайте я уже закончу всё это.

— Что же? — поднял брови Бахогаван.

— Не знаю, что значат для вас эти слова и как они повлияют на будущее, но…

— Не томите же!

Ян вздохнул, в последний раз взглянул в окно, на пышную зелёную природу, на прекрасную картину над камином, на игривое пламя и, наконец, в лицо нового знакомого. Впавшие глаза старика с тёмными кругами с интересом смотрели прямо на него. Юноша с грустью приоткрыл рот, медленно начав произносить заветное:

— Вендиго мё…

20. Фиолетовое солнце

Ян так и не понял, произнёс ли он эту фразу до конца или нет. В ушах снова зазвенело, и мир перед глазами расплылся, превратившись в грязную палитру. Юноша схватился за голову и заскрипел зубами, попытавшись подавить внезапную боль. Но она не утихала. Напротив, жжение становилось всё сильнее, стремительно переходя к шее. Странник раскрыл дрожащие веки и увидел перед собой отвратительное безглазое лицо Серкет. Царица держала Яна в метре над полом, грозно оскалив акульи зубы и ощетинив жабры. Вместо культей у неё чёрным огнём полыхали магические протезы. Харийцы враждебно обступили её, а впереди них стоял здоровяк в балахоне, выставив меч.

— Что, хотели душу старикашки упокоить, чтобы я потеряла силу? Как бы не так!

— Как ты смеешь говорить так о собственном отце, ведьма? — прорычал Гензель.

— Я — ведьма? — Серкет попыталась рассмеяться, но выдавила лишь жуткий смешок. — Ты бы на себя в зеркало посмотрел, козёл!

— Замолчи! Отпусти его, сейчас же!

— Правда? Чего ещё попросишь?

Серкет прижала Яна к себе, и юноша почувствовал гнилостный запах болота. Жабры на её лице открылись, и алые щупальца потянулись к нему, источая чёрную дымку. Но вдруг из-за шторы выскочил алиджануб в повязке и пронзил её спину саблей. Царица истошно завопила, и Ян вырвался из хватки, спрятавшись за спутниками. В тот же миг Гензель бросил свой меч и зверем кинулся на Серкет. Они сорвали занавески и вылетели в окно второго этажа с оглушительным звоном стекла.

Воины тут же ринулись за ними. Облако алиджанубов слетело вниз по лестнице и высыпало во двор особняка. Странники же подбежали к окну и высунулись из него. Харийцы кольцом окружили Серкет и по одному выскакивали из строя, нанося удары и выпады своими саблями. Царица прыгала и извивалась змеёй, уклоняясь от всех атак и заливаясь пронзительным смехом. Неожиданно толпу разбил Гензель, налетев на Серкет как пушечное ядро. Она увернулась и схватила его за балахон, с силой отшвырнув в сторону. Здоровяк зачерпнул землю и свалился на живот. Он стал усиленно пыхтеть в попытке подняться. В бесплотной руке Серкет вдруг возник огромный серп, и она швырнула его со свистом. Лезвие вонзилось в широкую спину Гензеля, и он со стоном упал лицом в пыль.

— Чтоб меня! — вскрикнул Сонни и выпрыгнул в окно.

Он упал на землю и выгнулся колесом, жутко зарычав. Порезаные осколками руки начали покрываться шерстью, а пальто захрустело, разрываясь на огромной огненно-рыжей спине. Таситурн и Ян выбежали из комнаты, ветром слетев по лестнице и спустившись во двор. Они остолбенели в дверях, когда увидели, как лис нёсся на ведьму, отбивавшуюся двумя серпами от алиджанубов.

— Стой! — отчаянно закричал Ян.

Сонни одним прыжком перемахнул через воинов и впился когтями в плечи царицы, повалив её на землю. Она взвизгнула и тут же превратилась в дым, растворившись в его лапах. Харийцы замерли в растерянности, озираясь по сторонам в её поисках. Ян бросил Таситурна и подбежал к человеку в балахоне, лежавшему в луже крови.

— Гензель! Гензель!

Здоровяк оторвал сокрытое тьмой лицо от земли и выплюнул песок, которым он хрустел от чудовищной боли. Гензель схватил Яна за руки одной своей большой мохнатой ладонью, и юноша почувствовал на себе его молящий взгляд.

— Последний шанс…

Вдруг позади Яна из воздуха возникла тощая фигура царицы, и она занесла серп над его головой. Но в тот же миг ей в спину прилетела сабля, пронзив насквозь. Серкет схватилась за лезвие и с хрустом вытащила его через грудь, сломав себе рёбра. Рана мгновенно затянулась, и царица развернулась с злобным шипением. На другом конце пустыря стоял алиджануб в повязке. Она медленно пошла на него, скаля клыки и рыча. Хариец стал неспешно снимать с пояса сабли и швырять в неё. Ведьма отбивала клинки ударами серпов, отдаляясь от Гензеля и Яна. Юноша смотрел на всё это в оцепенении. Но вдруг он почувствовал, как Гензель сильнее сжал его руки. Странник повернулся к нему, и тут же его лба коснулся палец здоровяка. Путника оглушило, и он откинулся назад, ударившись головой. Отовсюду он эхом слышал голос человека в балахоне, несясь сквозь тьму вдаль:

— Найди Бахогавана, передай весть. Доделай начатое…

Ян с силой распахнул глаза и вздрогнул он неожиданности. Он снова стоял на пороге особняка, позади него ветер шевелил деревья в саду, пели птицы, а спину приятно грело утреннее солнце. Путник сразу же встрепенулся, осознав всё, что от него требовалось. Он изо всех сил начал стучать в дверь, сдирая кожу на костяшках. Внутри послышались знакомые быстрые шажочки, и тяжёлая дверь нехотя приоткрылась. Как и в прошлый раз, на него снизу вверх, задрав голову, смотрела пучеглазая морда.

— Ты кто? — взвизгнул бес.

— Знакомый Бахогавана. Позовите его, срочно!

— Сейчас, подожди…

— Нет времени ждать! — вскричал Ян и толкнул беса, влетев в особняк.

На него тут же уставились десятки испуганных и удивлённых глаз чертей. Увидев знакомый коридор, путник побежал по нему в поисках лестницы в подвал. Он натыкался на бесов, спотыкался, подскальзывался на затёртых коврах, метаясь по особняку. Наконец, он увидел заветную тяжёлую дубовую дверь, схватил железную ручку и с силой потянул на себя. Слетев по ступенькам он закрылся руками от яркого разноцветного свечения. Перед котлом стоял Бахогаван, внимательно следя за тем, как бес размешивал что-то в нём огромным черпаком. Всеотец развернулся, подняв в изумлении брови и округлив усталые глаза. Но тут же его удивление сменилось гневом. Он сжал губы, а его обвисшие старческие щёки дёрнулись.