Цена на материнство (СИ) - Грант Эмилия. Страница 30

— И правда, что это я? — мама вновь не к месту рассмеялась. Один-ноль. — А тарелку я сейчас еще одну поставлю, Алина. В тесноте да не в обиде, да?

Мне показалось странным говорить про тесноту в комнате на сорок квадратов. До моих восемнадцати лет мы жили в квартире, которая была в два раза меньше этой комнаты.

— Я пойду переоденусь? — Алина переминалась с ноги на ноги. Она что, и правда спрашивает разрешения? Я кивнул. Сам тем временем занял место за столом, исподлобья наблюдая за матушкой. Она лепетала о чем-то отвлеченном, но я хорошо видел и резкие нервные движения, и поджатые губы.

Первое время, после того, как я покинул этот Задрюпинск, мама винила во всем Алину. Да что уж там говорить, она всегда ее недолюбливала, говорила, что моя любовь до добра не доведет. И я как мог оберегал свою Снегурочку от близкой встречи с ней, знал, что мама запросто сможет засунуть свои пальцы в ее раны и хорошенько растормошить. Не из-за злобы на девушку, а по причине того, что мама всегда хотела меня защитить. Своеобразно, но защитить. По крайней мере, именно так ей говорил психолог…

Алина выглянула из своей комнаты довольно быстро, но нехотя. Она переоделась в чистую одежду и с виноватым выражением лица подошла к кухонному гарнитуру.

— Может, чем-нибудь помочь? — осторожно спросила она.

— Нет, — слишком резко и поспешно выдохнула мама. Потом уже более мягким тоном: — Идите садитесь, Алина.

С широким подносом она направилась к столу, водрузила свое кулинарное произведение на подставку для горячего и принялась раскладывать ароматную лазанью по тарелкам.

— А как ваш отец поживает? Слышала, что он в администрацию метил… А мама?

Очень хорошо помню ее по родительским собраниям! — мама поморщилась. — Такая статная и всегда спокойная дама.

Я даже взять слово не успел, словно в замедленной съемке наблюдал, как начала меняться Алина. Снегурочка подобралась, выпрямила спину, с лица исчезло виноватое выражение.

— Отец в настоящее время отбывает срок по ложному обвинению в коррупции, — начала она настолько спокойным и холодным тоном, что я не мог не поразиться ее выдержке. Видимо, поток вопросов про семью научили ее держать лицо. — А мама проходит реабилитацию после повторного инсульта. За свои ошибки моя семья расплатилась сполна.

В комнате повисла тишина, только тихонько жужжала посудомойка. Мама опустила взгляд, в то время как Алина, наоборот, смотрела с вызовом.

— Мне очень жаль, — тихо произнесла матушка. — Такого и врагу не пожелаешь.

— Спасибо, справляемся, — сухо ответила Алина и отрезала кусочек от лазаньи, положила в рот. — Прекрасный вкус! Как в лучших ресторанах Италии.

Мысленно хмыкнул. В каком бы бедственном положении не была моя Снегурочка, гордости ей не занимать. Даже питаясь продуктами “Каждые сутки”, она будет отчетливо помнить вкус трюфелей и черной икры. Помнить, какой жизнью она жила раньше и принимать ту, что досталась ей на текущий промежуток времени. Когда-то она казалась мне маленьким хрупким Эльфом, но теперь… Именно теперь, невзирая ни на что, ее можно сравнить с королевой.

— Рада, что вам, Алина, понравилось, — кивнула мама. И затем, с “внезапно” накатившими слезами выдала: — Гарик всегда помогал нуждающимся, хороший мальчик.

Я чуть не подавился. Ну, снова-здорово! Я уж подумал, что после фразы Алины про родителей, мама отбросит в сторону орудие в виде булавы с колкими фразами на навершии.

— Да, вы так правы, — Алина вступила в игру, и я впервые за вечер почувствовал себя не то, что ненужным — скорее даже лишним! — Это ведь именно он помог устроить маму в Фурденко. Уж не знаю, как бы я без него справилась.

— Жаль только, — мама проигнорировала фразу Снегурочки, — что именно после того, как он добился такого успеха, выяснилось, что в его окружении так много нуждающихся.

И настолько протяжно и тяжело вздохнула, что даже заколыхались салфетки, стоящие в центре стола.

— О да, прекрасно понимаю, — легко улыбнулась Алина, хотя взгляд остался таким же холодным и немного печальным. — Уверяю, это и в обратную сторону работает.

Ммм, а какие брускетты. У вас явно талант к готовке!

Меня восхитило, с какой готовностью Алина уплетала предложенные блюда. Мне же кусок в горло не лез, откровенно не нравилось, что происходило за столом и то, как накалялась атмосфера. Это сейчас они мило осыпают достойными друг друга колкостями, но не удивлюсь, если через десять минут возьмутся за ножи не для того, чтобы отрезать кусок от блюда.

— Да? — переспросила мама. — Это очень просто. Уверена, что при некоторой практике испечь чиабатту и нарезать томаты будет и обезьяне не в проблему.

Внезапно из прихожей раздалась трель телефона. И поставленная на звонок музыка свидетельствовала, что звонят из офиса. А значит, ответить надо. И желательно срочно.

— Постарайтесь, пожалуйста, не сцепиться… в кулинарном поединке, — устало выдохнул я. — А мне надо ответить на звонок.

Звонили и правда из офиса, из корейские партнеры прислали правки к договору, которые следовало срочно одобрить. Меня не было в зале, совмещенном с кухней, минут двадцать. Пришлось подниматься в свою комнату, включать ноутбук, обсуждать с главным юристом, чем нам грозит тот или иной пункт. Я очень боялся возвращаться вниз, боялся увидеть картину, где одна из женщин вцепляется в волосы другой и вырывает клок, размахивает им как трофеем. Брр…

Когда вышел к лестнице, до меня долетел тихий разговор. Я прислушался.

— Вы простите меня, пожалуйста, за то, что произошло в прошлом, — голос Алины.

Теперь в нем ни гордости, ни надменности. Снегурочка, к которой я уже успел привыкнуть за последние дни.

— Ты мне одно скажи, сильно жалеешь? — а вот и мама. Тоже другим голосом и уже перейдя на “ты”.

— Жалею? — я представил удивленный и открытый взгляд Алины при этом вопросе. — Жалею только о том, что сильно обидела вашего сына в свое время. И вас, я думаю, что тоже обидела. Простите.

— Да, забыли, — тут мама наверняка махнула рукой. — И не жалей. Лучше попросить прощения за содеянное, чем просто жалеть о прошлом. Бессмысленно это все. За мной, к сожалению, тоже много грешков водится. И не за каждый у меня есть возможность извиниться, даже перед Игорем.

Я не верил своим ушам. Неужели за какие-то двадцать минут эти две до одури гордые женщины смогли примириться?

— Знаешь, я ведь один раз встречалась с твоим отцом, — неожиданно произнесла мама, и я снова прислушался, как какой-то трехлетний мальчик, стоящий под дверью и ловящий каждое слово взрослых. — Он сам меня нашел, на следующий день после того злосчастного выпускного. Денег предлагал, чтобы Гарик навсегда уехал и желательно, куда-нибудь подальше.

— А вы? — голос Алины звучал хрипло. Наверняка ей тяжело было слышать такое об отце.

— Взяла, — с досадой ответила мать. — Мне и делать-то больше нечего было, он рогом уперся — уеду, говорит. А мне хотелось, чтоб если уж уедет, и устроиться на первое время смог, и на билеты хватило. Дура была. Ну да ладно… А отца твоего жаль, серьезно. Он хороший мужик, его все в нашем городе любили. Он с тебя пылинки сдувал, все пытался сделать, чтобы вас с Гариком разлучить. Я слышала, что и ему денег предлагал, но сын не взял. Хороший мальчик. Вот как был хорошим, так и остался! Меня, опять же, не оставил, несмотря на то, что половину юности я ему точно изгадила.

— Не говорите так! — с возмущением выдала Алина. — Он вас всегда очень любил. И принимал такой, как есть. Ради любимых людей никаких принципов и гордости не жалко.

— Вот тут верно, — мама усмехнулась, — за это предлагаю выпить.

Послышался звон бокалов. На душе будто кошки скребли: то ли от осознания того, что именно Лебедев дал “начальный капитал” моему становлению, то ли из-за того, что мать так об этом и не рассказала. Но пора было возвращаться.

Намеренно громко я начал спускаться.

— Не говори ему, пожалуйста, — услышал тихий голос матери. И уже громче и задорнее: — Не говори никому этот прекрасный рецепт, что я тебе раскрыла!