Битая грань (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна. Страница 30
— Ого…
Она по-глупому уставилась на погасший экран смартфона.
— Ты смотри, не совсем потерянный человек, оказывается. Есть искра разума в голове, — хмыкнул Саша, похоже, не пропустивший ни единого слова.
Наконец-то закрыл ее дверь и обошел авто, сев за руль. А у Кати словно в голове что-то щелкнуло.
— Это ты устроил, да? — повернулась к нему, все еще не собрав мысли толком. — Не нужно было, Саша…
— Нужно. Она тебе не одно извинение задолжала за все то время, что ты в этой компании проработала. И уж точно, не ей штрафы тебе назначать, — резковато отрубил Ольшевский, тронув машину с места, таким голосом, что сразу было очевидно: Кате не переубедить его никакими доводами. — Ни одна тва… дура, — исправился он, косо глянув в сторону скривившейся котены, — не имеет права орать на тебя. Тем более что она и мизинца твоего не стоит, малышка, — так твердо, будто пытался закодировать Катерину, вложив данную мысль ей в голову, заявил Саша, вернувшись к наблюдению за дорогой. — И я обещал, слово дал, что никому обижать тебя не позволю, котена, и решу все.
Обещал, она помнила, хоть и не восприняла настолько буквально.
Катя промолчала, вновь не до конца уверенная, что знает, как с ним спорить. Да и о чем? Он ее потряс в очередной раз. Сбил с толку и зародил в душе что-то такое, о чем Катерина даже не думала, примчавшись в галерею пару дней назад. Саша ее околдовывал, заставлял проваливаться в него, как в омут. Затирал в памяти то осознание, что у их отношений есть конечный срок… И это было опасно для самой Кати и ее спокойствия.
Но так непривычно, что за нее заступились. Отвыкла от этого. Пожалуй, и не брал на себя никто эту роль с того момента, как погиб отец, а сам Ольшевский на тот момент окончательно переехал в столицу. Это понимание и новую реальность надо было уложить внутри себя так же, как и полное одиночество ранее.
Оказывается, и к хорошему нужно привыкать, пусть это и легче, чем бороться с жизнью один на один. Или сказывался целый день, проведенный в блаженном отдыхе? И говорить громко не хотелось сейчас. Тем более думать о сложном.
Только вот однажды он уже исчезал. Да и теперь они вроде как о нескольких месяцах договорились. Что она потом делать будет? Как не влюбиться в него? В настолько потрясающего и будоражащего все ее чувства мужчину, если даже дышать рядом с ним ровно не выходит — сердце в галоп пускается…
Отвернулась, пытаясь вспомнить о реальности.
За окнами мелькали огни ночного уже города, хоть было и не так поздно. С неба стало нести мелкой противной моросью, облепляя каплями все окна, а в салоне авто повисла тишина. Не тяжелая. Однако оба словно прислушивались друг к другу. При этом в молчании Саши четко улавливалась категоричность его позиции.
— А документы мои у тебя? — не стала обострять или как-то провоцировать напряженные темы, вновь посмотрев на Сашу.
— Да, дома лежат у нас, я забрал сегодня, — он тоже коротко глянул в ее сторону, но ответил уже мягче и спокойней.
«У нас дома»…
К этому ей тоже еще не удалось привыкнуть. Но Катя только кивнула, вдруг поймав себя на мысли, что не может отвести глаза: любуется тем, как высвечивается мужской профиль этими ночными огнями, как тени внутри салона делают его лицо еще более четким, будто высеченным из некого живого камня. И руки… так уверенно, четко управляющие мощным авто. Широкие плечи, сами движения всего тела: выверенные, отточенные, полностью им контролируемые. Катерину все в Саше как завораживало. И чем дальше, тем больше. Она не могла оторваться от него, буквально.
Вот и сейчас ладони сами к нему тянулись. Коснулась его щеки, погладив, сначала неуверенно, словно еще не усвоив внутри себя, что имеет право. Но Саня тут же довольно улыбнулся и как-то так по-животному, будто огромный пес (или тот самый серый волк, которым ей уже казался!) повернул голову, подставляя и даже требуя, чтобы зарылась пальцами в его волосы, что не удержаться! Подалась вперед, перебирая короткие жесткие пряди. Он чуть извернулся и легко куснул ее за основание ладони! И все это — не отрываясь от дороги!
У Катерины обжигающая дрожь по всему телу, и как-то разом жарко стало. Забыла уже, что расслабилась до предела. Наоборот, моментом взбудоражен каждый нерв! Губы пересохли, а во рту слишком влажно, лизнуть бы его в эти ухмыльнувшиеся губы (четко уловил же все, что с ней творится!), самой за подбородок укусить…
И тут Катерину вдруг накрыло как-то такой дерзостью, бесшабашностью и куражом, как в пятницу, пусть и не доводил никто, да и не пила же. А как микровзрыв вселенной внутри, и все из-за Саши!
Рука вниз скользнула, погладив его шею, плечо. Позволила себе уронить пальцы на его крепкое и мощное бедро, проведя ногтями по брюкам у коленей, дразнилась.
— Ты мне еще кое-что обещал, — тихо напомнила голосом, который даже ей самой показался откровенно чувственным, глубоким, с хрипотцой.
Ух! Катя и не помнила, чтобы раньше умела вот так говорить! А с Сашей оно в ней само все словно вскрывалось!
— Что именно, котена? — кажется, искренне заинтересовался Санек, продолжая то на нее поглядывать, то на дорогу. И в его голосе тоже, будто надтреснутость отдалась эхом.
— А я ведь просила тебя не забыть, С-а-а-ша, — чуть проказливо протянула Катя, по правде, балдея от того, что может быть с ним такой, что в себе нечто новое и глубинное открывает не опасаясь.
И щелкнула замком ремня безопасности, одновременно накрыв ладонью его пах. Сильно сжала через ткань брюк член, тут же толкнувшийся ей в ладонь волной мощной эрекции. Вот моментом!
Господи! Она себя такой соблазнительной ощутила! Искренней и способной на все без стеснения… Он не обидит и не посмеется, тоже слово давал. А Саше она верила больше, чем кому бы то ни было.
— Мля! Малышка! — Александр шумно выдохнул сквозь зубы, со свистом. — Я за рулем. Это, вероятно, не самая здравая идея…
— Вот и держи руль, не отвлекайся, — велела она этим голосом, от которого сама шалела.
И, чувствуя себя немного распущенной и очень дерзкой, расстегнув ширинку брюк Саше, наклонилась, чуть сдвинувшись на сиденье. Не позволила ему помешать ей, даже с трепетом и предвкушением, обхватила губами, влажным языком наливающуюся головку его члена, твердеющую прямо у нее во рту.
Она прикалывается?! Б*я!
«Не отвлекайся»?!
Да у него в глазах потемнело, и в грудь словно вбили раскаленный кол! Как тут за дорогой следить?! Про то, что творилось с его пахом, где одурительно-влажный, горячий рот котены сейчас выделывал нечто невероятное с его членом, и вспоминать нечего! Мошонка поджалась, бедра сами рвались вперед и вверх, руки пекло от желания загрести полной пригоршней ее волосы на затылке, зафиксировать и жадно, бешено трахнуть Катю в этот офигительный рот!
Как тут за дорогой следить, епер**ый балет?! Когда хочется тупо вжаться затылком в подголовник, зажмуриться и кайфовать! Так реально недолго въехать в первый же фонарный столб. Но и остановить ее — никаких сил, да и желания!
— Катя! Твою ж налево, мля! Нельзя же так!
Втянул в себя воздух сквозь зубы, хрипло ругнулся, когда Катя как-то жадно, влажно, с причмокиванием прошлась по его члену губами, чуть ли не насаживаясь горлом по всей длине!
— Говорил, что мне все с тобой можно, — невнятно и дерзко, поддевая его, ввернула малышка, щекоча языком какую-то одурительно-чувствительную точку на его крайней плоти, по ходу. Еще и улыбается при этом — он же чувствует!
— Гов-о-о-о-рил, помню, — застонал, не удержался.
Хотя вообще как-то редко его пронимало настолько. Даже профессионалки скорее расслабляли, а не заводили с пол-оборота до того, что у него все тело взмокало и пульс фигачит под сотню! Толкнулся все же, чуть не до глотки ей достав, так, что Катя аж поперхнулась немного. Жадность какая-то по ней, невыносимая, неутолимая! Ограничители не работают.
Но и она не отстраняется, больше в рот берет!
Да, ясно, чувствовалось, что ни фига Кате не привычно, все как в первый раз, пробует. Помнил, как говорила, что и не делала такого ни разу, а с ним хочет… И от этого Саньку только сильнее в голову бьет. Как прицельный с глушителем бахнул, и мозги в кашу!.. Бесповоротно. А она еще и задыхается, сама вся горит, он ее возбуждение от того, что Катерина делает, словно всеми нервами на коже ощущает! И то, как жадно она дергается, пытаясь глотнуть воздуха, и вновь губами, языком, пальцами на нем! Балдежь!