Встретимся в Силуране! - Голотвина Ольга. Страница 88

Благородные господа потрясенно молчали. Наконец Пилигрим отверз уста:

— А что еще? Ты вроде все сказал... кроме размера сапог Хранителя замка.

— Как у Айфера, — не задумываясь ответил Рифмоплет. — У почтеннейшего Тагитума из Рода Авипран очень большие ноги.

— Откуда ты все это знаешь? — вырвалось у Ингилы.

— А это, стрекозка моя, как раз лишний вопрос и есть! Впрочем, тебе, моя радость, так и быть, отвечу: все это я увидел во сне. Хороший такой был сон, подробный... Правда, приснился он мне не вчера, а год назад, но в Замке Темного Ветра ничего не меняется десятилетиями... Ну и что мы со всеми этими сведениями будем делать?

Все загалдели хором. Обрушившееся на пеструю компанию богатство будоражило воображение. Все наперебой предлагали планы побега, что-то дружно высмеивали, что-то сообща подправляли. Не утерпел даже Эрвар, начал давать через подоконник советы. И совершенно напрасно он привлек к себе внимание: Пилигрим вцепился в него не хуже пиявки и после долгих уговоров вырвал обещание доставить государя после побега в Грайан — ведь гавани наверняка будут перекрыты, а дороги осенью никак не годятся для того, чтобы уходить по ним от погони.

Постепенно из словесной сумятицы и бестолкового шума начал лепиться более или менее определенный план. Сначала он выглядел просто безумием; потом, наоборот, стал казаться настолько простым и очевидным, что было непонятно, почему из замка до сих пор не разбежались все узники. А когда схлынуло возбуждение и утихомирились самые горячие головы, стало ясно: в плане уйма слабых мест. Но с этим пришлось смириться: время работало против заговорщиков.

— Завтра будет зажжен погребальный костер короля Нуртора. — Пилигрим мрачно глядел в ночную тьму поверх головы дракона. — Послезавтра утром Нуренаджи примет корону.

— Значит, завтра! — кивнул Сокол. — Надо условиться где встретимся, если придется уходить врассыпную.

Как выяснилось, никто не знал город настолько хорошо, чтобы назначить место встречи. Ингила была в столице еще девчонкой, странствовала с родителями. Пилигрим был неплохо осведомлен о городских достопримечательностях, но не могла же пестрая компания сойтись возле статуи Хасхоута Основателя или на дворцовой Галерее Всех Предков! А Рифмоплет, на которого все взирали с надеждой, только рукой махнул... И тут Айфер очень вовремя вспомнил про трактир «Золотая синица», который назвал, прощаясь, Ваастан. А что, место не хуже прочих...

Куда сложнее было определить исполнителей плана. Как, например, втолковать Айферу, что с его ранами лучше не соваться в драку? Он тут же начал вертеть над головой скамью: доказывал, что здоров. Доказал, дурень: раны открылись, кровь проступила на повязках... А госпожа Арлина, которая при любой расстановке сил желала быть рядом с мужем? Ее с трудом убедили, что она — «засадная сотня»: в случае неудачи кто выручит Сокола и остальных, как не чародейка?.. Аранша тоже не желала оставаться в стороне от заварушки: она, видите ли, десятник! Пришлось грубо напомнить ей, что кормящая мать наемницей быть не может. Смирилась, но как огорчилась! Успокоилась лишь тогда, когда ей и Айферу дали задание: выдав себя за супружескую пару, снять на окраине хибарку. Вряд ли удастся сразу покинуть город, так будет убежище...

А какую бурю вызвали неосторожно брошенные кем-то слова: «Заодно и за детьми присмотришь...»

Звенящим от обиды голосом Ильен потребовал, чтобы ему объяснили: о каких это детях идет речь? Ребенок здесь один — вон, завопил в мокрых пеленках! А его, Ильена, поздно пеленать! Он намерен спасти своего короля! Ильен Звездный Луч из Рода Ульфер ничего не боится и готов отдать жизнь за...

Мальчик оборвал гордую тираду, заметив, каким взглядом смотрит на него Хранитель.

— Ну, все, — хрипло сказал Ралидж, вставая и отстегивая Саймингу. — Кончилось, парень, мое терпение. Сейчас я тебе устрою... за все хорошее. — Он снял кожаную перевязь и не спеша сложил вдвое. — Вечно скулишь, что я к тебе не как к родному?.. Ну, я тебя сейчас как родного... мало не покажется!

Ильен не сразу понял, что Хранитель собирается делать. А когда понял — завизжал, метнулся под стол, вынырнул с другой стороны и протестующе завопил:

— Это нечестно! Мой дедушка тебя никогда... даже пальцем!..

— Я твоему дедушке так нервы не трепал! — рявкнул Ралидж, высоким прыжком перемахнул стол и вцепился мальчишке в плечо. Тот безнадежно дернулся и зажмурил глаза, ожидая первой в жизни порки.

И ничего не произошло.

Осторожно приоткрыв глаза, Ильен с облегчением увидел, как на лице Хранителя гнев сменяется озадаченным выражением.

Выпустив плечо мальчишки, Ралидж начал застегивать на себе перевязь.

— Вообще-то трепал... — неохотно признался он. — Еще и похуже трепал...

— Ладно, — вмешалась Ингила, — раз мальчишка рвется в дело, могу взять его с собой. Ты, малыш, вроде говорил, что умеешь играть на лютне?

— Немножко... Я в Ваасмире у одного купца жил, его жена меня учила... — зачастил Ильен, от волнения пропустив мимо ушей оскорбительное слово «малыш».

— Вот хорошо, а то с нами Рифмоплета не будет. Без музыки что за представление... Ой-ой-ой, чуть не забыла! Дорогу-то мне никто не растолковал! Как я завтра до тюрьмы дойду?

— До тюрьмы? — подмигнул Рифмоплет. — С нами-то? Да любой дорогой!

41

Стражник в фиолетовом плаще и чешуйчатом шлеме ошарашенно вертелся на месте, отпихивая древком алебарды то вьющуюся юлой худенькую девчушку, то коренастого типа в пестром плаще циркача, то меланхоличную морду невзрачной лошаденки, то белобрысого мальчишку с лютней, то рослого мужика.

— Дя-аденька, ну, пожа-алуйста!.. Дя-аденька, ну, доз-во-оль!..

— Всё как договаривались: капусты два мешка, да такая отборная, кочан к кочану...

— Это в городе траур, это в городе плясать нельзя, но здесь-то не город! Правда-правда-правда!

— И репы мешок, без обману, честь по чести...

— Дя-аденька, ну, ради всех бого-ов!..

— Дорогу развезло, кобылка еле тянет, но мы — честь по чести, как уговор был... брюква еще...

— Нам тоже как-то жить надо, благородный господин! Ведь не мы же короля убили, а из-за траура этого — хоть с голоду помирай! Верно-верно-верно!

— И еще яйца в плетенке, соломой переложены... стухнут яйца-то...

— Дя-аденька... ну, сде-елай милость!..

— Он пустит нас, братик, пустит! У благородного господина глаза добрые! Он пожалеет маленькую циркачку и ее семью!

Глаза у стражника были не добрые, а ошалевшие.

— А ну, молчать! — рявкнул он наконец. — Заткнись, егоза настырная, и братишке своему вели не ныть! И ты замолкни... брюква деревенская!

Все было напрасно. Грозный окрик утонул в причитании, мольбах, хныкании, упорном перечислении мешков с овощами...

Зато совсем иное действие произвел негромкий голос из-за спины стражника:

— Что здесь происходит?

Разом воцарилась тишина. Даже крестьянская лошадка опасливо попятилась, перестукнув копытами по подъемному мосту. Как будто даже она, саврасая дуреха со спутанной гривой, поняла, что Хранителя замка лучше не сердить.

Тяжелой неспешной походкой грузный седой человек обогнул застывшего стражника, шагнул на мост.

— Почему ворота нараспашку?

Стражник обрел голос:

— Господин, тут овощи для кухни привезли... вот эти двое... Мы с напарником мост опустили... чтоб телега... а тут эти набежали...

— Благородный господин! — взмолилась циркачка нежным, жалобным голоском (словно не она только что вопила на всю округу). — Не гневайся, выслушай бедную маленькую актрису! Мы отстали от труппы — я, муж и братик... Пришли в Джангаш — усталые, без медяка... а здесь — траур! Горе, оно, конечно, горе, а только нам же работать надо! А городская стража нас — в шею! Но тут же не город! Мы...

— Так, понял! — перебил ее старый Тагитум. Циркачка тут же смолкла. Хранитель обернулся к стражнику: — Овощи — на кухню. Мужики пусть ждут: шайвигар вернется из города — расплатится с ними.