Странствие (СИ) - "Алексис Канте". Страница 14
Тин и Бат повели Сокундо Амита в мраморный коридор на стенах которого сражались древние Выжившие. Там, поближе к выходу, их ждали второй раненый и Эран, собравший оружие наемников и остальную поклажу.
Гулуй остался, чтобы закончить обряд, он не спеша подобрал оружие, вытер его, вложил в ножны и, степенно поворачиваясь к каждому из богов, изображенных на барельефе, пять раз преклонил колено.
— Я сделаю все, чтобы облегчить твой путь! — поклялся он Страннику.
— Спасибо, что не мешаешь мне, Госпожа! — возблагодарил бабку.
— Я гол перед тобой! — признался он Палящему Оку.
— Я хочу поскорее зажить сладкой жизнью! — пообещал он Вселенскому Древу.
— Ты должен спать вечно! — указал Гулуй Двухголовому Демону.
Неудовольствие Первого Явителя принц чувствовал всей кожей. Он развернулся к трибуне, соединил руки на груди особым жестом, прижав одну тыльную сторону ладони к другой, и слегка наклонил голову в ритуальном поклоне. Затем распрямил шею и принялся ждать.
В эту игру они со старцем играли довольно давно. На первом, втором испытании Гулуй спешил, выполняя должные обряды порывисто, как и свойственно его натуре. Элирикон тогда еще мог ходить, и ходил он столь медленно, что однажды затянул церемонию до первого танца Богини. Семь лет назад старец был высок и дороден, сейчас же он стал сморщен, как подгнивший гриб, и съежен, словно мокрый песок.
Элирикон приподнял немощную руку и сделал еле заметный знак. Пара сильных, специально подобранных явителей бросилась к нему по мраморным лестницам. Легко подняв носилки, они мелкими шажками понесли Первого явителя к верхнему ярусу, где висел громадный бронзовый гонг.
Шестнадцать хранителей Святого Корабля первыми пошли за носилками: восемь из них подняли и понесли шестифутовую реликвию, сделанную из обломков Великого флота, шикарно разукрашенную изумрудами и драгоценными камнями, с парусами из посеребренной ткани и золотыми веслами, свисающими с бортов; еще восемь хранителей охраняли реликвию, шагая вокруг с острыми длинными кинжалами, вынутыми из ножен. Следом семенили жрецы-прислужники, таща внушительные колотушки с медными набалдашниками.
К процессии присоединились остальные явители, и она восходила величественно, а Гулуй поблагодарил Странствующего Бога за то, что Элирикона несут. По крайней мере, Первый Явитель не мог остановиться, как бывало раньше, — когда он внезапно застывал на ступенях и стоял там, будто статуя, опираясь на помощников, вроде как молясь богам, на деле же испытывая терпение Гулуя.
Безжалостная Госпожа хоть и была младенцем — плакать не собиралась. Наоборот, стены Облачного Замка заметно поредели, а Око показалось и принялось подсчитывать людские грехи. Гулуй переминался с ноги на ногу и вытирал пот — излишним благочестием он не отличался. И вот настал момент, когда явители подняли голубое кресло над головой, и оно словно слилось с небом, вплотную приблизив Элирикона к округлому соску гонга. Первый Явитель принял в руку маленькую серебряную палицу — знак его сана и легонько ударил в гонг, тем объявив, что Глава Гильдии выжил.
Этого звука принц не услышал. Громкий звон появился, когда Элирикона развернули и понесли вниз, а четверо явителей стали размашисто бить то по соску, то по телу гонга, задавая ритм и извлекая божественную мелодию явления.
Жрецы Странника принялись вопить, распевать, вскрикивать разноголосым оркестром:
— Он выжил! Он выжил! Слава Выжившему! Он выжил! Слава Выжившему! Слава Выжившему!
Несмотря на усталость и недовольство Гулуй ощутил воодушевление. Считалось, что Странствующий Бог уже тогда наблюдал за людьми — во время Последней Битвы! И именно тогда он восхитился храбростью и страстью Выживших! Так случилось его Первое Восхищение!
Гонг гулко пел на всю округу, и как всегда Гулую казалось, что он слышит крики толпы, находившейся снаружи. Носилки Элирикона, наконец, прошествовали рядом с принцем — Первый Явитель подслеповатыми глазами всматривался в небо, не замечая никого вокруг. За ним неспешно проплыл Святой Корабль. Многие явители пришли в экстаз — они протягивали руки к небу, восторженно крича, некоторые тряслись всем телом.
Гулуй покидал арену последним, как и полагается Выжившему. Он вступил в выходной коридор, буравя взглядом спины уходящих жрецов. Хламиды явителей потемнели в сумраке коридора и стали похожи на океан перед бурей. На полпути к воротам арены к нему протиснулся Бат.
— Дисс потерял много крови. Он в полузабытьи! Странник возвращает его воду себе, — закричал лекарь в ухо Гулую, пытаясь перебить гомон явителей.
На заре времен Странствующий Бог наделил воду особой силой, изменив ее цвет на красный. После ранения он забирал воду Дисса обратно, чтобы дать жизнь новым людям.
— Я попрошу Странника и бабку повременить с Диссом, — ответил Гулуй. — А ты должен его спасти!
— Я перетянул рану, но нужно поскорее доставить его к нам.
Принц хотел бы растолкать явителей, отвесить им пару весомых подзатыльников, какими он воспитывал Шана — жаль это было невозможно. Глава искателей моря Виауриг говорил ему, что в древности не явителей, ни лекарей, ни даже оруженосца на Арену не пускали. Воинам просто выдавали оружие и запирали дверь. А услышав стук, отворяли тому, кто выжил. Гулуй поморщился: «Так честнее... Так все решали боги».
Однако ему будет жаль, если Дисс умрет. Он хотел бы посидеть с ним в придворцовых тавернах, угостить добрым вином и послушать байки о Спорных Землях, если, конечно, разбойник не лжет.
Гулуй полагал: Спорные Земли необходимо захватить. С ним соглашался и старший брат Гед — наследник престола. Если бы ему дали три или даже два легиона!
Гулуй принялся молиться, пока его Госпожа ползала еще неразумным дитем и не была чересчур жестока. Бабка иногда прислушивалась к нему. Принц шел и повторял молитву до тех пор, пока впереди не отворились врата, и Око не залило проход своим светом.
К возгласам явителей присоединились крики уличной толпы. Выйдя из Арены Выживших Маурирта увидел длинную площадь Фанатика, запруженную народом. Со всех закоулков Колыбели: c Южного порта, с Гнилых кварталов, с района плавилен, с северных лабиринтов Бесконечной улицы и даже с Садовых Домов, в которых жили лорды и купцы, сюда стекались люди в надежде поживиться дарами Праздника Выживших. Мало кто пришел просто поглазеть от скуки — осенью в столицу подкрался голод. Разноперая толпа колебалась туда-обратно, будто взбешенная волна, и лишь оцепление из стражи Постоянного легиона предотвращало хаос.
Площадь Короля-Фанатика узка, как минога — сто пятьдесят лет назад вместо нее стоял старый храм во славу Неумолимой Богини. Но король Ситласар Четвертый объявил, что незачем поклоняться злу и предательству, снес храм и устроил площадь, на которой сотнями казнил своих врагов и пленников. В итоге, короля прозвали Фанатик. Все время его правления занимали распри и религиозные войны.
Гулуй находил деяния Фанатика прескверной ересью, хотя о том, чтобы заново отстроить храм нисколько не заикался. Ему по нраву битвы, а не храмы и уж скорее он захотел бы что-либо разрушить, чем построить.
В празднике участвовало три полных четверки Выживших, в том числе и его личная. Воины Гильдии резко выделялись из толпы и стражи: черно-синие доспехи, открытые железные шлемы с красными хвостами из конских волос, надежно прикрывающие не только череп, но и шею. А главное — уверенность и сила Выживших! Оставшаяся часть его соратников охраняла храм Выживших, внутренние покои короля и принцев в Сокрушенном Дворце, остальные выполняли различные поручения. Здесь же воины стерегли портик Арены и боковую террасу со знатью, возвышавшуюся над площадью. Торопясь, Гулуй подозвал Лонка Бритву — капитана шестой четверки и немедля повелел ему:
— Растолкай толпу и доставь раненых к искателям. И поскорее! За одного из них Бат беспокоится!
Бритва, получивший прозвище за тщательно выбритое лицо и дорогую фамильную бритву, был на пару лет старше принца. Он служил рьяно и неистово. Торговому сыну трудно пробиться в Гильдию, но Лонк всю жизнь грезил поступлением, и еще мальчиком начал приходить в храм за большую плату, где подружился с Маурирта. Благо старый купец имел других сыновей и не препятствовал ему. Гулуй и Лонк словно одной масти, и Лонк стал одним из доверенных капитанов.