Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 20

Организация границы на российской стороне

Свершения С.Л. Владиславич-Рагузинского на этом не заканчиваются. Он оставил свой след еще и на государственной границе, где посодействовал созданию условий, необходимых для успешного восстановления государственной торговой монополии.

20 августа 1727 года, то есть вскоре после заключения Буринского договора, Савва Лукич возвратился в Селенгинск, чтобы проводить обоз Третьякова — Молокова, а также дать указание на строительство пограничных торговых пунктов и укреплений. Окончательные его полномочия в качестве посла истекали следующей весной 1728 года, после ратификации Кяхтинского договора. Он издал серию подробных инструкций, касавшихся нескольких чиновников, назначенных заниматься пограничными делами, а также составил инструкции по вопросам организации границы, разделению административной ответственности, порядку донесения по команде и подчинения, а также по возведению постов и сооружений.

Общую задачу управления всеми делами на границе С.Л. Владиславич-Рагузинский поручил полковнику Ивану Дмитриевичу Бухгольцу, назначенному пограничным комендантом и руководителем генерального пограничного управления, открытого в Селенгинске, расположенном в в 80–95 километрах от Кяхты и 325 километрах от Иркутска по реке Кяхте. Пограничному коменданту вменялось в обязанность исполнение всех положений нового договора и соглашений, надзор над двумя торговыми приграничными пунктами после их постройки (в Кяхте и Цурухайтуе), а также поддержание конструктивных отношений с маньчжурскими чиновниками в Угре и на границе. Ради выполнения последнего из перечисленных выше поручений ему делегировались полномочия на непосредственное общение со своим коллегой на монгольской стороне тушету-ханом, для чего ему специально изготовили личную печать. На случай поездки в Угру для проведения консультаций с тем же ханом или маньчжурскими чиновниками И.Д. Бухгольцу приходилось заранее заказывать почтовых лошадей, предоставляемых ему маньчжурами, причем по первому требованию, как это предусматривалось условиями соответствующего договора. Ему предписывалось проявлять особую заботу о посланниках, следовавших из Москвы или из Пекина, предъявивших указание на пересечение границы по пути в одну из данных столиц. Делегациям, прибывающим из Пекина с бумагами из Лифаньюаня и с паспортом, полковник Бухгольц обязан был выдать разрешение двум или трем ее участникам на продолжение пути и снабдить их на дорогу всеми необходимыми вещами. Если прибывал русский курьер из Москвы или Тобольска, в Угру незамедлительно отправлялось по этому поводу соответствующее уведомление с напоминанием о том, что по условиям заключенного договора такому курьеру требовалось предоставление разрешения на беспрепятственный поезд до Пекина.

Селенгинск. Репродукция из книги Джеймса Гилмора «Среди монголов» (Among the Mongols). New York: American Tract Society, n.d. C. 39. Фото снято в 1860-х гг.

Полковнику И.Д. Бухгольцу как пограничному коменданту подчинялись все расположенные поблизости воинские части, и он должен был держать в готовности к бою один батальон на реке Чикой, а также на всех заставах в дополнение к полку, который предстояло поставить гарнизоном в новом пограничном остроге Троицкосавск. Он не обладал никакими полномочиями на самостоятельное объявление войны или приказа на наступление, зато ему предписывалось уклонение от втягивания в застаревшую китайскую вражду с джунгарами. С.Л. Владиславич-Рагузинский особым распоряжением наказал ему, чтобы он пресекал попытки перегона скота на территорию Монголии, который может послужить продовольствием китайским войскам, находящимся в зоне вооруженных столкновений. Ему следовало поддерживать тесный контакт с Лоренцем Лангом по вопросам общения с китайцами, причем переписку по вопросам, составляющим государственную тайну, требовалось вести только с применением особого шифра. С.Л. Владиславич-Рагузинский советовал назначенному им полковнику воздерживаться от прямого вмешательства в рутинные дела на границе и в торговых городах, так как на такой случай туда назначены свои чиновники с их собственными конкретными указаниями на ведение дел. Ему приказали обо всех происшествиях докладывать непосредственно воеводе Иркутска (Михаилу Петровичу Измайлову) и генерал-губернатору Сибири в Тобольск (Михаилу Владимировичу Долгорукову). Таким способом ему предоставлялся относительно оперативный доступ в высшие инстанции, пусть даже в пределах все еще колониальной иерархии Сибири.

Строительство Селенгинской крепости, где панировалось разместить Главное управление И.Д. Бухгольца, на новом для нее месте затягивалось. 15 января 1728 года в Селенгинск прибыл лейтенант-бомбардир Преображенского Гвардейского полка Абрам Петрович Ганнибал. То есть не кто иной, как арап Петра Великого, отец генерал-лейтенанта Ивана Абрамовича Ганнибала, известного своими боевыми свершениями и восстановлением Херсонского форта в 1778–1781 годах, и к тому же прадед по материнской линии поэта Александра Сергеевича Пушкина. По всеобщему признанию, Ганнибал приходился сыном одному абиссинскому князю и числился турецким подданным, которого в юном возрасте отдали в гарем султана в Константинополе. Откуда в 1705 году по указанию Петра I его вывез посланник С.Л. Владиславич-Рагузинский! Царь Петр Алексеевич в 1717 году послал Ганнибала во Францию для обучения военно-технической специальности, и, как оказалось, там его ждали большие приключения как добровольца, поступившего на службу во французскую армию, воевавшую в Испании. На той войне его ранили и взяли в плен. После возвращения в Россию, пять лет спустя, он выполнил инженерно-технические задания в Кронштадте и Казани, а потом его отправили в Селенгинск. Осознав, что ему предстоит свершить, Ганнибал впал в уныние от грандиозности стоявшей перед ним задачи. К концу весны он слезно жаловался в письме С.Л. Владиславич-Рагузинскому на судьбу и подал прошение, чтобы его освободили от порученного дела. Он предупреждал, причем весьма умеренно, о том, что у него отсутствует опыт в сооружении крепостей; а также горевал по поводу отсутствия на месте необходимых справочников и инструментов, а также жаловался на то, что его деньги по окладу и командировочные затерялись где-то в пути. Никого не предупредив, без разрешения на то руководства он уехал в Тобольск. Еще одним указом, от 17 июля 1728 года, ему предписывалось возвратиться в Селенгинск, но он проявил своеволие, и его в конечном счете под стражей препроводили в Томск. На смену А.П. Ганнибалу прислали инженер-прапорщика Семена Бабарыкина (Бобарыкина), которого из-за разнообразных нарушений дисциплины отозвали в том же 1731 году. Планы строительства новой и мощной крепости, выдвинутые С.Л. Владиславич-Рагузинским, остались без воплощения.

Пусть Селенгинску не суждено было превратиться в мощную военную твердыню, рос данный город завидными темпами и, по крайней мере, от остальных сибирских городов тех дней отличался выразительностью своей архитектуры. Немецкий натуралист Иоганн Георг Гмелин, сопровождавший Г.Ф. Мюллера во время его 2-й Камчатской экспедиции, посетил Селенгинск в 1735 году и описал его как крупный приграничный город. На его территории тогда насчитывалось пять зерновых складов, два пороховых склада, две церкви, несколько лавок, два трактира и винный погреб. К концу XVIII столетия мужское население Селенгинска составляло 2597 человек, а общую численность населения тогда можно оценить как минимум, в 6 тысяч душ.

С.Л. Владиславич-Рагузинский самое пристальное внимание уделял двум приграничным торговым пунктам, которые намечалось открыть, — в Кяхте на самой границе и в Цурухайтуе, расположенном далеко к востоку на берегу реки Аргунь. Итак, два торговых города предстояло построить и заняться их делами служилым людям, назначенным Саввой Лукичом в его «Наставлениях»: капитану Федору Княгинькину из Тобольского гвардейского полка в Кяхте и капитану Михаилу Шкадеру (или Чкадеру) из того же полка приказали отправиться в Цурухайтуй. Должность их обоих именовалась остерегатель (похоже, название произошло от глагола «остерегать»). Ф. Княгинькину назначили в помощники селенгинского дворянина Алексея Третьякова (вероятно, родственника к тому времени покойного управляющего обозом), которому поручались мелкие судебные дела, и капрала, командовавшего приданным войсковым подразделением. А. Третьяков проявил себя прекрасно подготовленным для порученного ему задания человеком. Как говорили, он владел монгольским и китайским языками, так как в свое время ему пришлось сопровождать торговые обозы в Пекин. М. Шкадеру тоже пришлось делиться властью со своим дворянином и капралом. Оба этих капитана получили от С.Л. Владиславич-Рагузинского предельно подробные инструкции, в которых содержались их административные обязанности и точные планы строительства торговых пунктов притом, что точное место их расположения офицерам предстояло выбрать по своему усмотрению. Им поручалась особая юрисдикция по сбору таможенных податей и регулированию публичного оборота спиртных напитков, а также обеспечение общественного порядка в целом с помощью войск, расквартированных в их пунктах.