Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 21
На летние месяцы и раннюю осень 1728 года на строительство в Кяхте назначили 350 человек личного состава Тобольского гвардейского полка, денежное содержание которому выплачивалось из государственной казны. То были те же самые подразделения, что сопровождали посольство в Пекин.
Человек 30 служилого люда — казаков из Удинска — получили распоряжение прибыть на 25 подводах с лошадьми на трехмесячные работы, но им приказали привезти с собой собственную провизию. Главную базарную площадь в Кяхте спланировали в виде квадрата со стороной около 195 метров и со сторожевыми башнями по углам. Внутри такого квадрата в 22 избах, снабженных русскими печами, должны были проживать купцы, а в центре города находился гостиный двор из 24 лавок по 12 штук с каждой из двух сторон на первом уровне и складскими помещениями (амбарами) — на втором. Такие лавчонки в старой России обычно сооружали за государственный счет, а потом сдавали купцам в аренду ради дохода в казну. С каждого купца, проезжавшего через Кяхту, к тому же причиталось за транзит по рублю и 20 копеек с подводы, предназначавшиеся на содержание пограничного пункта (из них 5 процентов возвращались капитану Княгинькину на «мелкие расходы»). Инструкции по поводу Цурухайтуя выглядели не менее подробными; только сам город и все его размеры выглядели поменьше.
Несмотря на большие старания С.Л. Владиславич-Рагузинского, путники в конце XVIII и начале XIX столетия единодушно признавали, что место для строительства Кяхты выбрано крайне неудачно. Один русский путешественник не сдержал удивления по поводу того, «что две такие державы, как Россия и Китай, могли бы представляться населенным пунктом более грандиозным», а еще один посетовал на то, что здесь «все отражает ситуацию на границе». Кяхта располагалась в широкой низине в форме чаши, главной особенностью которой с точки зрения топографии выглядели высившиеся со всех сторон холмы. Лес в самой этой низине по большому счету не рос, а почва оказалась настолько тощей, что в условиях редких осадков выращивание обычных овощей здесь требовало огромных усилий. Дрова сюда приходилось доставлять подводами из далеких лесов, выпасов для домашнего скота и лошадей не хватало.
Самым большим природным изъяном считалось отсутствие в окрестностях достаточных источников приличной пресной воды (практически всю ее надо было подвозить с монгольской стороны границы или гнать туда скот на водопой). Чуть позже на реке Кяхте возвели плотину, и за счет появившегося на ней небольшого, зато весьма уместного водохранилища остроту нехватки питьевой воды удалось несколько ослабить. И все-таки никаким деревенским раем тут, что называется, даже не пахло. Хотя, пережив период, ничего доброго не предвещавший, с годами жители Кяхты стали отстраивать свой город и создали наглядные образцы культуры. Здесь сложилась атмосфера, отличавшаяся «вежливостью и общительностью населения, отсутствующими в остальных городах Сибири, кроме Иркутска».
Общий вид Кяхты вместе с «нейтральной землей». Литография с зарисовки Г.А. Фроста. Из книги Джорджа Кеннана «Сибирь и система ссылки» (Siberia and the Exile System). New-York: The Century Co., 1891, II, 103.
Появились купеческие дома с лестницами и балконами, в некоторых случаях «покрытые краской и украшенные архитектурными декоративными элементами». Вместо деревянной церкви возвели каменный храм. И в конечном счете к концу XVIII столетия город Усть-Кяхта, раскинувшийся на реке Селенге и в 200 метрах ниже уровня моря, описывался как «милое место, обжитое купцами». Когда этому городу исполнилось всего лишь семь лет, И.Г. Гмелин описал увиденные там обычные русские бани, один подвал для пива, второй — для самогона, пивоварню и трактир. Со временем обычные купеческие дворы оказались слишком тесными, и из камня построили более просторные лабазы, «такие же, как в Санкт-Петербурге». Расходы на их возведение оплачивались из таможенных поступлений Кяхты, а купцы-единоличники должны были платить за их использование. За пределами крепостных валов Кяхты вырос настоящий жилой пригород, где обитало большинство постоянных жителей. П.С. Паллас в 1772 году сообщал о наличии в Кяхте 120 зданий. Но в более позднем донесении Л.А. Гагемейстера в 1829 году числится всего лишь 32 дома и 31 дом в 1852 году (население в 1829 году указано в количестве 326 человек, включая 119 купцов, и 594 человек в 1852 году с 214 купцами). Такие статистические данные, вероятно, применимы только к Старой Кяхте, то есть изначальной крепости, обнесенной частоколом и предназначенной для торговли, так как Джон Кокрейн сообщил в 1823 году приблизительно о 45 зданиях, зато в большой Кяхте он насчитал 450 домов с населением 4 тысячи человек.
Кяхта. Из книги Джорджа Фредерика Райта «Азиатская Россия» (Asian Russia). New York: McClure, Phillips, 1902. II. C. 474.
Несколько позже в Кяхте появилась своеобразная собственная городская администрация, расположившаяся в земской избе. До 1774 года эта кяхтинская изба подчинялась селенгинской городовой ратуше, затем верхнеудинскому градоначальнику и, в конечном счете, канцелярии иркутского губернатора. В таком порядке подчинения нашло свое отражение исключительно торговое предназначение данного города: возглавлял его староста, избиравшийся из числа купцов, постоянно проживавших в Кяхте. Старосту подбирали из среды состоятельных и «первостатейных» купцов на сходах всех жителей, зарегистрированных в качестве тех же купцов. Старосте подчинялись цеховые старейшины — представители «различных ремесел», обязательно достойно владевших грамотой. Купцы и ремесленники общими усилиями выбирали нескольких грамотных мужчин, имевших хорошую репутацию, на службу в канцелярию Селенгинска оценщиками и целовальниками для работы с товарами, представляемыми для таможенного осмотра и назначения размера сбора. К тому же деловой люд Кяхты представлялся в Иркутской канцелярии двумя челобитчиками, привлекавшимися к обсуждению размеров податей, коммерческих и судебных дел, касавшихся жителей Кяхты.
С.Л. Владиславич-Рагузинский настаивал на возведении еще одной крепости — Троицкосавской (форта у деревни Троицкой или поселка Новотроицк) в 5 километрах ниже по течению реки Кяхты и севернее Селенгинска, на месте прежнего Барсуковского зимовья. Диаметр этого форта должен был составить 512 метров, при нем планировался храм Пресвятой Троицы, большое деревянное здание таможни из шести комнат, темница, конюшни, склады и все прочие атрибуты города, которому предназначалось служить центром административного, таможенного и военного управления прилегающего пограничного района. В целях перегораживания дорог и пресечения контрабанды устраивались частоколы и рогатки, простиравшиеся фактически до самой Кяхты в одну сторону и реки Чикой в противоположную. Охранявшие границу в этой зоне солдаты обычно размещались в казармах Троицкосавска. Основным торговым поселком считалась Кяхта, а Троицкосавск служил военно-административным центром. Купцам предписывалось отправляться в путь прямо туда, и там производился осмотр их товаров с последующим назначением государственных таможенных пошлин.
Вид на китайский приграничный город Маймачен с Кяхтой с западной стороны. Из труда Уильяма Кокса «Отчет о русских открытиях между Азией и Америкой» (Account of Russian Discoveries Between Asia and America). London: T. Caddel, 1780. C. 210–211. Данная гравюра «исполнена с величайшей точностью», как У. Коксу «сообщил джентльмен, побывавший на том месте». С. 221.
В 80 километрах дальше на север и 8-10 километрах от Селенгинска находился еще один форт — Стрелка, или Петропавловск, тоже расположенный на единственном разрешенном для купцов пути движения. От находившегося на клочке земли, образовавшемся при слиянии рек Чикой и Селенга, форта тоже возвели простиравшиеся от реки до гор частоколы, которые предназначались для надежного перекрытия дороги. Время от времени форт Стрелка служил основным пунктом сбора таможенной пошлины. В годы после заключения соответствующего договора он использовался в качестве стоянки пекинского обоза, а также места расположения военного гарнизона. Несмотря на то что, как сообщает И.Г. Гмелин, туда назначили целый полк, его численность сократилась до 220 человек, так как остальной личный состав находился в самых разных местах.