Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 83

Тогдашняя приостановка деловых отношений на два года с небольшим стала причиной весьма значительного ущерба торговле. Если верить Е.П. Силину, в иркутских архивах хранятся многочисленные заявления местных купцов с жалобами по поводу понесенных ими убытков. Ведущий иркутский торговец Алексей Сибиряков сообщил о предполагаемом убытке только за первую половину 1778 года в размере 800 рублей. Некоторую часть товарных потоков перенаправили в город на реке Аргунь под названием Цурухайтуй. Сибирские купцы, прежде всего из Селенгинска, Верхнеудинска и самого Иркутска, стали отправлять свои товары туда, но в своем большинстве эти коммерсанты принадлежали к мелкому торговому сословию, и Цурухайтуй никак не мог заменить Кяхту, даже на некоторое время. После возобновления товарного обмена в Кяхте Цурухайтуй снова превратился в привычный для него медвежий угол.

Следующие пять лет отмечены относительным покоем, напоминавшим затишье перед бурей. Обе стороны ловко заставляли свои администрации по пограничным делам заниматься ужесточением контроля над общей границей, над торговавшими там купцами и местным населением. При этом власти не шли на решительное изменение ее структуры, построенной на фундаменте Кяхтинского договора и протокола от 1768 года. Императорскими декретами, разосланными придворными Цяньлуна в 1779 и 1780 годах, всем офицерам пограничной службы и старшим чиновникам в северо-западных областях Китая предписывалось проявлять все усердие в задержании иноземцев, пытающихся перейти государственную границу с разбойными или мирными намерениями. Всех задержанных нарушителей границы требовалось тут же брать под стражу, а также докладывать о них по команде и ждать дальнейших распоряжений. Должностных лиц, принявших мзду за освобождение злоумышленников, ждала смертная казнь. Китайских и монгольских торговцев, направлявшихся к границе, требовалось останавливать на заставах, расположенных на значительном удалении от Маймачена, для проведения досмотра их повозок, верблюдов и товаров. Если подтверждалось, что у торговцев все было в порядке, им выдавался документ на проезд, который предъявлялся на границе. Прибывший на границу торговец ни под каким видом не мог приступить к торгам без предъявления соответствующим образом оформленного документа. Этими несколькими приказами китайские власти всего лишь восстановили и укрепили механизм пограничного надзора, внедренный еще с незапамятных времен.

Единственным крупным раздражителем между 1780 и 1785 годами считалась ситуация, складывавшаяся со старообрядцами. Эти раскольники самостоятельно переселились в Южную Сибирь в 1760-х годах, пользуясь благоволением престола и государственной поддержкой в форме предоставления наделов земли, а также освобождения от налогов и поденных работ. Как и духоборы в Западной Канаде, русские старообрядцы отличались редким трудолюбием, благодаря которому их тощие земли превратились в плодородные житницы, прославившиеся по всей Сибири. Из них 59 человек в 1783 году попытались перебраться в район Кобдо, находившийся далеко на западе от Кяхты. Пекинские чиновники предпочли отказать этим раскольникам в убежище и предложили им на выбор добровольно вернуться на родину, пока их бегство не превратилось в тему для обсуждения между правительствами двух стран, или насильственную выдачу российским пограничным властям. В качестве обоснования отказа в предоставлении убежища упирали на то, что данный народ настолько отличается складом ума и традициями от западных монголов, среди которых ему предстояло осесть, а потому переселенцам не удастся приспособиться к новому окружению. В качестве же решающего довода ссылались на то, что предоставление им убежища может вызвать большое беспокойство среди русских людей и, следовательно, послужить причиной ухудшения нынешних дружественных отношений. Чиновнику из Кобдо по имени Хайнин приказали предоставить русским старообрядцам деньги на дорогу и проводить до границы. Окончательное решение по данному делу остается загадкой, однако на состояние русско-китайской торговли оно никак не повлияло.

На следующий год, однако, случилось еще одно незатейливое происшествие, вызвавшее тем не менее весьма далекоидущие последствия. Из-за него китайцы объявили затянувшуюся на самый долгий за весь XVIII век период времени приостановку торговли, оказавшуюся далеко не самой тяжкой. Та последняя из значительных приостановок упорядоченной русско-китайской торговли продлилась в общей сложности 6 лет 11 месяцев и 23 дня.

Шайка русских бурят во главе с неким Улалдзаем (Улад-заем) подстерегла и ограбила китайского купца из Угры по имени Цзинь Мин, когда тот торговал среди монголов области Урянхай (Улянхай). По требованию чиновников из Угры правитель Иркутской губернии Иван Варфоломеевич Дамб и офицер пограничной охраны майор Калина Налабардин арестовали тех разбойников, взяли с них штраф в десятикратном размере, наказали их палками, а также распорядились выжечь клеймо у всех на ушах и на носу. Потом, видимо, по собственному почину Налабардин приказал отвезти их в необжитой район на северо-востоке Сибири. Китайский наместник в Угре по имени Лао (или Лэ) Бао вместе с двумя монгольскими вождями, то есть заместителем воеводы племени халха Юньдуном Тоэрцзи и князем четвертого разряда Суньдуном Тоэрцзи, встретились с Налабардиным, чтобы выразить протест по поводу итога того дела на том основании, что Протоколом от 1768 года предусматривалась публичная казнь тех преступников на границе. Справедливости ради стоит отметить, что данным протоколом человека, совершившего первое преступление, казнить не требовалось. И, судя по дошедшим до нас документам, китайские представители не смогли установить факта того, что те разбойники уже совершили три одинаковых преступления, хотя они на самом деле утверждали в ходе переговоров, будто Улалдзай вернулся и совершил нападение на китайский караульный пост. Все закончилось дипломатической нотой в резких тонах из Лифаньюаня в адрес Сената от 27 ноября 1785 года, в которой содержался решительный выговор русскому майору пограничной охраны за то, что он самовольно принял неправомерное решение по тому случаю. Досталось и иркутскому губернатору за оказанную им поддержку своему подчиненному офицеру тем, что объявил дело закрытым. Из Лифаньюаня поступило требование о наказании «нерадивого» губернатора и о казни Улалдзая.

В своем ответе сенаторы возразили в том плане, что вызвавшее разногласия дело во всех отношениях закрыто. Ведь казнь Улалдзая будет означать повторное наказание, что выглядит абсолютно несправедливым поступком со стороны властей. Руководители Русского государства давно воздерживались от применения смертной казни за совершенные преступления на границе, о чем иркутскому губернатору поручили сообщить в Пекин. Майор К. Налабандин по настоянию Сената изначально надеялся посоветоваться с дзаргучеем, но, когда у него появились сомнения по поводу приезда того для переговоров, он принял решение ограничиться телесными наказаниями преступников. Авторы дипломатической ноты в заключение добавили, что власти России по-прежнему заинтересованы в продолжении торговли с Китаем, отвергли войну как средство решения данного недоразумения и выразили готовность принять китайского полномочного представителя для ведения переговоров о сохраняющихся разногласиях. Не удовлетворенное объяснением позиции русского Сената руководство в Пекине распорядилось приостановить торговлю в Кяхте с 26 марта 1785 года.

В своей следующей ноте из Лифаньюаня, отправленной в конце весны 1786 года, китайцы отвергли логику русской дипломатии и согласились в будущем на переговоры только ради восстановления положений уже существующего договора без перехода к составлению проекта нового пакта. Повторное наказание человека за одно и то же преступление конечно же выглядело деянием несправедливым, но абсолютную законность китайского требования тем не менее оспаривать не имело смысла. Соль спора заключалась тогда в том, что, пока Улалдзая с подельниками не доставят на границу для расправы, никакой полномочный представитель из Китая не приедет, а граница останется закрытой вразрез с требованием русских властей по-прежнему разрешать их подданным переход на монгольскую территорию. И в таком положении дело встало на несколько лет.