Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав. Страница 13

Члены «Сокола» сообразно своей спортивной квалификации распределялись повзводно. Королев сначала был в третьем взводе, потом его перевели во второй. Достойными первого оказались лишь Жорка Калашников и Котя Беренс, чем они гордились бесконечно. Несмотря на то что Королев уделял гимнастике меньше внимания, чем другие, он слыл в школе неплохим спортсменом. Он очень любил делать стойку и ходить на руках. Дома на Платоновском молу Сергей с Жоркой Калашниковым для остроты ощущений делали стойку на перилах балкона. Сергей не поленился смастерить даже специальные колодки-подставки для рук и мог вышагивать очень долго, задрав вверх ноги. Однажды он прошел на руках весь длиннющий школьный коридор и шел бы дальше, если бы, глядя на его налитое пунцовое лицо, друзья не испугались кровоизлияния. Искусством этим Сергей очень гордился. Много лет спустя, когда разговор заходил о системе тренировок и физической подготовке космонавтов, Королев часто говаривал с улыбкой:

– Эх, знали бы вы, как я умел на руках ходить...

Замкнутый, редко и неохотно делящийся даже с близкими друзьями своими планами, замыслами и мечтами (что, кстати, крайне усложняет работу его биографов), юный Королев не только не делал секрета из своих авиапривязанностей, но, напротив, всячески их афишировал, стремясь вовлечь в мир своих радостных забот как можно больше народа. Он был хитрым агитатором, никогда не уговаривал, не тащил за собой. Он начинал отвлеченно расписывать все прелести полета, рисовать картины далекой земли, фантазировать о необыкновенном лучезарном будущем, ожидающем, по его мнению, авиацию, нет ничего удивительного, что почти все ребята его класса были членами ОАВУК, тем более что руководство школы поощряло увлечение новой техникой.

Еще с осени Сергей стал читать лекции, проводить беседы по «ликвидации аэробезграмотности» на многих крупных предприятиях Одессы: на заводах имени Чижикова, имени Марти и Бадина в порту и на родной Одвоенморбазе, где стоял ГИДРО-3. Фаерштейн только успевал выписывать Королеву путевки. Сергею самому было интересно читать лекции, к тому же это давало пусть мизерный, но заработок. Надоело просить у матери двугривенные, ведь он не мальчик, какие-то карманные деньги нужны.

Сохранилось даже такое заявление руководителей одной из групп в ОАВУК:

«Настоящим прошу оплатить лекторский труд инструктора т. Королева, читавшего лекции 2 раза в неделю в течение времени с 12.VI по 15.VII с.г. во вверенной мне группе. Итого за 8 (восемь) лекций».

Однажды во время занятий с рабочими порта он заметил в задних рядах своих слушателей отчима. Упреки Григория Михайловича звучали теперь реже: Баланин чувствовал, что авиация – это не каприз мальчишки, а увлечение юноши.

Сергей относится к своей работе в кружках очень серьезно. В одном из протоколов заседания губспортсекции есть такая запись об отчете Королева:

«Организатор кружка тов. Королев информирует Губернскую спортивную секцию о количественном и качественном составе кружка, указывает на низкий уровень знаний по авиации и сильное стремление его членов к работе. Кружок предлагает строить планер собственной конструкции. Необходимы лекторы для теоретических занятий».

Редкий день не забегал теперь Сергей на Пушкинскую в ОАВУК. Тут его уже все знали, да и он знал всех. В ОАВУКЕ жизнь бурлила: готовили «Неделю воздушного флота», организовали работу в секциях. Студенты, чтобы добыть деньги на постройку планеров, сколачивали артели, работали почтальонами, разносчиками газет, грузили арбузы. Но, пожалуй, самый большой доход давали «интимники» – вечера, на которых бесплатно выступали лекторы, поэты, артисты. Однажды на «интимнике» вместе с Семеном Кирсановым выступал даже «сам» Маяковский, а Багрицкий как свой был гостем постоянным и безотказным.

Конструкторской секцией ОАВУК руководил опытный летчик командир «ИСТРО-2» Василий Лавров, планерной – студент Политехнического института Леонид Курисис, который осенью ездил в Коктебель на I Всесоюзный планерный слет. В планерный кружок Сергей ходил еще прошлым летом, но потом, засев за книги, он понял, что построить планер совсем не так просто, что дело вовсе не в том, чтобы раздобыть хорошие рейки, тонкую фанеру и прочный перкаль, а в том, чтобы еще до конца постройки быть уверенным в своей конструкции. В кружке при всей видимости строгих расчетов многое бралось «с потолка», жажда немедленной практической деятельности компенсировала теоретическое невежество и легкомысленный эмпиризм. Снова и снова убеждался Сергей, что самый горячий энтузиазм, самое искреннее желание пользы дела еще недостаточны, что без знаний делу этому вернее всего принесешь вред, оглупишь, осмехотворишь, скомпрометируешь.

Фаерштейн напечатал в одесских «Известиях» статью со звонким лозунгом: «Нам нужны проекты, много проектов! Пусть работают все!» На Пушкинскую толпой повалили доморощенные конструкторы с ватманскими трубами под мышкой. Среди них были такие, которые не то, что аэродинамики не знали, – в арифметике спотыкались. О, как хотелось Сергею тут же, ни на день не откладывая, приняться за свой планер! Но он сдерживал себя, глядя, как улыбается Фаерштейн, разворачивающий бумажный рулон с очередным аэрооткровением. Нет, начинать рано. Королев ходит на все занятия конструкторской секции, прилежно стенографирует лекции Лаврова. Этот семнадцатилетний юноша уже вырабатывал те неукоснительные правила, которым потом он, великий конструктор, будет следовать всю жизнь: никаких поисков вслепую, никаких ссылок на опыт, чутье, интуицию. Обязательно обоснование любого конструкторского решения – лист бумаги с цифрами есть зародыш будущей машины. И в то же время долой машины на бумаге! Идея, самая прекрасная, мертва до тех пор, пока она не воплотится в реальную конструкцию. Слова, самые точные, есть лишь отнимающее дорогое время сотрясение воздуха, коли за ними не стоит подтверждающий их факт.

Сергей Королев начал работу над планером, свою первую самостоятельную Конструкторскую работу, зимой 1923/24 года. Теперь все реже бегал он на Новый базар в «Сокол» и даже у Ляли стал редким гостем. Общий ажиотаж ОАВУКа подхлестывал и его, но он убеждал себя не торопиться. Однажды на вопрос Курисиса, когда же думает он кончить свой проект, Сергей ответил:

– Я не хочу, чтобы мой планер был первым. Я хочу, чтобы он был лучшим...

13 апреля 1924 года в двенадцать часов дня открылась первая конференция планеристов города Одессы. Королев сидел, слушал доклад Фаерштейна: он рассказывал о первых шагах планеризма на Украине. Ровно через тринадцать лет, день в день, в большой аудитории Политехнического музея Королев слушал доклад профессора В.П. Ветчинкина «Межпланетные путешествия». Профессор рассказывал о скоростях, необходимых для удаления от Земли, приводил расчеты масс горючих веществ, рисовал схемы ракет и двигателей. Ровно через тридцать семь лет, день в день. Главный конструктор Королев слушал рассказ космонавта Гагарина: он рассказывал о первом полете человека в космос...

Уже в те годы в характере юного Королева начинает проступать, намечаться редчайшее, фанатическое, всесокрушающее упорство, умение подчинять, а если надо, ломать все мешающие ему обстоятельства, подминать под себя, держать, не выпускать на волю отвлекающие порывы, умышленно доводить себя до духовного аскетизма, жертвуя всем ради поставленной цели, – все те качества, которые так понадобятся ему в будущем.

Главной целью тогда был планер, будущая работа в авиации. Он уже решил, что будет строить аэропланы и летать на них. Здесь колебаний не было. Стройпрофшкола делала из него строителя. Он благодарен ей за математику, физику, сопромат, но строителем он не будет, это решено. Тем обиднее, что надо отвлекаться сейчас на выпускные экзамены, убивать над учебниками часы, которые можно было бы отдать планеру...

Новый год, который так весело встретили на Старопортофранковской, начался трудно. В январе прилетела из Москвы черная весть: умер Ленин. Это было неожиданно. Знали, что Ильич тяжело болен, но в последнее время Сергей часто слышал: «Ему лучше...», «ходит на прогулки...», «читает...» Все надеялись, что дела пошли на поправку. Ведь совсем, кажется, недавно послали они ему в Горки свое письмо: