Пепел Вавилона - Кори Джеймс. Страница 18

В кадр вошла новая фигура. Человек в форме безопасника, руки подняты командным жестом. Филип переключился на него, заорал. Безопасник рявкнул в ответ, жестом указал: отойди к стене. Парочка отвернулась и сделала вид, что ни при чем. Молодой человек, собиравшийся вернуться и подраться, медленно отступал — не поворачиваясь спиной, в надежде, что его враги сцепятся между собой. Филип так страшно притих, что Доузу стоило усилий не отводить взгляда.

Безопасник достал оружие, и в руке Филипа возник пистолет — такой фокус дается многими часами тренировок. Дульная вспышка показалась продолжением того же неуловимого движения.

— Черт побери, — выругался Доуз.

— Дело ясное, — заговорила Шаддид. — Он слышал приказ службы безопасности. Не подчинился, выстрелил в ее представителя. Будь это кто другой, уже кормил бы собой грибы.

Доуз прикрыл рот ладонью, потер саднящие губы. Должен быть выход. Способ открутить назад.

— Как твой человек?

Шаддид ответила не сразу. Поняла, к чему он ведет.

— Стабилизировался.

— Не умрет?

— Но и гулять не пойдет, — возразила она. — Я не могу работать, если кому–то позволено стрелять в моих людей. Понимаю, что такое дипломатия, но, не в обиду будь сказано, дипломатия — ваша работа. Моя — не дать шести миллионам человек поубивать друг друга сегодня и ежедневно.

«И моя работа в том же роде», — подумал он. Говорить об этом вслух было не ко времени.

— Свяжитесь с Марко Инаросом. Он должен быть на «Пелле» в доке 65-С, — сказал Доуз вслух. — Пригласите ко мне сюда.

Под конец особенно тяжелого дня Доуз иногда позволял себе пропустить стаканчик виски и посидеть над своим сокровищем: печатным томом Марка Аврелия, доставшимся ему от бабушки. «Размышления» — мысли человека, обладавшего страшной властью: император мог казнить любого по своему усмотрению, одним словом создать новый закон, получить в свою постель любую женщину. Или мужчину, приди ему такая прихоть. Тонкие страницы заполнялись усилиями Аврелия остаться хорошим человеком вопреки вызову мира. Они не то чтобы успокаивали, но утешали Доуза. На всем протяжении человеческой истории сохранить свою мораль, не позволить чужим порокам и дурным поступкам увлечь себя за собой было печалью каждого мыслящего человека.

Доуз за десятилетия выработал собственную философию. Плохие люди есть везде. Везде есть глупость и алчность, спесь и гордыня. Приходится лавировать среди них, если не теряешь хотя бы надежду улучшить жизнь астеров. Не то чтобы сейчас дела шли хуже, чем прежде. Просто они не стали лучше. Сегодня, подозревал Доуз, будет самый подходящий вечер для Аврелия.

Марко вошел в отдел безопасности, как хозяин. Улыбка, смех, чисто животное присутствие его наполнили помещение. Сотрудники бессознательно расступались и отводили глаза. Доуз встретил Марко, чтобы проводить в кабинет Шаддид, и не успел оглянуться, как уже на глазах у всех пожимал ему руку. Этого он делать не собирался.

— Неловко вышло, — сказал Марко, словно соглашаясь с Доузом. — Я позабочусь, чтобы подобное не повторилось.

— Ваш сын мог убить моего человека, — произнес Доуз.

Марко уже сел в его кресло и развел руками — широкий жест, как будто сводивший на нет любое возражение.

— Просто ссора зашла слишком далеко. Доуз, скажешь, что с тобой такого не бывало?

— Со мной такого не бывало, — эхом отозвался Доуз, но так жестко и холодно, что Марко в первый раз изменился в лице.

— Ты ведь не станешь раскручивать это дело, а? — понизив голос, заговорил он. — У нас много работы. Настоящего дела. Сообщили, что Земля захватила «Лазурный дракон». Придется пересматривать стратегию на внутренних орбитах.

Доуз только сейчас от этом услышал и заподозрил, что Марко придерживал информацию, чтобы разыграть ее, когда понадобится сменить тему. Ну, Доуза так просто не собьешь.

— Пересмотрим. Но я вызвал вас не за этим.

Шаддид кашлянула, и Марко бросил на нее мрачный взгляд. Когда он снова обратился к Доузу, лицо его снова переменилось. Улыбка шире прежнего выражала простодушное веселье, но в глазах что–то такое, от чего у Доуза свело живот.

— Ладно–ладно, — заговорил Марко. — Бьен, койо мис. Зачем ты меня вызвал?

— Ваш сын не должен оставаться на моей станции, — отчеканил Доуз. — Если останется, мне придется отдать его под суд. И защищать от тех, кто не захочет дожидаться приговора. — Доуз помолчал. — И исполнить приговор тоже придется.

Марко застыл — точь–в–точь как его сын в конце стычки. Доузу хотелось проглотить слюну.

— Похоже, вы мне угрожаете, Андерсон.

— Я объясняю. Объясняю, почему вам надо убрать мальчика с моей станции и никогда сюда не возвращать. Я оказываю вам услугу. Ради другого я бы не стал вмешиваться.

Марк медленно, протяжно вздохнул и выдохнул сквозь зубы.

— Понимаю.

— Он стрелял в сотрудника безопасности. Мог убить.

— Мы убили целую планету, — отмахнулся Марко. А потом, словно вспомнив о чем–то, кивнул — больше себе, чем Доузу или Шаддид. — Но я ценю, что вы ради меня прогибаете закон. И ради него. Я ему этого не спущу. Нам с ним предстоит серьезный разговор.

— Хорошо, — сказал Доуз. — Капитан Шаддид сдаст его вам. Если хотите вызвать своих людей…

— Нет нужды, — ответил Марко.

В телохранителях не было нужды. Никто в службе безопасности не посмел бы спорить с Марко Инаросом, с самим Свободным флотом. Хуже всего, что Марк, как догадывался Доуз, в этом не ошибался.

— Завтра у нас совещание. Поговорим о «Лазурном драконе» и Земле. Обсудим следующий шаг.

— Следующий шаг, — вставая, согласился Доуз. — Поймите, это не временная мера. Филипу никогда больше не будет места на Церере.

Марко улыбнулся с неожиданной искренностью. Темные глаза сверкнули.

— Не тревожься, дружище. Если его не хотят здесь видеть, его здесь не будет. Обещаю.

Глава 9

Холден

Слышно было даже в камбузе: глухой стук, пауза и еще один удар. Холден каждый раз поеживался. Наоми с Алексом сидели здесь же, притворяясь, будто не слышат, но о чем бы ни заговаривали: о состоянии корабля, об успешном выполнении задания, о том, покориться ли судьбе, устроив на корабле карцер, — разговор замирал под этими бесконечными размеренными ударами.

— Может, надо мне с ней поговорить? — сказал Холден. — По–моему, надо.

— Не понимаю, откуда такая мысль, — возразил Алекс.

Наоми пожала плечами — воздержалась. Холден доел поддельную баранину, утер губы салфеткой и сбросил все в утилизатор. В душе он надеялся, что его кто–нибудь остановит. Никто не остановил.

В тренажерной «Росинанта» сказывался возраст. Ни одной одинаковой пары эспандеров, серо–зеленые маты протерлись до белой основы, воздух мягкий от застарелого запашка пота. Бобби подвесила между полом и потолком тяжелый мешок на натянутом тросе. Ее облегающий серый тренировочный костюм пропитался потом. Волосы она стянула в хвост, взглядом приросла к мешку, пританцовывая перед ним на носках. Когда вошел Холден, она как раз разворачивалась влево, отводя ногу. Вблизи удар прозвучал так, будто уронили что–то тяжелое. Система доложила: девяносто пять кило на квадратный сантиметр. Бобби легко отскочила, не отводя взгляда от мешка, сместилась вправо и ударила другой ногой. Удар прозвучал чуть глуше, но показания выросли на три кило. Бобби отскочила, перезагрузилась. Набитая кожа икр горела.

— Привет, — поздоровалась она, не оборачиваясь. Удар, перезагрузка.

— Привет, — ответил Холден. — Как дела?

— Хорошо. — Удар, перезагрузка.

— Поговорить ни о чем не хочешь?

Удар, перезагрузка.

— Не-а.

— Ну… ладно. Если… — удар, перезагрузка, — передумаешь…

— Я тебя найду.

Удар, перезагрузка, удар..

— Отлично, — сказал Холден и вышел, пятясь. Бобби ни разу на него не взглянула.

Наоми ждала его в камбузе с грушей кофе наготове. Холден сел напротив. Алекс уже сбрасывал остатки своего завтрака в утилизатор. Холден пил. Процессоры «Роси» юстировались раз в неделю, а загрузились они перед вылетом с Луны, так что наверняка ему только чудилось, что кофе горчит сильнее обычного. Все же он бросил в него щепотку соли и покрутил грушей, перемешивая.