Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль. Страница 18

— Его величество, — сказал он, — пожелали дать мне почетное поручение посетить последовательно все его армии на походе. Я главный интендант Калькнер… Между вами, господа, я думаю, мало кто меня знает, ибо государь соблаговолил меня призвать к службе после очень долгой отставки.

Последовало молчание. Каждый из присутствующих генералов искал в своей памяти какие-нибудь следы из прошлого Калькнера. Мак в особенности был удивлен более других, как человек, старший по возрасту. Он воображал до этого дня, что знает лучше всех кадры главного штаба, и вдруг новое имя прозвучало в его ушах!.. Калькнер!.. Где же, черт возьми, этот Калькнер мог жить и служить раньше, чем представился ульмской армии в качестве делегата императора Франца.

Пришедший, однако, казалось, был знаком с обычаями. Его костюм был вполне правильным, установленным и не казался заимствованным. У него были прекрасные манеры, и он выражался хорошо. Самое большое, что могли заметить в нем, это некоторое стеснение в движениях, когда он в свою очередь садился по вежливому приглашению принца. Его сабля не падала без колебания во всю длину стула, но зато его шляпа была ловко положена рядом с перчатками на столе. Его рука, достававшая из левого кармана, находившегося под лентой и крестом, рекомендательное, может быть, не существующее письмо, была довольно бела.

Эта рука так и не окончила своего жеста. Разрешающая улыбка и любезное слово эрцгерцога избавили его от этого труда. Главный же интендант Калькнер со своей стороны не настаивал. Он тотчас же начал рассматривать пристально и решительно генерала Мака, очевидно, единственного из всех присутствующих, ревнивой прозорливости которого нужно было опасаться. Калькнер объяснил в нескольких выражениях свое желание узнать мнение присутствующих знаменитых генералов.

Читатель простит нам, если мы не войдем в детали прений. В то время как начальники австрийской армии высказывали последовательно свои мнения относительно лучшего расположения войска в случае неожиданного вторжения французской армии и повторяли, что уже по сто раз говорили друг другу, мы предпочитаем поискать, откуда вышел неизвестный их коллега, внезапное появление которого так удивило всех. Мы вернемся в совет позже и довольно рано для того, чтобы узнать результаты.

Прежде всего, как случилось, что никто не подал мысли главному начальнику о таком важном деле, как появление главного интенданта без эскорта их офицеров? Калькнер, как человек осторожный и одаренный исключительной скромностью, вошел в Ульм пешком, один, очень рано утром без барабанного боя и трубных звуков. Но его форма должна была бы его выдать; как же случилось, что никто не знал о его присутствии в городе?

Но Калькнер не удовольствовался тем, что пришел один, он даже явился одетый обыкновенным горожанином.

Но, наконец, какое имя и звание сказал он, чтобы быть принятым без затруднения? Он сказал, чтобы его ожидал хозяин главной гостиницы в городе, почтенный и богатый человек, управляющий судьбою гостеприимного дома, на вывеске которого красуется величественная сосна с написанными под нею словами: «Зеленое дерево».

Калькнер свободно пробрался таким образом в старую баварскую крепость. Затем он написал под рубрикой иностранцев три буквы «К.Ш.К.», сопровождаемые вещей формулой (служба императорского штаба). Его кошелек казался хорошо наполненным, и с него больше ничего не спрашивали.

Затем он почти все утро отсутствовал, после того как заявил, что придет обедать и чтобы ему накрыли обеденный стол в отдельном зале в назначенный час.

— На сколько приборов? — спросил хозяин.

— На три.

Когда он возвратился, немного ранее назначенного часа, его сопровождали действительно два очень известных офицера, принадлежавшие к главному штабу. Один из них был поручик Венд, другой поручик Рульский. Первый принадлежал к свите эрцгерцога Фердинанда. Прямой начальник второго был генерал Киммейер, отряженный на дорогу к Аугсбургу в нескольких верстах оттуда. Войдя в гостиницу, они велели внести в комнаты их товарища тяжелый чемодан, на взгляд переполненный вещами, который их слуга вез за ними в тележке. Во время обеда они выказывали совершенное уважение к скромному горожанину, с которым они сидели за столом. В самом деле, если бы они видели в нем самого высшего начальника, они не обходились бы с ним почтительнее.

К удивлению хозяина, незнакомец, записавшийся в его книге «К.Ш.К.», явился к обеду в великолепном мундире генерала империи. Лакеи искоса посматривали на кресты, украшавшие ему грудь; помощник повара смотрел в притвор двери, чтобы полюбоваться его шпагой, шарфом, лентами и ботфортами.

Он дышал безразличным спокойствием человека, сильного мира сего, привыкшего к почтению презренного плебса. Он чувствовал себя прекрасно в этом «старье», обшитом галунами, и казался в тысячу раз живее, одетый в этот костюм пугала, чем в своей небрежной одежде путешественника. Он говорил мало, но более смотрел и наблюдал, слушая своих собеседников.

Был ли причиной напудренный парик, надетый на нем, или его плохо рассмотрели раньше, только теперь он казался гораздо старше, чем утром. Правда, что он держался все время прямо и его походка осталась так же тверда и быстра. Он дал даже ловкий толчок, чтобы отодвинуть табурет, забытый перед камином, но морщины, незамеченные раньше, изрезали теперь его лоб и глаза. Его лицо как бы поблекло от времени, а губы, сложившиеся в складку от обычной гримасы, выражали беспрестанное напряжение мысли, профессиональную скрытность и, может быть, даже гений.

Правда, его физиономия изменилась в особенности от того, что он срезал усы и совершенно выбрил лицо. Это обнаружило многие детали, оставшиеся раньше незамеченными.

Приглашенные не изменили своего обращения, пока длился обед. Но когда они остались одни после обеда, то их тон тотчас же изменился.

— Скажете ли вы наконец, на что понадобился этот маскарад? Я помог вам, как только мог, его исполнить. Я указал вам лоскутника, оружейника, портного, шляпочника, которые могли вас снабдить частями костюма; но что за сцены намерены вы разыгрывать?

— Вы слишком любопытны, друг Венд! — отвечал псевдоинтендант, в котором, может быть, читатель узнал Карла Шульмейстера… — С вас будет достаточно узнать, что если я собрал часть сведений, благодаря вам и моей личной предприимчивости, относительно настоящей численности императорской армии и проектов ее начальников, то есть еще некоторые детали, ускользнувшие от меня, но я тоже овладею ими.

— Но, — возразил поручик Рульский, — я надеюсь, что вы не будете собирать справки в этом костюме?

— Это — мое дело.

— Извините, — подхватил Венд, — нас видели вместе, и каждый ложный шаг с вашей стороны будет иметь для меня и Рульского самые неприятные последствия.

— Что же?.. Вас будут, может быть, подозревать в соучастии со мною?.. Не беспокойтесь об этом.

— Но ведь…

— Полноте! — перебил Карл. — Вы хотите, чтобы я поставил точку над «i»?.. Пусть будет так! Я поставлю ее. Вы столько же оба поручики, сколько я — интендант! Что вы носите мундир с тех пор, как здесь армия, не может служить причиной тому, чтобы вы, Венд, перестали быть любимым разведчиком его высочества эрцгерцога Фердинанда. По его приказу вас зачислили в контроль главного штаба, хотя вы никогда не были в списке офицеров, по крайней мере, под этим именем. Еще меньше причины, чтобы Рульский не оставался тайным агентом генерала Киммейера, который очень хотел бы забыть, чтобы иметь вас около себя, несчастное столкновение с дисциплинарным советом. Дайте мне, пожалуйста, все высказать! Мы — старые знакомые; при каждом сражении на Рейне мы работали вместе; вы знаете поэтому, что я умею держать слово. Каждому из вас я обещал по пять тысяч франков в случае вашей помощи. Вот они золотом. Откройте наудачу любой из свертков, чтобы убедиться, а теперь, чтобы не терять более времени, выслушайте меня до конца.

В то время как оба соучастника одинаковым движением ногтей торопились раскрыть один из своих пяти свертков, расположенных перед каждым из них, Шульмейстер продолжал: