Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль. Страница 66
В эту минуту он заметил эрцгерцога, стоявшего у окна с Мармоном, и, подойдя к нему, произнес:
— Простите, дедушка, я вас не заметил.
Пока старик его обнимал, юноша прибавил шепотом:
— Я очень несчастен.
— Что с тобой, Франц? Кто тебя обидел?
— Молодой герцог слишком увлекается, — сказал Меттерних, также приближаясь к эрцгерцогу и юноше, — дело идет не о распоряжениях по Шенбруннскому замку, а его величество приказал мне напомнить вам, герцог, о том, что такой принц, как вы, обязаны подчиняться этикету.
— Разве я нарушил обязанность, налагаемую на меня моим положением, господин канцлер?
— Нет, Боже избави, ваше высочество. Очень естественно кататься верхом и принимать ваших друзей, но дедушка желает, чтобы вы впредь ничего не делали без его разрешения.
— Прошу вас, князь, выразиться определительно.
— Например, вы любите разговаривать с графом Прокеш — Остеном и вы с ним катались верхом, а вашему дедушке угодно, чтобы вы впредь не беседовали с графом иначе как в присутствии третьего лица.
— Я слышал, — отвечал с горечью герцог, — что моему другу Прокешу дано поручение ехать в Италию надолго. Значит, я его больше не увижу.
— Никто не говорит о том, чтобы ваше высочество его не видели, но…
— Я очень хорошо понимаю, чего хотят от меня, но не люблю наушников. В моих словах нет ничего обидного, и если дедушка не желает, чтобы я свободно говорил с моими друзьями, то хорошо — я не буду с ними видеться.
— Император еще боится, — продолжал Меттерних, как бы ни в чем не бывало, — что вы слишком свободно ходите по Вене, герцог, и ваша свита не знает, куда вы направляетесь.
— Хорошо, понимаю. Выходя из дому, я буду всегда говорить, куда иду, чтобы можно было следить за мной.
— Не следить, ваше высочество, а охранять вас.
— Хорошо, хорошо, я все понимаю… Не правда ли, я должен как можно больше оставаться в том парке, который служит мне тюрьмой? Мне следует не думать ни о чем, не надеяться ни на что и даже не удивляться, что мне переменили имя. Хорошо, господин канцлер, я все понимаю.
Эрцгерцог насупил брови, а Полина подумала: «Бедный юноша».
Но Меттерних оставался холодным, непреклонным, однако и он после минутного молчания изменил свой тон и произнес очень любезно:
— Теперь я кончил неприятное поручение, данное мне его величеством, и могу сообщить вам новость.
Герцог молча посмотрел на канцлера, и его голубые глаза ясно говорили: «Мне нечего ждать приятного известия от вас».
— Его величество, — продолжал Меттерних, — желая доказать свою постоянную любовь к вам, назначил вас губернатором Граца, командиром полка и шефом драгунского полка, который будет называться Рейхштадтским.
— А когда мне ехать в Гарц? — спросил недоверчиво юноша.
— Это только почетное назначение, и вам не надо покидать Шенбрунн.
— Хорошо. И драгунским полком мне не позволят командовать, а заменят его оловянными солдатиками?
— Нет, вероятно, вы будете командовать вашим полком на парадах.
— А если будет война, то я поведу своих солдат на врагов?
— Не волнуйтесь, ваше высочество, мы живем в мире со всеми народами, и вам, вероятно, никогда не придется обнажать вашей сабли.
— В таком случае, — произнес герцог, — зачем меня назначают губернатором в такой город, куда я не могу ехать, и дают мне такой полк, который я не могу вести на неприятеля?
Эрцгерцог Карл не мог более выдержать и, взяв за плечо внука, сказал вполголоса:
— Успокойся, Франц, я все устрою. — Потом он громко произнес: — А ты знаешь, Франц, какой тебе дают полк? Эти драгуны прежде назывались драгуны Латура, и под Ваграмом они дрогнули от атаки французской кавалерии, но я бросился вперед и крикнул им: «Разве вы не драгуны Латура?» Они отвечали «Да, да!» и бросились с таким пылом на гренадеров Удино, что те должны были отступить. Не правда ли, маршал Мармон?
Это имя Мармона, неожиданно произнесенное перед сыном Наполеона, произвело потрясающее впечатление на узника Меттерниха.
— Мармон здесь?! — воскликнул он. — Вы маршал Мармон?! — воскликнул юноша, сверкая глазами. — Правда ли, что вы покинули моего отца?
— Что ты говоришь? — произнес эрцгерцог.
— Откуда он это знает? — промолвил Меттерних.
— Браво, настоящий сын Наполеона! — произнесла громко Полина.
Тяжелое молчание водворилось в комнате. Мармон, бледный, с налившимися кровью глазами, хотел сказать, как всегда, в свою защиту, что он любил Францию более императора, но не мог выговорить ни слова.
Сам герцог Рейхштадтский поспешил на его выручку.
— Может быть, я ошибаюсь, маршал, — сказал он, — меня очень плохо учили истории, но я все-таки знаю, что вы до тех пор храбро сражались в Италии, Испании, Австрии и даже во Франции. Я знаю, что вы были верным товарищем отца, и потому с удовольствием пожму вам руку, до которой, вероятно, не раз прикасался мой отец.
Мармон едва удержался от душивших его слез, и пока он дрожащими руками схватил протянутую ему руку, герцог прибавил вполголоса:
— Однако вы должны были очень страдать, покидая вашего старого товарища.
Между тем Меттерних сделал выговор Дитрихштейну за недостаточный надзор и приказал навести справку о том, кто мог сообщить недозволенные сведения шенбруннскому юноше.
Покончив с Мармоном, герцог спокойно сказал, обращаясь к Меттерниху:
— Прошу вас, передайте мою благодарность императору. Я с удовольствием надену мундир храброго драгунского полка, о котором так лестно отозвался мой дед, знающий в этом толк, но я надеюсь, что это новое назначение не заставит меня никогда воевать с Францией.
— Император будет очень доволен узнать, ваше высочество, — отвечал канцлер, — что вы готовы исполнять все его приказания и что он может всегда рассчитывать на вас, как на принца, преданного своему дому и своей стране.
— Еще бы! — произнес герцог, гордо поднимая голову. — Он сам мне объяснил несколько лет тому назад, в чем состоит мой долг. Я был тогда ребенком и играл в его кабинете в Шенбрунне. Неожиданно он положил мне руку на голову и сказал: «Жаль, что ты не постарше, тогда тебе было бы достаточно появиться на Страсбургском мосту, чтобы в Париже прекратилось царство Бурбонов». Дедушка никогда бы мне этого не сказал, если бы не был убежден так же, как вы, что я предан своему долгу и стране.
— Хорошо сказано, — промолвил эрцгерцог.
Меттерних узнал то, что ему было необходимо, и подумал: «Мое предчувствие меня не обмануло, надо действовать энергично».
Мармон трогательно распростился с герцогом, высказал ему свою преданность и выразил надежду, что еще увидится с ним. Меттерних проводил маршала до дверей, а герцог, смотря ему вслед, промолвил:
— Он был на войне с отцом.
Неожиданно его глаза остановились на красивой, блестящей женщине, присутствия которой он до сих пор не замечал.
— Кто эта дама, дедушка? — спросил он вполголоса. — Она была здесь все время?
— Да, это княгиня Сариа.
Юноша подошел к Полине и произнес с почтительным поклоном:
— Я должен просить у вас извинения, княгиня, что в вашем присутствии позволил себе непростительную выходку.
— Ваше высочество, бывают прекрасные увлечения, в которых нечего извиняться, — произнесла Полина.
Голос ее показался юноше звучным, сладким, а взгляд ее добрым, сочувственным.
— Вы находитесь в дружеском отношении с канцлером? — спросил герцог, не понимая, как она очутилась в кабинете Меттерниха.
— Я — возвратившаяся изгнанница, — отвечала с улыбкой Полина, — и мой пример доказывает, что можно возвратиться из изгнания.
— Но для этого необходимо подчиниться.
— Нет, ваше высочество, надо только терпеливо ждать. Минута справедливости рано или поздно настанет.
Герцог бросил на нее взгляд, полный восхищения и благодарности.
— Ну, Франц, пойдем со мною, — сказал эрцгерцог Карл, — я провожу тебя до лестницы и отдам на попечение Дитрихштейну.
Молодой человек последовал за своим дедом, но не слышал его слов, и ему все еще мерещился симпатичный образ красавицы.