Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль. Страница 68

— Поздравляю вас, вы все знаете о своих жильцах, значит, ваш отель прекрасно организован. Прошу вас передавать моему уполномоченному все письма и пакеты, которые будут получаться или отправляться вашими жильцами. Вы поняли меня?

— Понял, ваше превосходительство, ваше приказание относится и к княгине Сариа?

— Да, лучше не делать исключений ни для кого. Если же княгиня узнает, что мы были в ее комнатах, то скажите, что мы путешественники и желаем занять ее номер, когда она его очистит.

С этими словами граф отпустил трактирщика и, оставшись наедине с Галлони, спросил его:

— Вы осмотрели местность?

— Конечно. Вот здесь рядом спальня; она выходит в гардеробную, которая соединяется с задней лестницей, а в гостиную прямо входят с парадной лестницы. Вот и все.

— Так не угодно ли вам покуда только следить за всеми шагами этих лиц. Хотя ваши первые действия в этом деле были неудачными, но вы потом доказали свою ловкость, отыскав здесь ваших беглянок, но помните, что Вена не Милан и венцы не миланцы. Хотя вы не принадлежите к здешней полиции, но я дозволяю вам окончить это дело. Только смотрите, оправдайте рекомендацию миланского губернатора, главное, будьте осторожны и не торопитесь.

— Да мне теперь, делать нечего, ваше превосходительство, документы должны еще находиться в кармане у княгини, и я подожду, пока она опорожнит свои карманы.

— И пока я вам разрешу действовать, — прибавил граф.

Галлони кивнул головой, но этот безмолвный знак мог означать одинаково и «слушаюсь» и «как бы не так».

— Княгиня Сариа вернулась, и если ваше превосходительство желаете, то можете с ней познакомиться, — произнес хозяин отеля, приотворяя дверь.

— Я нисколько этого не желаю, — отвечал граф Зедельницкий.

— А я тем более, так как она меня знает, — прибавил Галлони.

— Идите навстречу вашей жиличке, а мы удалимся задним ходом. Вот глупая история! Но, Галлони, воспользуйтесь этим, чтобы осмотреть все входы и выходы.

В ту самую минуту, как они исчезли по задней лестнице, парадная дверь отворилась, и Полина вошла в номер в сопровождении горничной.

— Извините, ваше сиятельство, что я позволил войти в ваши апартаменты, — сказал хозяин отеля, низко кланяясь, — но я хотел убедиться, все ли в порядке, и к тому же я должен был показать их двум путешественникам, которые хотят снять их, когда вы покинете отель, что, я надеюсь, будет не скоро.

Слушая его, Полина поправляла себе прическу у зеркала, но случайно она взглянула в окно и вздрогнула. По улице быстро шли два человека, и один из них украдкой смотрел на ее окно. В его бледном, решительном и вселяющем отвращение лице она узнала миланского сыщика.

— Это ваши новые жильцы? — указала она на быстро удалявшиеся фигуры. — Нечего сказать, хорошие у вас клиенты.

— Я, право, не вижу так далеко, — сказал хозяин отеля в большом смущении.

— Я надеюсь, что вы дали им обо мне все сведения, какие они желали. Я нимало не хочу ссорить вас с полицией.

— Что же делать, несчастные хозяева отелей подвергнуты постоянному полицейскому надзору.

— Пожалуйста, не делайте исключения для меня. Докладывайте полиции о всех лицах, которые будут меня посещать, даже показывайте мои письма.

— Как, ваше сиятельство, вы позволяете? — воскликнул с удивлением хозяин.

— Да, конечно, в наше время надо подчиняться подобным неприятностям, в особенности, когда нечего бояться. Ну, до свидания, прошу вас, прикажите сказать, чтобы девицы Лолив зашли ко мне, когда окончат свою работу.

Оставшись одна, Полина стала серьезно обдумывать свое положение. Очевидно, Галлони не считал себя побежденным, проследив за ними до Вены, уведомил полицию об их прибытии и окружил хитрой сетью бедных женщин, которые надеялись, что избегли его когтей. Но неужели Меттерних вел двойную игру и, с одной стороны, принимал ее любезно, а с другой — подвергал унизительному полицейскому надзору. Что ей делать? Она хотела повести снова веселую светскую жизнь, а обстоятельства ее наталкивали на участие в политическом заговоре. Конечно, в пользу такого интересного и симпатичного юноши, каким ей показался неожиданно герцог Рейхштадтский, можно было действовать с удовольствием. Но что она могла сделать? Она была вполне беспомощна и поэтому решила остаться в стороне, не обращая внимания на полицейские неприятности, тем более что ей никто не поручал исправлять ошибки истории.

— А жаль, — промолвила она мысленно, вспомнив о красивой фигуре молодого человека, о его благородной выходке относительно Мармона и в особенности о нежном, сочувственном взгляде, брошенном на нее.

III

План действия

— Княгиня, должно быть, получила дурные известия, — сказала Шарлотта своей тетке, входя в гостиную. — Посмотрите, как она грустна.

— Не бойтесь, не случилось никакого несчастия, — отвечала Полина, услыхав слова молодой девушки, хотя они и были сказаны вполголоса, — напротив, я нашла старых и новых друзей, так что стоит нам только сказать слово, и наше дело в шляпе.

— Неужели? — воскликнула Шарлотта, просияв.

— Но я еще не упоминала о нашем деле никому. Оказывается, что наши миланские друзья прекрасно выбрали минуту для действия, хотя сами этого не подозревали. Парижская революция дает все шансы на успех сыну Наполеона.

— Бедный юноша!

— Я видела его, — воскликнула Полина, обрадовавшись случаю поговорить о молодом человеке, который произвел на нее глубокое впечатление, — как он переменился! Три года тому назад он был бледным, грустным ребенком, сгорбленным под бременем несчастья, а теперь он стал прекрасным, благородным, смелым, мыслящим юношей. А глаза у него светлые, открытые, добрые.

— Помните, тетя, и Фабио говорил то же.

— Люди, окружающие его, начинают понимать принца, — продолжала Полина, — они боятся его. Я пристально смотрела на Меттерниха, пока герцог Рейхштадтский говорил, и ясно было, что он в молодом австрийском офицере видел неожиданно воскресший образ его великого отца. Хитрый дипломат словно слышал голос умершего колосса, и как будто перед ним воскресли кровавые годы его борьбы с императором. Это была поразительная, чудная сцена.

— Я понимаю, почему вы не могли сказать и слова о миланском деле, — заметила Шарлотта.

— Я не говорила о нем, но оно известно Меттерниху. Он знает, что мы приехали, и, быть может, подозревает, что в наших руках драгоценные документы. Но не беспокойтесь, все уладится.

— Простите, княгиня, — произнесла тетка молодой девушки, — не лучше ли нам уничтожить эти бумаги?

Шарлотта всплеснула руками от удивления и гнева.

— Зачем их уничтожать? — спросила Полина.

— Мы хотим просить помилования человека, который должен был привезти эти бумаги сюда, а сами хотим обмануть лиц, у которых просим милости. Это нехорошо.

— Нет, тетя. Мы не имеем права уничтожить бумаги, которые нам поручил Фабио. Он слишком дорого платит за их сохранение.

— Вы правы, дитя мое, — заметила Полина.

— Однако надо выбрать одно из двух: или освободить из тюрьмы твоего жениха и сжечь бумаги, или сохранить бумаги и не просить о помиловании Фабио.

— Вы хотите, чтобы ваша племянница обесчестила своего жениха и добилась его освобождения ценой предательства.

— Нет, но я боюсь, что мы можем поступить неблагородно, если не уничтожим бумаги. Простите, княгиня; я знаю, с каким мужеством и добротой вы оказали нам помощь в этом несчастном деле. Я вам за это очень благодарна, тем более что вы компрометировали себя без всякой причины. Но я не хочу, чтобы вы ради нас совершили неблагородный поступок.

— Подумаем хорошенько и решим, что мы должны сделать по совести, — отвечала с улыбкой Полина и протянула руку доброй старухе.

— Я полагаю, — воскликнула Шарлотта, — что прежде, чем решать судьбу пакета с бумагами, надо посмотреть, что в них находится.

— Вы совершенно правы, Шарлотта, и если эти бумаги окажутся пустыми, то мы их тотчас уничтожим, не правда ли, наша ходячая совесть? — прибавила княгиня, обращаясь к тетке молодой девушки.