Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль. Страница 72

— Как ты нас напугал своей бешеной погоней, Франц! — сказала первая из них нежным тоном.

— Простите, тетя. Я возвращаюсь из Бадена, где был у матери, и, узнав ваш экипаж, хотел непременно вам поклониться.

— Полина, — сказала любезно эрцгерцогиня, — вы знаете герцога Рейхштадтского? А ты, Франц, знаешь моего друга, княгиню Сариа?

— Я имел вчера счастье видеть княгиню у канцлера, — отвечал юноша, — а теперь еще больше счастлив, что вижу ее в вашем обществе.

Полина грациозно улыбнулась, но не промолвила ни слова.

Герцог некоторое время ехал рядом с экипажем эрцгерцогини и подробно отвечал на ее вопросы относительно его матери. Когда же ему пришлось повернуть в Шенбрунн, то он поклонился тетке и бросил нежный, полный благодарности взгляд на Полину.

Теперь он чувствовал себя не столь одиноким, как прежде.

Кошмар

Стоя в этот вечер у отеля «Лебедь», Галлони вздрогнул, увидев подъезжающую придворную коляску, из которой вышла княгиня Сариа и дружески распрощалась с оставшейся в экипаже дамой.

На вопрос сыщика, кто эта дама, швейцар отвечал:

— Разве вы не знаете? Это эрцгерцогиня София, жемчужина среди принцесс, невестка императора, только что родившая маленького эрцгерцога. И какая она красавица, и какая она добрая! Нечего сказать, для нашего отеля большая честь, что она останавливалась у дверей; хозяин будет очень доволен.

Галлони был вне себя от изумления. Женщина, которую он преследовал из Милана и выдал графу Зедельницкому за сообщницу карбонариев, была в дружеских отношениях с эрцгерцогиней. Что было ему теперь делать! Как объяснять начальнику полиции, что он ошибся? А в его ошибке не могло быть теперь сомнения. Нельзя же было обвинять в похищении документов особу, которая обращалась дружески с принцессой крови. Все его надежды на блестящую будущность рушились. Друг — эрцгерцогини! — кто мог этого ожидать?

— Так нет же, — воскликнул Галлони, — я не ошибся. Кто бы она ни была, но документы взяты ею и, конечно, не для того, чтобы передать их князю Меттерниху.

Тут пришла ему в голову мысль, не была ли княгиня тайной агенткой полиции. Подобные примеры бывали. Что, если действительно она своей ловкостью заткнула его за пояс и передала или передаст бумаги лично Меттерниху? Но нет, это было невозможно, в таком случае она не привезла бы двух белошвеек. Но, может быть, она нарочно это сделала, так как иначе не могла воспользоваться документами. Однако документы были у нее, и ей ни к чему было их возвращать белошвейкам.

Как он ни думал, а дело все сводилось к тому, что бумаги находились у княгини и что ему необходимо было продолжать борьбу с этой могущественной противницей. Притом он не мог терять ни минуты времени и должен был тотчас открыть военные действия против нее.

Спустя несколько часов княгиня спала в своей комнате в отеле «Лебедь» и видела страшный сон.

Ей казалось, что неожиданно перед ней показалась голова с бледным лицом, злыми черными глазами и чудовищным носом. Она знала эти страшные черты, но не могла вспомнить, где их видела. А голова принялась рыться во всех ее вещах: в комодах, в шкафах, в столах. Полина чувствовала, как сильно билось ее сердце, и хотела проснуться, кричать, звонить, но все тщетно.

Наконец страшная голова приблизилась к ее кровати, роковые глаза блеснули рядом с ней и чья-то рука проникла под подушку. Она вскочила, закричала, дернула за колокольчик, и его звон раздался по дому.

Она стала с ужасом смотреть вокруг себя и зажгла свечку. В комнате никого не было, но струя свежего воздуха доказывала, что была открыта дверь или окно.

Когда явилась горничная, княгиня сказала, что она испугалась какого-то шума в комнате. Оставшись наедине, она серьезно обдумала все, что произошло. Она осмотрела всю комнату и убедилась, что не только все ящики были открыты, но и все карманы ее одежды были вывернуты. Тут она вспомнила, где она видела страшное лицо, и промолвила громко:

— Как я хорошо сделала, что отдала документы в верные руки. Галлони — ловкий сыщик, но его смелость переходит все границы. Надо завтра же принять меры к его удалению из Вены.

Смотр

Вернувшись в Шенбрунн, герцог Рейхштадтский узнал от графа Дитрихштейна целый ворох важных известий.

— Ваше высочество, — сказал граф Дитрихштейн, — канцлер приказал мне передать вам чрезвычайно приятное и совершенно новое распоряжение императора. Во-первых, для вас создадут военную свиту, как у всех эрцгерцогов. Во-вторых, вам прислали целую кучу новых книг, и вам разрешено требовать какие угодно сочинения. В — третьих, маршал Мармон прочтет вам лекцию о походах вашего отца; в-четвертых, завтра утром на Пратере соберется ваш гренадерский полк, и вы можете, если пожелаете, сделать ему смотр.

Несмотря на все враждебные чувства, которые герцог питал к канцлеру, он теперь все забыл, и глаза его радостно заблестели. В нем текла кровь первого воина нашего времени, и он жаждал доказать, что был достоин своего высокого происхождения, к тому же ему было 20 лет и ему льстила мысль командовать полком.

— Хорошо, — сказал он, покраснев от удовольствия. — Я завтра произведу смотр своему полку и надеюсь, что император будет доволен мной. А знаете вы, кому я этим обязан?

Граф Дитрихштейн так выразительно пожал плечами, что молодой человек понял всю бесполезность ожидать от него ответа. Он повернулся и пошел в свои комнаты.

Очутившись наедине, он стал мысленно повторять все команды построения и всевозможные тонкости военной тактики.

Произведя таким образом себе экзамен, юноша успокоился и пошел в сад, где его уже давно ждал Франц. В глубине своего сердца он чувствовал, что обязан как бы извиниться перед этим ветераном армии своего отца, что он произведет смотр австрийским солдатам.

Действительно, сообщая Францу эту новость, герцог был очень смущен и голос его дрожал; но старый служака тотчас понял, в чем дело, и вывел из затруднения сына своего императора.

— Так смотр будет завтра на Пратере? — переспросил Франц.

— Да, — отвечал герцог, и в голосе его звучала печальная нота.

— Хорошо, я приду.

Юноша безмолвным взглядом поблагодарил ветерана войн своего отца за этот деликатный ответ.

Что касается Франца, то, возвращаясь в свое скромное жилище, он бормотал:

— Это должно было случиться рано или поздно. Но горько думать, что его сын будет командовать австрийским полком. Все-таки надо посмотреть, как он справится.

На следующее утро старый служака поспешил на Пратер и поместился в первом ряду толпы, собравшейся посмотреть на первый смотр, который производил своему гренадерскому полку герцог Рейхштадтский.

Скоро раздался конский топот, и новый командир подъехал к полку. Он ловко сидел на кровном коне, и бледное лицо его отличалось серьезным, достойным выражением. Но не успел он поравняться с полком, как гренадеры огласили воздух дружным криком «ура». Эта неожиданная овация, бывшая в сущности нарушением дисциплины, очевидно, была вызвана необыкновенным волнением, которое ощутили даже немецкие солдаты, увидав сына того, кто всеми признавался за величайшего полководца.

Герцог Рейхштадтский был, видимо, смущен этим неожиданным знаком сочувствия и невольно покраснел, но через секунду он насупил брови и стал производить смотр по всем правилам военного искусства.

В окружавшей толпе слышалось:

— Однако молодец герцог!

— А как его встретили солдаты!

— Он может смело повести их куда угодно. Все за ним пойдут.

Один из присутствующих обратился к Францу с вопросом:

— Скажите, пожалуйста, этот полк был под Ваграмом?

— Был, — отвечал старый служака, — поэтому-то он так и встретил восторженно своего нового командира.

Роза Гермины

После крестин эрцгерцога Франца-Иосифа, которые произошли в этот самый день в часовне Шенбруннского дворца, император принимал близких ему лиц в больших апартаментах нижнего этажа, а на террасах в парадной столовой и длинной галерее были расставлены роскошно сервированные столы, на которых виднелись целые батареи рейнвейна из Иоганисберга, который был подарен императором канцлеру под условием уплаты ему десятины натурой.