Обрыв (СИ) - Соболева Ульяна. Страница 15
Я ожидала жестокости, физического насилия, да чего угодно, но не ожидала холодного безразличия. Оказывается, это гораздо больнее, это невыносимо, от этого хочется выть и кусать губы до крови. Быть для него всем и стать никем. Пустым местом. Просто женщиной с его фамилией, которой посчастливилось родить от него ребенка, женщиной, которая оступилась и упала, а обратно ей уже не подняться. Потому что он не позволит. Такие, как Максим, не умеют прощать. Они мстят безжалостно и долго, мстят опустошая, выворачивая наизнанку. А я хотела поговорить, я хотела объяснить, чтобы он понял почему, но ему не важно. Нет никаких "почему", есть голые факты. Я посмела поступить по-своему, я предала, я лгала. Зачем? По какой причине? Это не имело никакого значения. Моему мужу наплевать на причины. Для таких, как он, есть черное и белое… Нет, черное и серое. Белого не бывает. А точнее, была я, в прошлой жизни. Так мне говорили, так я чувствовала, но я уже не та.
На мои просьбы о встрече мне отвечали, что он занят, на мои мольбы поговорить, переданные через его секретаря, мне говорили, что Максим сейчас не может ответить, он говорит по второй линии. Мои попытки прорваться сквозь стену его молчаливой охраны заканчивались тем, что меня просто насильно выставляли за дверь его апартаментов. Бесконечные банкеты превратились в пытку, в утонченное издевательство, в игру. Я стояла рядом с ним, держала его под руку, я улыбалась репортерам и его деловым партнерам, но я никогда не удостаивалась даже взгляда. Меня не существовало. Я умерла для него. Меня отсылали в свою комнату после торжественной части, и дальше я могла лишь слышать их голоса, угадывать, фантазировать и скулить от одиночества. Постепенно это начало сводить с ума.
Очередной банкет. Классическая музыка, умопомрачительные наряды, вышколенные официанты и мой муж — ослепительный, до неприличия сексуальный в элегантном костюме с неизменной сигаретой в зубах, окруженный своей свитой. Порочный самец, готовый к спариванию с каждой самкой. И женщины… много женщин… без лиц и без имени. Словно сучки возле единственного кобеля, который выбирает, кого отыметь сегодня. Они порхают вокруг, всегда близко и навязчиво. Одна кружит с ним в танце, другая салютует ему бокалом, третья призывно улыбается, четвертая…
И я гадаю, с кем из них он уже переспал и когда это было. Меня разрывает от ревности, от непонимания, как вдруг все изменилось, и я перестала иметь какие-либо права рядом с ним. Захотелось вцепиться в патлы сучке с короткой стрижкой, которая вилась рядом с ним и кокетливо строила глазки, даже хватала под руку и что-то шептала на ухо. Они любовники? Он сейчас ее трахает? Если да, то я… я просто вырву себе все волосы. Только я этого даже не узнаю. Ведь мне запрещено входить в его апартаменты, мне запрещено появляться в банкетном зале. Мне все запрещено. Как он сказал: я лишь выполняю роль, просто тень, от которой нельзя избавиться, но и терпеть тоже невыносимо. И я подглядывала, смотрела издалека на веселье.
А потом вдруг что-то лопнуло внутри, когда брюнетка в очередной раз вцепилась в его локоть своими когтями, и он накрыл ее руку своей ладонью. Я выскочила в коридор, тяжело дыша, чувствуя, как сейчас взорвусь… И пытаясь себя сдержать.
Я вернулась к себе, медленно подошла к зеркалу, глядя на свое отражение, и мне невыносимо захотелось его разбить. Потому что там лицо… которое принадлежит нам обеим. Лицо, которое любят, а меня, сидящую под этой кожей, ненавидят. А потом я ощутила эту волну злости.
Несколько секунд я смотрела себе в глаза. Чего я хочу? Внимания любой ценой. Так что мне мешает ЭТО сделать? Напомнить о себе. Заставить сравнивать с ними. Ведь он любил меня, хотел. Это не может исчезнуть, даже не смотря на ненависть и презрение ко мне. Так чего я жду? Я женщина, я имею иное оружие. Распахнула шкаф с вещами, схватила ворох платьев и швырнула на постель. Он заметит меня. Сегодня. Сейчас.
Я вошла в залу триумфально, с гордо поднятой головой. Не посмеет прогнать при всех. Возможно, потом накажет за своеволие, но прогнать не сможет. Меня заметили сразу, да и как не заметить в таком наряде? Я выбрала самое соблазнительное платье, самое дерзкое, которое никогда бы не решилась надеть. Я даже не знала, каким чудом оно вообще попало в мой гардероб.
Тонкий черный трикотаж с серебристыми вкраплениями, с разрезами по бокам до самых бедер. Открытая спина, плечи и полное отсутствие нижнего белья. Я распустила волосы, я помнила, как он любил это делать, трогать мои локоны, наматывать на пальцы. Он говорил, что они ему нравятся даже вот такими, не длинными.
И тут же волна мужского внимания, волна едкого любопытства. И я ощутила эти взгляды, эту заинтересованность и блестящие глаза. Ощутила так же и женское раздражение, когда ощущают соперницу на эмоциональном уровне. Как мигающую опасность.
Максим танцевал с той сучкой с короткой стрижкой в обтягивающем черном мини-платье, он единственный, кто еще не заметил моего появления, на долю секунды позже чем остальные. Как раз в тот момент, когда я подала руку его партнеру из США и непринужденно ответила ему по-английски на комплимент, Максим обернулся и… улыбка исчезла с его губ. Она стерлась так же мгновенно, как и почернел взгляд его синих глаз. Осмотрел меня с ног до головы и стиснул челюсти. Он в ярости. Все еще кружит в танце свою партнершу, но не сводит с меня глаз. Наблюдает, как я беру бокал с шампанским из рук его партнера, как кладу руку тому на плечо, когда он любезно предложил потанцевать.
Фрэнк молод, очень симпатичен, у него модная стрижка, безупречно сидящий на нем костюм и этот умопомрачительный налет Голливуда. Он мог бы сниматься для обложек журналов.
Вскоре мы поравнялись в танце с Максимом и его партнершей, которая смотрела на меня с нескрываемым триумфом, и американец, широко улыбаясь, сказал моему мужу:
— Если бы я знал, что у тебя такая красивая жена, Макс, я бы приехал заключить с вами договор намного раньше. Ты счастливчик и редкий сукин сын, отхватить такой бриллиант.
— Еще какой счастливчик. Но я совершенно нежадный счастливчик. Развлекайся, Фрэнки. Моя жена обворожительна во всем.
— У вас свободные отношения? — удивился американец. — Если это так, то я бы украл тебя у него и забрал себе, чтобы никогда и никому не отдать.
Я криво усмехнулась.
— Но ты женат, насколько я знаю.
— А разве это помеха?
Я его почти не слышала, смотрела, как Максим сжимает стриженую за талию, как крутит ее в танце и как его ладонь ложится ей на ягодицы.
Когда-то мой муж тоже не хотел меня показывать кому бы то ни было… но, наверное, все изменилось. С Максимом ни в чем быть уверенной нельзя.
— Алекс, как и все женщины в этой зале, попала под очарование вашего мужа, — продолжал шептать американец, подливая масла в огонь моей ревности.
— И кто такая эта Алекс?
— Владелица судостроительной кампании, а также некоторых нелегальных бизнесов. Говорят, она связана с русской мафией и с перевозкой оружия. Но… это лишь сплетни. Хотя она похожа на роковую женщину. Дважды вдова.
Я отпила шампанского и посмотрела на женщину, танцующую с Максимом, еще раз.
Красивая той ядовитой красотой, от которой у мужчин сносит все планки. Яркая, сочная. Старше меня, но стройная и гибкая, как пантера.
— Похоже, они были знакомы и раньше. Вчера она присутствовала при подписании контракта и стала официальным совладельцем акций вместе с господином Вороновым.
Я взяла еще один бокал шампанского и осушила его до дна. Знакомы раньше… Насколько знакомы, что Максим решил взять ее в бизнес? Пусть я ничего в этом не понимала, но ощущение, что я за бортом, что я вне каких-либо его дел, а эта дрянь — да, просто сводили с ума.
Американец продолжал кружить меня в танце уже до неприличия долго. А мой муж удалился вместе со своей давней знакомой за массивными дверьми залы. У меня закружилась голова, ревность может резать нервы на куски. Я словно видела его глазами других женщин и как никто знала, как он может соблазнять и лишать воли, как может крутить женским сознанием. Куда они пошли? В его кабинет? Или он повел ее в свою спальню? Я чувствовала, как бледнею, как тошнота подступает к горлу.