В капкане у зверя (СИ) - Моран Маша. Страница 35

— Завтра ты уезжаешь в Питер. Если что-то выкинешь или, не дай Бог, прикроешься моим именем, вылетишь отсюда сегодня же. Сутки на сборы.

Юле показалось, что внутри что-то оборвалось. Она смотрела в его чертовы желтые глаза, и испытывала лишь одно желание: разодрать ему в кровь лицо. Он вознамерился отобрать у нее Крельск?! Урод! Юля попыталась взять себя в руки. Ей никогда не удавалось владеть собой так же, как Давиду. Нужно хотя бы попытаться что-то сделать…

— Здравствуй, Давид! Рада тебя видеть. — Юля изо всех сил пыталась изобразить любящую сестру. — И рада, что ты наконец нашел время ко мне приехать.

Давид вздернул бровь. Вот же мудак!

— Тебе ничто не мешало приехать ко мне первой, если соскучилась. Или ты была занята, терроризируя здесь всех?

— Что?! — Юля уже готова была запустить в его рожу когти. Значит, на нее кто-то настучал. Она найдет дрянь, которая это сделала.

— У тебя что-то со слухом?

— Ты не можешь выгнать меня отсюда! За что?

— Могу и выгоняю. Начинай собирать шмотки прямо сейчас. — Он ухмыльнулся. Ухмыльнулся! — Потом можешь не успеть.

— Я — твоя сестра! Ты не должен со мной так обращаться! Это все неправда.

Он снова вздернул брови. Какое же мерзкое движение!

— Что — неправда?

Юля даже на секунду растерялась:

— То, что тебе про меня наговорили.

— И что же мне про тебя должны были рассказать?

Юля выпустила когти и тихо зарычала. Она сама себя загнала в его ловушку. Давид хмыкнул и развернулся, чтобы уйти. Юля бросилась следом:

— Не смей отворачиваться и уходить!

— Хочешь пригласить меня на чай?

— Ты не имеешь права так делать! Крельск — и мой дом тоже!

— Если он твой дом, то какого черта ты здесь гадишь?

— Я ненавижу тебя! Урод!

Он даже не обернулся. Просто, молча, вышел. Юля не смогла сдержать эмоции. Она громко закричала и полоснула когтями по стене. Как же она его ненавидит!

Кто-то звал ее. Древние голоса, пробивавшиеся сквозь толщу веков. Скрипучие, шелестящие… Они говорили с ней. Рассказывали позабытые всеми истории. Предупреждали. Аня открыла глаза. Она лежала в своей кровати. Боль в боку тупо пульсировала. Все было неправильным. Не здесь ей нужно находиться. Ее ждало другое место. Место, в котором она не будет больше одинока. Аня села и осмотрела себя. Кто-то переодел ее в ночную рубашку. Кто-то… Не тот, о ком она наивно мечтала. Задрав подол, она осмотрела бок. Квадрат лейкопластыря скрывал рану, но через белые края просвечивала широкая зеленая полоса. Аня отодрала лейкопластырь. Под ним скрывались десять аккуратных швов. Все, что осталось на память от Давида. Никаких глупых фантазий о нем. Никаких иллюзий. Выбравшись из кровати, Аня прошлепала к входной двери и босиком вышла наружу. Фонари рассеивали темноту, но не справлялись с густым молоком тумана. Ветер гнал белесый пар. Аня ступила на холодную влажную землю. Ей нужно уйти отсюда. Туда, где станет легче. Где не будет боли. Она обогнула дом, прошла мимо амбулатории и вышла в лес. Земля чавкала под ногами, к коже липли прошлогодние листья, трава, насекомые. Но Аня упорно шла вперед. Она поскальзывалась и падала в холодную липкую грязь. Несколько швов разошлись, и теперь она чувствовала, как по коже течет теплая кровь. Она могла даже уловить ее запах: металлически-соленый в прелой сырости леса. Еще пахло мхом, хвоей и ранними ягодами. И гарью… Как будто где-то жгли костры. Аня даже слышала их треск. Слышала как огонь выбрасывает в воздух снопы ярких искр, как ломаются на части сухие поленья. А еще голоса. Радостные голоса, крики и смех. Она шла к ним. Но находила только колкую ржавую хвою на земле. Над лесом взошла огромная луна. Бледная, слепящая, больше серая, чем желтая. В ее свете лес казался почему-то алым, кровавым… Она не сразу поняла, что дело в старых потрепанных лентах красного цвета. Они были повсюду. Обвивали стволы, ветки, цеплялись за кусты, трепетали на ветру. Они висели здесь сотни лет, невидимые для других, забытые. Но Аня их видела. И откуда-то она знала, что их повязали во время Охоты. А еще ей было известно, что они принадлежали юным девушкам, которые ждали своего суженого и ворожили на встречу с ним. Она видела сотканные из тумана фигуры, которые прятались за деревьями. Она слышала шорох подолов, трепет дорогой ткани на ветру. И она слышала гомон мужских голосов. Они бежали за избранницами, они преследовали. Их дыхание было частым, а глаза скрыты плотными повязками. Полагаясь лишь на нюх, они мчались вперед, стремясь догнать ту, что притягивала зверя. Аня замерла среди редко растущих деревьев. На ветру колыхались старые ленты. Они до сих пор ждали, когда отчаянные волки заберут их и вернут своим избранницам. Они будут ждать вечно… Потому что та Охота никогда не завершится. Ее прервало предательство. И теперь по лесу всегда будут бродить девушки, отчаявшиеся дождаться предназначенных самой природой мужчин. Аня подошла к высокой старой сосне. Ее ствол был изрезан волчьими когтями. Корни торчали над землей, покрытые мягким бархатистым мхом. Вот, где она должна сегодня спать. Аня улеглась на влажную землю, прижавшись раненым боком к мягкому мху. Щека терлась о шершавый корень. Она закрыла глаза, не чувствуя ни холода, ни боли. А со всех сторон доносились радостные крики давно умерших девушек. Они смеялись над своими горячими преследователями, разжигая огонь в их крови, провоцируя. И Аня с удовольствием вслушивалась в их голоса. Ей не суждено испытать подобное. Зато она может хотя бы подслушать чужое счастье. Сон накрыл ее мягко, незаметно. А ветер высушил слезы.

Давид без сил опустился на землю и прислонился спиной к шершавому и влажному от тумана стволу. Тело было покрыто грязью, кровью пойманного животного и землей. Он обежал Крельск. Весь! Но даже ни намека на запах Марины и того, кто мог с ней это сотворить. Что-то же должно было остаться. След, аромат, хотя бы его тонкая ниточка. Хоть что-нибудь! Но не было ничего. Давид чувствовал: эта мразь где-то здесь, среди них. Чутье вожака, ответственного за свою стаю и территорию, кричало, что опасность рядом. Не смотря на часы изнуряющего бега, волк до сих пор беспокойно метался в душе. Мышцы и даже кости подрагивали от недавнего обращения. Волк жаждал действовать. Охотиться, выслеживать, преследовать. В Крельске не так много мест, где можно спрятаться. Кто бы ни напал на Марину, он хорошо знал местность. Или же ему кто-то помог. Почему эта мысль не пришла раньше? Одно дело — скрыть свой запах и замаскировать следы. Другое — знать, где спрятаться, чтобы тебя не нашли лучшие охотники. Запутать преследователей всегда легче вдвоем. Впрочем, это только догадки. Давид откинул голову назад, глядя в темнеющее небо. Принять мысль, что среди своих мог оказаться больной псих, оказалось сложнее, чем он думал. Намного легче было валить все на чужака, который желал зла их стае. Но Давид понимал, что должен быть готов к любому исходу.

А он-то мечтал о спокойной скучной жизни. Через пару недель начнутся Охоты, к которым ни черта не готово. Проводить их, когда по округе бродит тварь, едва не убившая Марину? Когда убийцей может оказаться любой из них? Но и отказаться — все равно, что посадить волков на привязь. Все оборотни, даже одиночки, стремятся участвовать в Охотах. Нужно вызвать дополнительную охрану из Питера. И лучше, если об этом никто не будет знать. Еще необходимо придумать, что делать с Анной… Мысли о ней наводнили голову, стоило хоть немного расслабиться. Они не оставляли его ни на минуту, все время маяча где-то на границе сознания. Она опасна. С ней нужно что-то делать. Но единственное, чего он по-настоящему хотел — оттрахать ее всеми возможными способами. Вот же дрянь! Поселилась в его голове. И невозможно избавиться от нее, как бы он ни пытался. Никакие другие мысли не могут справиться с воспоминаниями о ней. О том, как уснула уставшая в ванной. Как смотрела на него. Какой испуганной выглядела, когда напала дура-Эмма. Раны на ее теле были худшим, что он видел в своей жизни. Он должен был быть рядом, чтобы защитить ее, чтобы уберечь. Волк недовольно заворчал: да, ему нужно находиться возле нее. Аня слишком хрупкая для их мира. Всего лишь слабый человек. Он испытывал странное желание: увезти ее отсюда, спрятать ото всех. Поселить в своей питерской квартире и держать в тайне. Чтобы никто не знал о ней, чтобы никто не мог навредить. Теперь, когда ей все известно, он ведь может позволить себе расслабиться? Пара ночей в ее компании. За достойную оплату. Он никогда не был жадным. И с ней не будет. Тем более, ей известно, кто он такой. Он сможет объяснить ей, что многие оборотни любят грубый секс, граничащий едва ли не с насилием. Возможно, ей даже понравится. Он постарается, чтобы понравилось. Ну а если нет, она потерпит. За те деньги, которые он ей предложит, можно вытерпеть многое. Он чувствовал: Аня особенная. Она не пряталась от его взгляда. Не сдавалась и не подчинялась. Сопротивлялась его силе и почти выигрывала. Он любил борьбу. В бизнесе. Когда нужно приложить усилия, чтобы получить желаемое. Сейчас желаемым была Анна. Пока она еще пыталась противостоять ему. Но как только узнает, какую цену он готов предложить… Он видел сомнение и нерешительность в ее глазах, когда речь зашла о деньгах и квартире. В конце концов, он проявил неслыханную щедрость и доброту к ней. Глупая художница даже не подозревает, что избавиться от нее — раз плюнуть. Но он покажет ей, насколько бессмысленно ее упрямство. Сначала он просто выбросит ее из Крельска без средств к существованию, оборвет все ее связи. Уничтожит даже саму надежду на привычную жизнь. А потом предложит сделку, за которую она готова будет расцеловать ему ноги. Давид ухмыльнулся, чувствуя, как твердеет член. Увидеть ее на коленях он был совсем не против. С этого и начнет.