В капкане у зверя (СИ) - Моран Маша. Страница 55

Пока не услышал…

— Он оставил тело на самом видном месте! Но оно куда-то исчезло. А потом Давид заставил меня уехать. Я не знаю, что там происходит.

— И что, не осталось никого, кто может тебе рассказать последние деревенские сплетни?

— Есть одна дура, но она не берет трубку. — Юля вдруг начала хныкать. — Если Давид узнает…

— Заткнись, идиотка! Не узнает, если не проболтаешься.

— Что теперь делать?

— Тебе — ничего. Сиди и не высовывайся. Будь на связи.

— Но…

— Ты поняла?

— Да.

— Вот и отлично. Готовь платье для свадьбы. Будешь нести Ленин шлейф. — Богдан хохотнул.

— Давид ни за что не согласится.

— Согласится. Или потеряет стаю. И бизнес. Впрочем, потеряет в любом случае. Но Лена хочет именно его. Чего не сделаешь ради любимой дочери. — И снова обманчиво добродушный смешок.

— Если вы задумали пустить нас по миру…

— Не верещи! Получишь свою долю в бизнесе. Ни в чем не будете нуждаться с дружком. Просто сделай так, как я говорю.

— Ладно.

— Договорились. Не высовывайся пока. И жди указаний. Я позвоню.

Давид не знал, как ему удалось сохранить чертово самообладание. Сейчас он был близок к тому, чтобы совершить убийство. Разодрать когтями и зубами Богдана, вырвать ему глотку. Он втянул Юлю в борьбу за власть, пользовался ее жадностью и наверняка уже спланировал, как избавиться от нее. Голубика, краски и едва ощутимый виноград. Аня была рядом. Ее аромат подействовал успокаивающе. Странным образом отрезвил, возвращая привычный контроль и хладнокровие. Нужно собраться и все обдумать. Это лишь очередная сделка, которую он провернет. Только теперь на кону стоят не деньги, а безопасность стаи. И ни в коем случае нельзя развязывать войну. Затянувшееся молчание нарушил Дима:

— Давид Александрович…

— Тихо! Я должен подумать. Или есть что-то еще?

— Нет, но…

— Что?

— Если он привез с собой шаманку и… хм… втянул вашу сестру, дело серьезное.

— Спасибо, Дима. — Давид невесело усмехнулся. Похоже, в собственной стае его считают за идиота. — А теперь, может, пойдешь и займешься делами, чтобы я мог подумать, как выпутаться из «серьезного дела»? Вряд ли Богдан Владимирович будет лучшим начальником, чем я.

Дима кивнул и поспешил скрыться. Антон остался.

— Ну а тебе что?

— Будут какие-то указания? — Он повинно склонял голову, демонстрируя незащищенную шею. Почему-то именно сейчас этот жест, такой привычный и правильный прежде, раздражал. Злил!

Аня еще ни разу так не сделала. Она продолжала ему сопротивляться, даже зная, что он заведомо сильнее. Вот, что отличало ее от всей его жизни. От всех, кто его окружал. Она не надеялась на него. Не ждала от него помощи, решений проблем и каких-то судьбоносных поступков. Она не нуждалась в его силе и не искала его защиты. Она просто хотела свой собственный дом. И он, черт возьми, даст ей его! Лучший, любой, какой она только выберет! Он даст ей все, что возможно будет купить за деньги или отобрать силой. Лишь бы… лишь бы оставалась настолько близко, что можно почувствовать ее запах. Настолько близко, что можно протянуть руку, прикоснуться и прижать к себе. Чтобы не было между ними ни малейшего просвета, ни гребаного миллиметра свободного пространства! Вот насколько близко. Давид покачал головой:

— Нет, ты свободен.

Антон кивнул и поспешил уйти, когда Давид вспомнил:

— Хотя постой. Ты послал людей в Крельск, как я просил?

— Да, еще вчера.

— Отлично. Иди.

Как только за ним захлопнулась дверь, Давид встал с кресла, позволяя волку немного высунуть морду. Он подкрался к другой двери, не издав ни звука. По ту сторону разливалась звенящая тишина, такая отличная от всего, что происходило раньше. Такая неправильная. Ему снова хотелось слышать Анины стоны, хриплые несмелые вскрики, тяжелое дыхание. Это все было неправильно, чуждо. И необходимо. Он быстро отворил дверь. Аня тихо вскрикнула, прижавшись к стене.

— Подслушиваешь?

Она быстро дышала, сжимая пальцы на узле полотенца. Гордо вскинула голову:

— В твоей машине остался чемодан. С моими вещами.

— Понял. — Он сунул руки в карманы, лишь бы удержаться и не прикоснуться к ней снова. — Тебе привезут новые.

— Мне не нужны новые. — Она смотрела на него так, словно между ними ничего и не произошло.

А может, ничего и не было? Просто он свихнулся из-за нее настолько, что мозг подсунул желаемую картинку. Давид едва не рассмеялся. Он точно сходит с ума.

— Моя… Ты будешь одеваться в лучшее.

Господи! Моя — кто? Женщина? Это слово так и вертелось на языке. Нет, это просто идиотизм. Она даже любовницей ему не была.

— Я тебе не шлюха, к которым ты привык! Купи себе любую и развлекайся с ней! А мне нужны мои вещи!

Он зарычал. Не смог сдержаться. Да! Да, он привык, что его окружают шлюхи! Всем нужны только его деньги. Даже сестра предала. Всем плевать, если вечером он сдохнет. Они будут искать, кому продаться подороже ради денег, защиты и комфорта. Ей же он сам все это предлагал.

— Не шлюха, говоришь? А пару минут назад была очень похожа!

На что, ну на что он надеялся, говоря это? Хотел задеть побольнее. Она побледнела, лицо стало совершенно равнодушным. И наверное впервые в жизни он ощутил себя куском дерьма. Ее холодный отстраненный вид был хуже, чем тупой нож по жилам.

— Прости… Я не хотел… — Он никогда не извинялся. Ни перед кем. Даже если был не прав. Но хуже всего было то, что он сам понимал: за эти слова его нельзя простить.

Что она с ним делала? Что? Ему всегда было наплевать на чувства других. Благодаря родителям и их науке он научился отстраняться от всего. Но не сейчас… Эта маленькая дрянь вспорола его грудную клетку, залезла туда испачканными в краске ладонями и вынула сердце. Давид все-таки не выдержал. Сжал хрупкие теплые плечи и тряхнул Аню, едва ли не отрывая от пола:

— Не молчи, ну! Давай, скажи хоть что-нибудь!

— Что? — Аня попыталась его оттолкнуть. Но от прикосновения ее нежных ладошек хотелось стонать. — Что я должна сказать? За несколько дней ты вылил на меня столько грязи, сколько я за всю свою жизнь не слышала. Дать тебе еще один повод поиздеваться надо мной?

Она снова его толкнула, но Давид только крепче сжал ее плечи. Он никогда не оправдывался за свои поступки, но сейчас чувствовал, что обязан это сделать:

— Я защищал свою стаю.

— Это не дает тебе права оскорблять меня!

— Я считал тебя врагом!

— И что изменилось? Считал врагом, а стал считать шлюхой? Знаешь, это даже льстит. Из посмешища я превратилась в шлюху. — Ее голос сочился горечью.

— Я никогда не считал тебя… — Давид вдруг замолчал.

В досье говорилось лишь об одном мужчине, с которым у Ани были отношения. Могло так получиться, что он повсюду оказался не прав? Могло быть так, что он стал вторым ее любовником?

— После этого… Виктора, — он выплюнул ставшее почему-то ненавистным имя, — у тебя никого не было?

Анин запах изменился. Теперь она пахла страхом и печалью. Глаза удивленно округлились.

— Откуда ты о нем знаешь?

— Я уже говорил: я все о тебе знаю.

— Да что, что ты можешь знать обо мне?! Что я переспала со всей твоей деревней? Что ради денег готова на все?

Давид не знал, что сказать. И в такой странной и непривычной для себя ситуации, решил поступить так, как делал всегда.

— Успокойся! — Он опять встряхнул Аню. Кончики ее влажных волос прилипли к груди, притягивая его взгляд. — У меня и так полно проблем, чтобы разбираться с истеричной бабой.

Пощечина опалила щеку. В который уже раз она умудряется нанести ему удар, который он не может предвидеть.

— Ну так отпусти меня.

— Не могу. — Давид покачал головой, понимая, что это выше его сил. — И хотел бы, но не могу.

Отпустить ее — все равно, что выдрать из себя какой-нибудь орган, вручить ей и отправить с глаз долой. И внезапно проблема с сестрой и Богданом показалась гораздо меньше проблемы с Аней.