Сердце огня и льда. Леди (СИ) - Серина Гэлбрэйт. Страница 70

И что ещё могло питать мои чувства к Нордану тогда, иррациональное притяжение, если не связь, что старше и меня, и его?

Я ведь верила. Несмотря ни на что и вопреки всему.

Верю.

И знаю, что буду верить всегда.

– Шель? – Нордан остановился на пороге, возле незакрытой мной двери. – Ещё одна игрушка?

– Я не удержалась, выбрала и его, – я рассеянно погладила барса, шагнула к мужчине. – Ты никогда не задумывался, не могли ли мы быть… связаны прежде? До всего этого, до рынка, до нашего рождения?

Мимолётная тень удивления, непонимания в светлых глазах, и Нордан пожал плечами.

– Нет. Обычно я не копаю так глубоко, слишком уж много ничем не подкреплённых и недоказуемых предположений, а жизнь в братстве научила не оперировать настолько абстрактными величинами, – мужчина усмехнулся вдруг, приблизился ко мне. – Философское настроение?

– Немного, – ответила я. – Я верю тебе… и три года назад верила, хотя…

– Хотя, объективно говоря, поводов не было?

– Да. Но часть меня даже тогда знала, что ты не причинишь мне вреда…

– Котёнок, – Нордан коснулся моего лица, заправил прядку за ухо, – иногда меня пугает то, как ты меня идеализируешь.

– Я вовсе не… – начала я, но указательный палец уже привычным жестом провёл по моим губам, останавливая возражения.

– Идеализируешь и оправдываешь, – перебил Нордан мягко. – Ясно, почему люди идеализируют Дрэйка – он умеет производить нужное впечатление, однако я ни к чему подобному уже давным-давно не стремлюсь. Да, я не причиню вреда тебе и нашим детям. Дрэйку… хотя большую часть возможного ущерба он всё равно переживёт. Твоим друзьям, пока они не переходят границы допустимого и не представляют угрозы для вас. Твоим родным. Но меня не волнует благополучие остальных людей и нелюдей. Мне по-прежнему плевать на них, на их проблемы, на мир во всём мире – за эти годы я слишком хорошо усвоил, что он не достижим в принципе. Я всегда буду видеть в них плохое, всегда буду подозревать в чём-то – потому что, как показывает практика, люди эти подозрения оправдывают куда чаще, нежели опровергают. Не имею я склонности к всепрощению или бескорыстной любви ко всем подряд. И неоспоримый факт, что я не причиню вреда вам, отнюдь не означает, что я испытываю сколько-нибудь добрые чувства к остальным. Если потребуется – использую, покалечу или убью не задумываясь, вытру ноги и выброшу без малейшего сожаления, как обычную ненужную тряпку, – мужчина улыбнулся нежно, каплю снисходительно, чуть печально. – Полагаю, в целом мире лишь ты видишь меня настолько идеальным.

И только меня он готов раз за разом убеждать в собственном несовершенстве, только мне готов объяснять, как ужасен этот неприглядный, полный грязи мир и он сам, неприкаянный собрат ордена бессмертных. Но это и мой мир тоже, сколь бы мало я ни знала о том, что происходит вокруг, сколь бы сильно ни заблуждалась, веря в лучшее, и мой мужчина, каким бы неидеальным он ни был, что бы ни делал прежде. Мои мужчины.

Возможно, любовь и впрямь слепа, как говорят, однако не желала я ни роптать на судьбу, ни попрекать мужчин прошлым, тем, что им не дано изменить.

– И всё же я думаю, это неспроста, – покачала я головой. – Мы могли знать друг друга раньше…

– И кем, по-твоему, мы могли быть?

– Не знаю, – я беспомощно пожала плечами. – Но можно поразмышлять об этом, пофантазировать.

Мне и трудно вообразить подобное, и одновременно я не могу удержаться, чтобы не начать представлять – пусть бы в теории, пусть бы лишь в моих пёстрых фантазиях, – кем мы были, как встретились и почему наши чувства сохранились спустя столько лет и веков, продолжились, не исчезнув, подобно многим, в пустоте забытья.

Нордан взял меня за руку, вывел из комнаты, закрыл дверь и неожиданно прижал к стене возле створки. Накрыл мои губы своими в поцелуе жадном, нетерпеливом. Я слабо вздрогнула – не от неприятия, но потому, что мы опять целуемся в коридоре, где нас могут застать Лиссет, или Веледа с Беваном, или Кадиим. Я вспомнила слова Веледы, что дух может наблюдать за тем, что происходит вокруг меня, а, значит, наверняка рискует оказаться невольным свидетелем, даже не выходя в коридор лично. Однако желание мужчины, резкий аромат ягод пьянили домашней ежевичной настойкой, которую так любил мой папа, напитком, ловко скрывающим душистую крепость за тёмной сладостью. Я обвила руками шею Нордана, ответила на поцелуй, чувствуя, как мужские ладони скользят по моим бёдрам, сминают лимонный шифон платья.

– Норд… – я отвернула лицо, одурманенная запахом, собственным желанием. – Нас могут увидеть…

И я должна снять кольцо. Понимаю, что едва ли смогу чем-то удивить бессмертного духа, но всё же не хочу посвящать его в подробности нашей интимной жизни.

– У нас не дом, а проходной двор, – Нордан неохотно отстранился от меня, отпустил, словно через силу.

– Это временно, – я провела по складкам ткани, расправляя их.

– Надеюсь.

Улыбнувшись извиняюще, я мышкой прохожу мимо Нордана в нашу спальню, собираю необходимое и отправляюсь в ванную комнату, торопясь занять её, пока она не понадобилась кому-то ещё. В общине нам приходилось греть воду, чтобы принять ванну, здесь же, в центре некогда великой империи, мы вынуждены соблюдать некоторую очерёдность при посещении ванной, словно живём не в частном доме, а в общежитии при университете. Понимаю, нам и впрямь пора подумать о собственном жилье независимо от исхода революции, об укрытии от невзгод внешнего мира, о настоящем доме, где будем жить только мы – и наши друзья, когда станут нас навещать, – о стране, в которой мы поселимся. И ловлю себя на мысли, что не знаю других стран по-настоящему, кроме Феоссии. Но Дрэйк прав, ещё долгие годы мы не сможем жить на моей родине так, как жила я в детстве и отрочестве. Даже вернув независимость, Феоссия будет зализывать раны, восстанавливаться, учиться жить иначе, по-новому – ведь по-старому уже не будет никогда. Ей потребуется время, которое слишком дорого мне, моей семье, чтобы ждать. Хочу я того или нет, но придётся смириться с необходимостью начать новую жизнь в другом королевстве, построить там дом – в более широком, всеобъемлющем смысле слова этого, – дом для Эстеллы.

И для янтарной малышки.

И, если даст то Серебряная, для будущих наших детей.

Мы легли спать пораньше, в надежде выспаться перед приездом Эстеллы и скачками, но в результате ни один из нас троих не смог заснуть. Даже я безо всякого тонкого слуха знала, что наши друзья не спят – из-за двери доносились то тихие шаги Лиссет, явно ходившей на кухню за поздним перекусом, то заговорщицкое перешёптывание Бевана и Веледы, то ли вернувшихся из сада, то ли спустившихся с чердака. Наконец в коридоре наступила тишина, однако я продолжала смотреть в белый, немного обшарпанный потолок, ощущая чётко, что и мужчины рядом со мной делают то же.

Лежат неподвижно, глядя в потолок, теряющийся наполовину в сумраке, словно на свете нет зрелища интереснее, занимательнее.

Время будто нарочно тянется медленно, лениво, превращая минуты в вечность, и оттого я не сразу осознаю, когда Нордан произносит вдруг ровным тоном:

– Нам надо пожениться.

Я моргаю в растерянности, не вполне уверенная, что не ослышалась, впав в состояние беспокойной полудрёмы, что поняла всё правильно.

– Это самое романтичное предложение руки и сердца, которое я слышал в своей жизни, – заметил Дрэйк.

– Уверен, ты слышал их великое множество, – не без иронии парировал Нордан.

– И, полагаю, свежая записка от Галена немало тому не поспособствовала, – продолжил Дрэйк с обычной своей невозмутимостью.

– При чём тут Гален? – удивление казалось искренним, но я уже слишком хорошо знала Нордана, чтобы поверить.

– Значит, удачное совпадение.

Я приподнялась на локтях, посмотрела недоверчиво на Нордана в зыбком полумраке.

– Что-то произошло в Атрии? – спросила я, тревожась и за двух других собратьев, и за их пару, которую надеялась однажды узнать получше, не только по скупым упоминаниям из писем Вэйдалла.