Ангелы мщения (Женщины-снайперы Великой Отечественной) - Виноградова Любовь. Страница 37

Анна Соколова, пришедшая на фронт после второго выпуска ЦЖШСП и воевавшая снайпером в 70-й стрелковой дивизии, незадолго до кончины рассказала корреспонденту МК о своей встрече с плененной немецкой девушкой-снайпером. Разведчики поймали ее в лесу, где девчонка-снайпер замаскировалась на дереве. Она была ровесницей Ани, чем-то похожа на нее, и у них были одинаковые мальчишечьи стрижки.

Анне Соколовой приказали расстрелять немку, и она, не колеблясь, повела ту в овраг. «Ведь если бы я оказалась на ее месте, она бы меня тоже не пощадила», — сказала Соколова после войны [325]. Немецкая снайпер была одиннадцатой жертвой Соколовой, однако та не включала ее в общий счет, так как убила в упор.

Загвоздка в том, что в немецкой армии женщин на передовой не было, тем более снайперов. Не было женщин и среди власовцев, даже медсестер. Скорее всего, этой девушки вовсе не было. Если это так, то какой интересный материал для психологов! Думая о своей юности, о войне, пожилая женщина представляет похожую на себя девушку-врага, которую убивает с той же жестокостью, какой сама ожидала от врагов по отношению к себе [326]. Ветеран-снайпер мысленно продолжала мстить немцам и через много десятилетий после войны.

За первые шесть месяцев своей войны Роза Шанина и ее товарищи почти не участвовали в наступательных боях. Сначала — оборона под Витебском, дальше — преследование отступающего врага. Настоящие, страшные бои выпали на их долю только в Восточной Пруссии. 3 ноября Роза записала: «Вернулась с передовой совершенно измотанная. Запомнится мне эта война. Четыре раза местечко переходило из рук в руки. Я три раза уходила из-под самого носа фашистов. Вообще-то война на территории врага — дело серьезное» [327].

Немецкие позиции приходилось буквально «прогрызать» [328], вспоминал ветеран 17-й гвардейской дивизии. «Город взяли наши, их всех перебили», — записала в дневнике Роза. «Из штрафной роты вернулся один человек, остальные погибли» [329]. Роза считала, что в этом бою она убила по крайней мере 15 немцев (не записанных в снайперскую книжку, так как это произошло при наступлении). Отбивая атаки «фрицев», она стреляла по каскам ползущих трассирующими патронами и с расстояния 200 метров отчетливо видела в прицел, как патроны отлетали рикошетом. Подобравшись на 100 метров, немцы встали во весь рост, но Роза еще стреляла. Убежала она с товарищами, когда немцы были уже совсем близко. «В небольшой рощице, у дома лесника, малочисленная группа советских солдат вступила в неравный бой с танковым десантом неприятеля, — вспоминал участник этого боя [330]. — Силы были неравные, противник в десятки раз превосходил горстку наших воинов, которые стали медленно отступать, чтобы избежать окружения… Вскоре последовал приказ наступать» [331].

«Мы подползли и снова заняли домик, выгнали немца», — писала Роза [332]. Позже она вернулась на КП полка, где «первый раз покушала… и уснула». «Домой», в расположение снайперского взвода, Роза идти боялась: девчонок-снайперов, которые не должны были идти в наступление в первой линии, на передовую привела, конечно, она. «Убило в этот раз Сашу Кореневу и ранило двоих. Девчата всю вину кладут на меня». Товарищами Роза осталась недовольна. Когда контратаковали немцы, «девчонки все оказались трусами, убежали». Исключением стала лишь Калерия Петрова, которая «одна была храбрая» [333].

Об этом бое, как и обо всем самом важном, что с ней происходило, Роза написала редактору фронтовой газеты «Уничтожим врага» Петру Молчанову: «Третьего дня хоронили подругу по оружию Сашу Кореневу. Ранены еще две наши девушки. Может быть, вы их помните?» [334] Молчанов, на которого бесстрашная Роза произвела большое впечатление, сохранил все ее письма. После гибели Розы ему отдали и ее дневник, и Молчанов много сделал для увековечения памяти сорвиголовы. Валя Лазоренко вернулась в полк после госпиталя, Роза дружила с ней — красивой блондинкой, обожавшей лошадей и мечтавшей после войны служить в кавалерии. С Валей Роза заключила договор: «не говорить на фронтовом языке и ни одного даже нелитературного слова» — потому что все остальные девчонки «крыли матом» [335]. Нарушивший должен был отдать свой сахар за полмесяца.

После истории под Пилькалленом Роза больше весь взвод на передовую не водила, а ходила одна, возвращаясь «домой» отдохнуть, поесть и переодеться. Все чаще и чаще, не в состоянии находиться в тылу и отдыхать, она уходила на передовую самовольно. «Скука, гармонь играет в мастерской, о, как тяжело, я хочу сейчас туда. Вперед! Где самый жестокий бой, больше ничего не хочу», — писала она в дневнике, пытаясь понять саму себя. «… Вы бы знали, на протяжении всей фронтовой жизни не было минуты, когда бы я не жаждала боя, хочу горячего боя, хочу идти вместе с солдатами… Я бы все отдала, чтобы мне сейчас идти с солдатами в наступление. О боги, почему у меня такая загадочная натура? Я не могу понять только. Жажду боя, горячего боя. Все отдам и жизнь, только бы удовлетворить эту прихоть, она мучает меня, спать не могу спокойно» [336].

Ее взвод, хоть и не все время был на передовой, нес все новые и новые потери. «У меня уже нет сердца. Я ко всему хладнокровна», — писала в дневнике Роза, вспомнив с подругами девушек, захваченных немцами.

Это случилось осенью в Литве, когда стояли в обороне. В то утро был сильный туман, «охотиться» невозможно, но девушки стояли в траншее на посту вместе с солдатами. Именно туман помог немцам подобраться незаметно — это разведгруппа «вела поиск», то есть шла за «языком». Все произошло очень быстро: они стояли в траншее и болтали, и вдруг «как гром среди ясного неба врываются в траншею фашисты и хватают троих наших девушек… Конечно, завязался бой» [337], — вспоминала Сима Анашкина. На самом деле схватили четверых, но двое из них спаслись.

Снайперам при хорошей видимости ничего не стоило бы подстрелить немцев, пока те тащили их товарищей, но в густом тумане они не рискнули стрелять, хотя Аня и Люба кричали им и просили об этом: предпочитали погибнуть. Дусе Кекешевой и Дусе Шамбаровой повезло: один из немцев подорвался на мине. Кекешева во время переполоха смогла добежать обратно до своих траншей, а Дуся Шамбарова была ранена и притворилась мертвой. Немцы с захваченными подругами продолжили бежать, а она, «обливаясь кровью» [338], доползла до своих. Каля слышала потом, что врачи вытащили из Дуси пятьдесят три осколка [339]. Вскоре после войны она все же умерла от ран.

Взвод Калерии Мороховец услышал о жутком происшествии тогда же. Каля запомнила, что в тот день они не ходили на «охоту». Поэтому (что случалось совсем не часто) ухитрились помыть голову: рядом было озеро. Сразу после мытья кто-то и принес известие о том, что немцы «утащили» Аню Танайлову и Любу Нестерову. «Дуся Кекешева — очевидец всего. Сама ушла из рук… А двое где-то живы ли? В руках палачей…» [340] — писала Роза Шанина позже. О судьбе попавших в лапы к немцам девушек думали с содроганием: газеты, листовки и беседы политруков описывали издевательства немцев над советскими пленными — а ведь Аня и Люба были еще и девушками. Девушками-снайперами.