Глазурь (СИ) - Карран Ким. Страница 4

Я смущенно смотрю вниз. Райан протягивает руку и берет меня за подбородок своими пальцами.

— Эй, знаешь, быть умной — это хорошо.

Все, что я знаю, это то, что я стала красной, как мои волосы.

— Спасибо за ваше сегодняшнее сотрудничество, — голос за громкоговорителем принадлежит мужчине, одетому в темный костюм и жилет с логотипом УайтИнк в виде трех треугольников. Мне кажется, я видела его у Зизи на работе. Непонятно, что здесь делает он и все остальные из компании.

— Почему они не уходят? — спрашивает Райан.

Я не знаю. Я хочу домой. Я замерзла, вымокла и очень-очень хочу пи-пи.

— Думаю, мы должны сдаться.

Я собираюсь встать, но Райан хватает меня за руку и тащит назад за мусорный бак.

— Нет! Не делай этого!

— Почему нет? Не, кажется, что они собираются кого-то арестовывать, — показываю я на полицейских.

— Нет, но это пойдет в наши досье, — говорит Райан. — А я не могу этого допустить. В смысле, мы, мы не можем допустить этого.

— Хорошо, — говорю, глядя вниз на его пальцы, которые впиваются мне в руку.

— Останься здесь, со мной. С нами все будет хорошо, — он отпускает меня и я плюхаюсь рядом с ним. Только теперь за баком уже не так уютно.

— Эй, вы, там!

Мы вздрогнули и попытались стать как можно меньше. Не так уж сложно для меня с моими пятью футами одним дюймом, когда я в обуви, но не легко для Райана, который около шести футов роста.

— Думаешь, они нас заметили? — шепчу я.

— Вы, за баками. Выходите сейчас же!

Полагаю, что это ответ.

Я смирилась с тем, что должна сдаться, единственное, о чем могу думать прямо сейчас, — это чистый туалет. Я начинаю медленно вставать.

Не могу видеть лицо полицейского за шлемом, но улыбаюсь улыбкой, которая должна означать «эй, честный коп, я пряталась за баками, а ты поймал меня».

Его голова наклоняется на секунду, а затем снова поднимается.

— Она не зарегистрирована! — кричит он. — У нас здесь десять тридцать.

— Ух ты! — говорю я, поднимая руки. — Я не десять тридцать. Я просто ребенок.

Райан корчится на земле рядом со мной, по-прежнему отказываясь вставать.

Полицейский тянется к своему поясу и отстегивает ярко-желтый пистолет. Он целится им в меня.

— Не стреляйте в меня. Я никуда не денусь! — визжу я.

Он не слышит меня и нажимает на курок, посылая большую спиралевидную проволоку прямо мне в грудь. Прежде чем она ударила меня, меня сбивает с ног Райан, который, наконец прыгнул вперед. Проволока электрошокового пистолета врезается в мусорный бак, проделывая два аккуратных отверстия в пластике.

На доли секунд я думаю, что Райан спас меня, как во всех моих фантазиях — он мой герой. Но потом вижу, как он бежит к стене, прыгает и подтягивается и исчезает на другой стороне, оставив меня лежать на холодной сырой мостовой в окружении мусора.

— Подожди, не двигайся, — говорит полицейский, изо всех сил стараясь еще раз зарядить пистолет.

— Забудь об этом! — говорю я и поднимаюсь на ноги.

Подбегаю к стене и смотрю вверх, у меня нет шансов. Даже если бы у меня был трамплин, как тот, который я использую в гимнастике, я не смогу достичь верха, не говоря уже о том, чтобы перепрыгнуть через нее.

— Сюда! — кричит голос. Я оглядываюсь, пытаясь найти источник, и вижу фигуру в черном капюшоне, свисающую с верха крыши. Янтарные глаза мигают в темноте.

Я бегу, в то время как полицейский снова прицеливается. Он не одинок, пять других копов делают то же самое. Подпрыгиваю в воздух и хватаюсь за руку парня в капюшоне, руки скользкие от грязи и крови, и я кричу от боли, когда мой палец ломается. Но он не отпускает, дергает меня вверх, царапая мои ребра о кирпичную кладку стены, и тянет на крышу.

У меня даже нет времени, чтобы отдышаться, прежде чем он ставит меня на ноги, и мы бежим по скользким плиткам. Что-то свистит мимо моего уха, и в дымоходе передо мной появляется отверстие, останавливаюсь, чтобы посмотреть на черные пули, врезавшиеся в кирпич.

— Резиновые пули, — глупо говорю я.

— Пошли! — кричит он.

У меня нет другого выбора, и я несусь вперед. Мы подбегаем к просвету между крышами, и парень перепрыгивает его так, будто это всего лишь лужа, а я останавливаюсь.

— Ни за что! Я не смогу сделать это, — кричу ему.

— Ты сможешь. Думай об этом, как о прыжке в длину в школе. Я видел, как ты это делаешь. Просто прыжок.

За мной слышны крики и карабканье, полицейские появляются на крыше, но, кажется, она может не выдержать их вес. Они смотрят вниз и простерли руки так, будто идут по льду.

Я делаю шаг назад. И еще один. До тех пор, пока больше некуда отходить и тогда начинаю бежать, так быстро, как никогда не бегала в своей жизни.

Я прыгаю.

Приземлилась тяжело и жестко, ударившись лицом об землю, но, по крайней мере, я перелетела через зазор. Я почувствовала резкий рывок в районе пояса, и меня снова подняли на ноги и наполовину потащили, наполовину понесли к пожарной двери.

Парень плечом открывает дверь, втаскивает меня в нее и затем пинком закрывает ее за нами. Темнота отдается эхом.

— 3-

— Тс-с, — говорит он, прежде чем у меня появляется шанс открыть рот.

Я пытаюсь восстановить дыхание и сделать так, чтобы мое сердце стучало потише. Уверена, что сейчас стук моего сердца можно услышать и с той стороны двери. Мои глаза привыкли к темноте, и то, что было чернильно-черным стало превращаться в темно-серое. Мы стоим наверху лестницы, и я не имею понятия, куда мы направляемся. Мой спаситель, если это то, кем он является, стоит, приложив одно ухо к двери, его черная одежда сливается с тенями.

Он поворачивается, все, что я могу видеть — это капюшон, нависший надо мной, словно безголовый монах, который мне снился, когда мне было шесть.

— Не думаю, что они последовали за нами, — говорит он, проходя мимо меня и направляясь вниз по лестнице. Я иду за ним, шаря пальцами по стене в поисках опоры.

— Обычно я люблю темноту, — говорю, раздражая даже саму себя. — В моих окнах затемненные стекла, чтобы я могла спать. И эти наши отключения электроэнергии мне реально понравились, знаешь, потому что можно увидеть звезды, — лепечу я. Думаю, это шок и адреналин, а также тот факт, что я следую за неизвестным анархистом в неизвестном направлении. Он не говорит ни слова.

— Куда мы идем? — пытаюсь сказать я после первых шагов.

— Вниз.

— Я имею в виду, где мы?

Моя нога шагает на ступеньку, которой нет, и я начинаю падать, он хватает меня за локоть и удерживает в вертикальном положении.

— Спасибо, — бормочу я.

Раздается скрежет металла, тяжелый удар, а затем свет заливает лестничную клетку.

— Добро пожаловать в Грубер&Грубер Лимитед, — говорит он, взмахнув рукой. Прохожу сквозь дверной проем в большой открытый офис или то, что когда-то было офисом. Сейчас здесь ничего нет, только столы составлены один на один, и голубые перегородки сложены у стен.

— Они делали фильм, — говорит он, поднимая черную трубу с белой крышкой и бросая ее в меня. Я пытаюсь поймать ее и терплю неудачу. Она подпрыгивает на сером нейлоновом ковре.

— Фильм? Как настоящее кино?

— Нет, как то, что они снимали на камеру.

Не знаю, что он имеет в виду, но не хочу выглядеть еще глупее, чем уже есть.

— А. Ну да.

— Мне нравится вид, — говорит он, подходя к окнам от пола до потолка, из которых состоит дальняя стена. Я присоединяюсь к нему и смотрю на город. Вдали блестит собор, под нами змеится Темза. Отблески света от воды кое о чем мне напоминают.

— Эмм, здесь есть ванная комната?

— Где-то дальше по коридору, — говорит он, указывая.

Я нахожу дверь, никогда в жизни не была так рада видеть нарисованную из палочек женщину.

Когда я возвращаюсь, он сидит на кресле с низкой спинкой, глядя в окно, ноги на столе, словно он здесь дома. Серебристый шарф и капюшон лежат на столе, открывая его лицо в профиль: у него прямой нос с небольшой шишкой на переносице, скулы, о которые можно порезаться, и длинные ресницы, за которые девочки могут убить. Последние лучи заходящего солнца падают на его светло-коричневые волосы, и создается такое впечатление, будто кончики его волос в огне. Он поворачивается.