Капкан для лисички (СИ) - Синеокова Лисавета. Страница 37

Оторвать Людмилу от сводок смог только звук будильника. Пора ложиться спать. Утро деловой женщины всегда начиналось с чьего-нибудь звонка, нередко и в шесть утра. Поэтому напоминать себе, зарывшейся с головой в бумажки, фирменные бланки и текучку, приходилось о пользе здорового сна, а не о подъеме.

Потянувшись, она встала из-за стола и подошла к шкафу. Полка на уровне глаз. Бутылка красного полусухого. Бокал звякнул о столешницу. Людмила наполнила пустой сосуд и подошла к окну. Ночной город светил огнями чужих окон, безликих фонарей и фар машин. Она прислонилась к окну и позволила себе долго сдерживаемый, тягучий, долгий выдох. Сегодня был тяжелый день. Офис — дорога — больница — гостиница, а утром снова дорога.

Сегодня в больнице ей показалось, что сердце постарело. Лет на двадцать за один короткий миг.

Приглашение главного врача клиники, Леонида Лаврентьевича, в его кабинет разбудило плохие предчувствия. Мысль, что ее зовут для того, чтобы сообщить, что все хорошо, мелькнула и пропала. Такие вести приносят в палату.

Главный врач ее ждал.

— Людмила Григорьевна. Присаживайтесь, — сдержанно поприветствовал ее хозяин кабинета.

Когда врач твоего ребенка не позволяет себе улыбки — это плохой признак. Людмила кивнула и устроилась напротив Виргуна. Он кивнул в ответ, сцепил руки в замок, положил их на стол перед собой и произнес:

— Пришли анализы. Боюсь, у Егора уремический гипотиреоз.

— И что это значит? — уточнила мать пациента.

— Это значит, что у Егора серьезные нарушения щитовидной железы, спровоцированные почечной недостаточностью. При гипотиреозе очень часто проявляется психоневрологическая симптоматика: потеря памяти, дезориентация, зафиксированы даже случаи комы.

— Погодите, — Людмила подняла ладонь в предостерегающем жесте. — Почечная недостаточность? У Егора не было почечной недостаточности. Я бы об этом знала.

— Это очень хитрая болезнь, Людмила Григорьевна. Симптомы могут проявиться через несколько недель после возникновения причины. Или дней. Даже часов. Тошнота, рвота, бледность кожных покровов, отсутствие аппетита, отеки под глазами — вы говорили эти симптомы сопровождали заболевание Егора накануне его исчезновения, верно?

— Да, но это ведь могло быть обыкновенное пищевое отравление, разве нет? — она нервным движением провела пальцами по шее.

— Безусловно, — кивнул Леонид Лаврентьевич. — Интоксикация организма могла быть именно тем спусковым крючком, который запустил недостаточность. Бытовые яды или медицинские препараты могли быть источником интоксикации. Егор принимал какие-то таблетки?

— Нет. Насколько я знаю — нет.

— Возможно, имела место травма? Она тоже могла послужить толчком.

Вопросы, вопросы, вопросы… Ей хотелось выругаться. Так грязно, как только возможно. Она мать четырнадцатилетнего мальчика. Четырнадцатилетние мальчики не говорят о проблемах мочеиспускания или о травмах, если, конечно, это не открытый перелом. Возможно, этих проблем не было, а может, она упустила своего сына. Не заметила. Отдалилась. Может, он просто постеснялся ей сказать? Глупости! У Егора мозги в нужном месте, он не стал бы скрывать. Или стал бы…?

— Я не знаю. Егор не говорил, что его что-то беспокоит.

— Понимаю. Он подросток и вполне мог не придать значения. Но анализы четко выявили почечную недостаточность, которая в свою очередь повлияла на функции щитовидной железы. Течение болезни у Егора не совсем типичное. Пубертатный период и резкая декомпенсация почечной недостаточности вызвали приступ. Сейчас Егору назначены препараты для восстановления функций щитовидной железы и почек, но последние меня беспокоят. В данный момент острой необходимости в крайних мерах нет, но, если после процедур и назначений не последует улучшения, что возможно — показатели остаются на одном уровне, прогресса пока не наблюдается — придется делать пересадку.

Доктор Виргун жестикулировал кистями. Плавные ритмичные движения раздражали мельтешением.

Людмила шумно вдохнула и сделала медленный выдох.

— Я советую вам сделать анализ на совместимость и позвонить отцу Егора. Если вы окажетесь несовместимы, возможно, он станет единственным донором для вашего сына. Очередь — тоже вариант, но не факт, что если ситуация резко ухудшится, почка появится. А если и появится, она достанется первому в списке на пересадку.

— Я не могу позвонить отцу Егора, — Людмила потерла переносицу, заставляя себя концентрироваться на беседе, а не на мыслях, что ее сыну может грозить кома или что похуже. — У меня нет его контактов. В последний раз я видела его пятнадцать лет назад.

— Это существенно осложняет дело… — доктор ненадолго замолк и побарабанил пальцами по столу. — Но в вашем случае нам бы смог помочь специалист другого профиля.

— Какого именно? — поинтересовалась она.

Леонид Лаврентьевич придвинул к себе папку с края стола, раскрыл, из уголка достал визитку черного картона и протянул Людмиле.

Карточка гласила: 'Игнат Дубравин. Частный сыск' и номер телефона.

— Вы серьезно? — Людмила повернулась к врачу. — Хотите сказать, что разыскать отца Егора будет легче и дешевле, чем дождаться донорскую почку? Если она вообще понадобится. Я его мать. Наверняка я подойду.

— Поймите, донорский орган достается первому в списке. Случается, когда неотложные случаи передвигаются вверх в нумерации. Ваш сын, если произойдет то, чего мы боимся, сможет некоторое время жить на диализе. Но если в какой-то момент случится осложнение, мы можем не успеть ему помочь: органа, в нужное нам время, может просто не оказаться.

Людмила положила ладони на стол, как будто поставила точку, и ответила:

— Я вас поняла, но давайте мы будем решать проблемы по мере их поступления. Я сделаю тест на совместимость, а дальше будем решать, исходя из результатов.

— Как скажете, — снова кивнул доктор Виргун. — Но на случай, если понадобится помощь…

Людмила поднялась со стула.

— Надеюсь, что не понадобится.

Она не просто надеялась. Она знала. Так должно быть. Она мать. Она идеальный донор.

Людмила снова вздохнула и вернулась к столу. Последний раз проверить почту и спать. Точно спать. Электронный почтовый ящик встретил хозяйку извещением о новом письме. Из лаборатории. Результаты анализов.

Людмила на несколько секунд задержала дыхание, а потом открыла письмо. Много букв. Данные, данные, данные… Нужные ей слова были в самом конце.

'Не может быть донором для реципиента'.

Резким движением она захлопнула ноутбук. Не может быть! И что теперь делать? Возможно, лечение сработает и функции почек Егора восстановятся, но если нет? Ставить в очередь на пересадку? Диализ несколько раз в неделю? Постоянные ограничения, таблетки и больницы?

Людмила схватила сумку, лежавшую на полу под столом, и стала искать. Черный прямоугольник визитки. Одиннадцать цифр. Гудки.

— Алло, — спокойный голос из динамика не был сонным.

— Игнат Дубравин? Меня зовут Людмила. Мне нужны ваши услуги.

Безопасник не спал. Он знал, что мать рысенка позвонит. Дуал-медведь позаботился об этом: идеальная совместимость, благодаря ему превратилась в абсолютную невозможность донорства. Вопрос врачебной этики мерк перед грузом ответственности перед видом. Нервы одной человеческой женщины стоили безопасности дуалов. Спустя короткое время она узнает, что с ее сыном все хорошо — в медицине случаются и более необъяснимые случаи выздоровления. Но у него будут нужные сведения. А со сведениями он работать умеет.

Пятнадцатиминутный разговор с решительно настроенной матерью рысенка дал безопаснику факты. Их было немного, но предоставить их не мог никто, кроме нее. С момента встречи этой женщины и дуала прошло пятнадцать лет. Высокий, светловолосый, светлоглазый, предположительно Александр. Видовая принадлежность — рысь. Шансы найти наследившего были невелики. Такая работа. Придется съездить в родной город Егора, поговорить с главой тамошней общины — начать лучше с этого.