Капкан для лисички (СИ) - Синеокова Лисавета. Страница 38

Людмила сидела на кровати и смотрела на нетронутый бокал вина на столе. Она не плакала, не двигалась, только смотрела вперед остекленевшими глазами. Что будет, если сыщик не найдет Алекса? Что будет, если найдет, но тот откажется становиться донором? В комнате предчувствием грозы повисло отчаяние. Людмила тряхнула головой, встала и откинула одеяло с кровати. Она будет решать проблемы по мере их поступления. Именно так и никак иначе.

Глава девятая, в которой случаются очень плохие стихи

Будильник весело пиликал со стола, возвещая радостную весть о новом дне. Я потянулась. От воспоминаний о вчерашнем вечере — вернее, ночи — на губах сама собой появилась улыбка. Дорога, желтый свет фонарей, ветер, путающий волосы, и широкая спина, защищающая от него — что может быть лучше? Только умопомрачительные поцелуи. Настолько умопомрачительные, что я даже почти не думала о том, где змей так хорошо освоил навык.

Потянувшись до хруста, я встала с кровати и отправилась на свидание с санузлом под недовольное ворчание желудка. Тот недвусмысленно заявлял, что ему чего-то недодают, и требовал немедленной додачи с компенсацией за моральные страдания.

По коридору я шла, мурлыча себе под нос веселенький мотивчик, и только в последний момент заметила, что дверь ванной резко открылась. Затормозив в сантиметре от угрозы ушиба, я ворчливо обратилась к сестре:

— Антонина, ты чего с утра пораньше резкая такая? Еще б чуть-чуть, и у нас с дверью бы состоялось страстное лобзанье, а я, между прочим, несогласная.

— Извини, — ответила совушка чужим баритоном.

Я заглянула за дверь и потеряла дар речи. За ней стоял Володя. За ней стоял Володя в одних джинсах, босиком и с голым торсом. Торс был весьма… но что полуголый Володя делал у нас дома?

— Э-э-э… — сказала я.

— И тебе привет, — усмехнулся филин.

— Привет-привет, — кивнула я.

И на этом крайне интересном месте из своей комнаты вышла Тоня. Она отчаянно зевала в ладошку и другой рукой терла глаза, поэтому не заметила валяющуюся на полу тапку, о которую споткнулась и непременно упала бы, если бы филин не среагировал. Он схватил совушку за руку и дернул на себя. Прокрутившись вокруг своей оси, троюродная обнаружила себя в объятиях мускулистого парня, прижимающего ее за талию. Тоня подняла глаза, и они с Владимиром будто перестали замечать все вокруг, включая меня. Поэтому я не выдержала:

— Так-так-так… и что тут у нас? СОВпадение? — поинтересовалась я у сестренки, имея в виду вовсе не злополучную тапку.

Володя иронично выгнул бровь и ответил одним словом, по-прежнему глядя на Тоню:

— СОВвращение.

К моему изумлению, совушка стала медленно, но неотвратимо краснеть. Осознав это, она нахмурилась, явно неохотно выбралась из крепких рук филина и, пробурчав 'устроили тут совещание', закрылась в ванной.

Я едва сдерживала смех. И чего краснеть, спрашивается? Отличный же выбор, то есть, парень! Только мгновение спустя я осознала гигантские размеры бытовой подставы от сестренки и, обуянная праведным негодованием, пнула дверь:

— Моя очередь была!

— Прозевала, — констатировал Владимир и ушел в совушкину комнату, довольно улыбаясь.

Я фыркнула и буркнула себе под нос:

— Вот же, два сапога — пара.

— Я все слышу! — донеслось подозрительно веселое из-за заветной двери.

Скорчить гримасу дверному полотну? Не вопрос! Когда это отсутствие публики мешало ерундить?

Тоня и Владимир ушли первыми, совушке нужно было спешить на работу, филина тоже обязывало трудоустроенное положение. Поэтому мне, как человеку, временно лишенному необходимости зарабатывать на хлеб, поручили съездить к Полине и забрать у нее что-то. Что именно — троюродная не сказала. Она выразительно скосила глаза на филина, а я не стала пытать, будучи на девяносто девять процентов уверена, что это не килограмм наркотической смеси.

В сети меня уже ждало утреннее сообщение от Ара. Текст я читала, улыбаясь во все тридцать два.

'Доброе утро, лисичка. Давай встретимся сегодня?'

'Давай! Встретимся! Да! Да! Да!' — радостно провилял хвост.

'Привет. Я только за. Куда пойдем?' — написала я и кинулась собираться. В универ мне нужно было ко второй паре, но до нее — успеть забрать совушкин скарб. И если не начать сейчас, то опоздаю, и тогда не видать мне 'автомата' по ИКЗЕиАм — как сокращали в расписании название курса лекций по истории культуры западной европы и америки — как своих ушей. Да и на пару к научному руководителю лучше приходить вовремя.

Переписка со змеем продолжалась все время, что я ехала маршрутке. И, кажется, другие пассажиры терзались подозрениями в моей социальной опасности: широкая довольная улыбка словно приклеилась к моим губам. И это в час-пик!

Полина жила в другом районе. Не слишком далеко от нашего, но по утренним пробкам времени поездка заняла прилично. Пятый этаж кирпичной хрущевки. У соседней с нужной мне дверью стояла бабулька подъездная обыкновенная: серое пальто, серый берет, яркий павлопосадский платок, губы — в оранжевой помаде. Старушка не двигалась и смотрела на придверный коврик напротив зайкиной двери так, будто он отрастил зубы и уже готовился к прыжку. Я тоже покосилась на неоднозначное изделие. Коврик как коврик. Только в самом центре лежала черная роза, а вокруг ее стебля была закручена бумажка.

— Здравствуйте, — приветствовала я бабульку и подняла цветок.

Роза была не искусственная. Живая, но выкрашенная из баллончика.

Старушка шарахнулась от меня, как от чумной, обошла аккуратненько и уже на лестнице сказала:

— Не брала бы всякую дрянь в руки. Наверняка же со сглазом. Я Полине давно говорю, надо ей к бабке сходить, порчу снять. Не к добру, ой, не к добру.

Я ничего не ответила. Что тут ответишь, когда одна бабка гонит к другой бабке? Старушка медленно спускалась по лестнице и продолжала ворчать о 'сглазе', даже пару раз перекрестилась. Я пожала плечами и нажала на кнопку звонка.

Полина открыла почти сразу.

— Привет. Проходи, — пригласила она, улыбнувшись.

— Привет, — ответила я, зашла и закрыла дверь, после чего протянула подруге цветок.

— У тебя на пороге лежало.

Зайка тяжело вздохнула.

— Опять… Мне уже соседские бабушки иконки карманные дарят.

Я улыбнулась. Заботливые.

— Что это вообще такое?

Полина развернула бумажку, прочитала, хмыкнула и протянула мне.

— Да это парень один… никак не успокоится.

Записка гласила:

'Я думал, ты не такая.

Я думал, ты не как все.

Но ты не оказалась другая.

Ты такая же, как все.

Розой была любовь,

Но теперь она черна.

Не расцветет она вновь.

Усохнет, истлеет навек!'

— Э, — протянула я. — Что за бред?

— Так бывает, когда у человека нестабильная психика и ранимое эго, — фыркнула Полина.

— Расскажи нормально, или начну кусаться! — потребовала я.

Зайка улыбнулась.

— Хорошо. Обследовался у нас один парень пару-тройку месяцев назад. Человек. Лет девятнадцать — двадцать. Прицепился ко мне, как клещ. На работу провожал, с работы. Письма мне строчил с признаниями и под дверь складывал — телефон-то я ему не дала. Я старалась мягко объяснить, что нам с ним не по пути, но мальчик понимать не хотел. Поэтому у нас состоялся неприятный разговор, после которого, он, наконец, перестал мелькать перед глазами, зато стал посылать вот такие 'подарочки'.

— Странный субъект. Обычно этот вид поэзии годам к шестнадцати проходит, — я покачала головой.

— Двадцать лет парню, а такой ерундой мается. Явно недообследовали, — вынесла вердикт зайка.

Я рассмеялась.

— Чаю хочешь? — улыбнувшись, предложила Полина.

— Нет, мне уже в универ лететь надо на всех парах, — отказалась я.

Подруга кивнула и принесла из комнаты бумажный пакет на ручках-шнурках. Я заглядывать внутрь не стала. Скоренько попрощалась с зайкой и помчалась дальше, навстречу знаниям и 'автомату'.