Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде. Страница 26

Подождал еще пять секунд, потом еще пять. Открыл глаза и огляделся. Он же должен был, по крайней мере, услышать, как стрела воткнулась в землю. Но стрелы нигде не было. Значит, он выстрелил не строго вверх. Стрела описала дугу и приземлилась неизвестно где.

Поискал еще немного, махнул рукой, пошел к соснам, прикрепил мишень и минут десять стрелял в цель, стараясь не потерять еще одну стрелу.

Петер изрядно устал натягивать тугую тетиву, вернулся и заглянул в кемпер — проснулась ли мама.

Нет, не проснулась.

Петер нарвал пригоршню одуванчиков и пошел кормить Диего.

Вдруг ему показалось, что неизвестно откуда подул ледяной зимний ветер. Его зазнобило, он выронил одуванчики, а потом и стрелы.

Диего лежал посреди клетки, из шеи его торчала потерянная стрела с радужным оперением. На траве — кровь.

Как это могло случиться? Из пятидесяти миллионов мест, куда могла приземлиться смертоносная стрела, она выбрала именно то место в загоне, куда на секунду прискакал Диего.

Гнев и невыносимое чувство вины словно придавили Петера к земле. Он поднял голову к небу и закричал:

— Почему? За что? Он же всего-навсего маленький безобидный кролик!

Бог сидел там, наверху, и наблюдал за этой сценой, но ответа Петер, как и всегда, не дождался.

Петер с ненавистью смотрел на небо, и слезы засти лали ему глаза. Бог молчал, а когда Петер опустил глаза, он сквозь туман слез увидел пересекающую луг человеческую фигуру.

Он вытер слезы и вгляделся. В следующее мгновение он уже рванул на себя дверь кемпера.

— Мама, вставай, вставай! Отец пришел.

В тот день Петер перестал верить в Бога. Не то чтобы усомнился в Его существовании, нет. Просто перестал верить. Зачем верить Богу, который может натворить столько зла по такому пустяковому поводу, как пущенная в Его направлении стрела? Такой Бог не заслуживает веры. Он бесполезен, если не вреден.

И он разорвал контакт с Богом.

Двадцать семь лет спустя Петер сидит на корточках на безликом и бесконечном зеленом газоне. В руке у него — роковая стрела. Теперь он знает, в чем дело. Он смутно догадывался и раньше, когда понял, что солнце исчезло, но не решался додумать мысль до конца.

Всю свою жизнь Петер чувствовал незримое присутствие Бога, но с того летнего дня решил не отвечать на Его беззвучные призывы.

А теперь исчезло и само присутствие. Вечный вопрос уже не стоит.

Бога здесь нет.

ЧАСТЬ II. В ЭПИЦЕНТРЕ 

Все вернулись в кемпинг. Дональд прибыл последним — чуть не заблудился, сказал он, но больше никаких новостей не привез. Стефан тоже не был чересчур разговорчив. Как и Дональда, его явно тяготили расспросы.

А когда Леннарт и Улоф, коротко сообщив, что ничего такого не видели, пустились обсуждать сельскохозяйственные проблемы, Майвор не выдержала.

— Нас пометили, — сказала она. — Кто-то нас пометил.

И повела всю группу за собой, показывая по пути кресты на задней стенке кемперов. Четыре креста. Как она и ожидала, никто их раньше не видел.

— И что это, допустим, значит? — спросил Улоф.

— Откуда мне знать? Но все как-то связано.

— Крест может много что означать. — Леннарт задумался.

— Еще как много, — подтвердил Улоф.

Фермеры пустились в обсуждение значений крестов — крестик на пиратской карте, обозначающий спрятанные сокровища, неизвестное число в уравнении, просто пересечение двух линий под прямым углом, воронье пугало, если повесить на него тряпье... Терпение Майвор было на исходе, и она начала посматривать на Дональда — в кои-то веки ей захотелось, чтобы он вмешался в этот пустой разговор. Но Дональд молчал. Вообще не поднимал голову.

— Вы что, не понимаете? — не выдержала Майвор . — Совершенно не важно, что они означают, эти кресты. Кто-то специально пометил кемперы! За этим стоит какое-то намерение.

— Но кто? — спросила Карина. — И как?

— А мне откуда знать? — Майвор неопределенно махнула рукой. — Там... на этом лугу... там есть кто-то... И этот кто-то хочет что-то с нами сделать.

***

Петер сунул руки в карманы и молча наблюдал за спорами по поводу открытия Майвор. Ему нечего было добавить. Да и думал он о другом. Даже не об обнаруженном им отсутствии Бога. Хотя... отчасти, может быть, и об этом. Но мысли его в который раз крутились вокруг того знаменитого пенальти в матче с Болгарией в отборочной группе чемпионата мира 2005 года.

Сколько ни старайся, осознать произошедшее трудно, если не невозможно.

Матч решающий: чтобы выйти в финальную группу, Швеция должна выиграть. Счет один-один — все, казалось бы, потеряно, но за минуту до финального свистка судья назначает пенальти в ворота Болгарии, и тренер поручает его пробить Петеру.

Не сосчитать, сколько раз он сам возвращался мыслями к этому пенальти. Наверняка даже чаще, чем ему о нем напоминали.

До сих пор он мысленно крутит мяч кончиками пальцев, прежде чем поставить его на одиннадцатиметровую отметку и отойти на четыре шага. За спиной — вся команда, вся сборная Швеции, плюс тридцать две тысячи человек на трибунах и сотни тысяч, если не миллионы, прильнувших к телевизорам соотечественников.

Приступ туннельного зрения. Мяч — ворота. Мяч должен попасть в ворота. Нога должна ударить по мячу так, чтобы он попал в ворота. Вот и все. Пройти эти четыре шага и ударить по мячу, так, чтобы он...

И в ту секунду что-то произошло. Шоры упали с глаз, и он с пронзительной ясностью понял, что в эти секунды настолько несвободен, насколько может быть несвободен человек. Надежды миллионов людей зависят от того, как и в какой последовательности он произведет определенные механические действия, как сумеет разорвать сковавшие ноги кандалы рабской ответственности. Это его работа, его задача, его судьба.

И вдруг в нем даже не возникло, а взорвалось чувство протеста. Он прекрасно знал, в какой угол обычно бросается болгарский вратарь. Петер сделал шаг вперед, потом еще два и несильно ударил именно в этот угол — ножные кандалы слетели, и он почувствовал бесконечную свободу, прекрасно сознавая, сколько ругани ему придется вынести, сколько плевков будет в его сторону на годы вперед. Но это его не останавливало — настолько сильно было опьяняющее чувство свободы. Он даже обозначил, куда собирается бить. И ударил так, что даже мальчонка-вратарь из детской команды взял бы этот мяч.

Но этот глупец бросился в другую сторону. Он парил параллельно земле к другой штанге, в то время как мяч, словно в съемке рапидом, медленно летел в противоположный угол. Настолько медленно, что вратарь в последнюю долю секунды даже поменял направление. Но, конечно, не успел. Мяч влетел в сетку в дециметре от его вытянутой руки — и, как потом оказалось, Петер выполнил самый виртуозный пенальти в шведской футбольной истории.

Петер вынул руки из карманов и подошел к группе, рассматривающей крест на кемпере Майвор.

— Тут, значит, вот что, — сказал он. — Там ничего нет. Ноль. Ничего. Настолько ничего, что начинаешь бредить и воображать что-то немыслимое. Привиделась, к примеру, темная полоса над горизонтом. Если кому-то хочется рассматривать этот мрак как что-то внушающее надежду — полный вперед. Но... в этом мире нет ничего, кроме нас. А у нас нет ничего, кроме этого мира. И пора этот факт осознать и действовать соответственно. Хотите рассуждать и строить догадки — ваше право. Но там, как и здесь, нет ничего.

Петер с показным сожалением раскинул руки и пошел к своему кемперу. В нем бурлило чувство, которое он сам не мог определить. Кровь будто подменили на газировку. Что это — паника или счастье?

Но и в том и в другом случае — свобода. Человек так редко бывает свободен, что грех не воспользоваться моментом.

Надо что-то делать.