Академия Полуночи (СИ) - Риа Юлия. Страница 36

Закончив с докладом по маскотам — спутникам темных ведьм и колдунов, способным накапливать и усиливать мощь своего хозяина, я скрутила свиток, перевязала его и, отложив в сторону, посмотрела на Эвис.

— Пойдем?

Та затопала в нетерпении, перебралась мне на ладонь и с готовностью нырнула в карман. Я вышла в коридор.

Академия спала, закутавшись в кокон тишины и спокойствия. В первый месяц, помню, я боялась этого безмолвия, потом привыкла. Как и говорил Арден, детям тьмы никто не запрещал ночные вылазки. Однако напряженное расписание занятий и бурный ритм самой академии выматывали лернатов настолько, что почти все они засыпали ближе к полуночи. Лишь дважды за прошедшие недели я видела чужие тени в пустых коридорах.

Сегодня переходы были безлюдны. Уже без помощи Путеводного света я уверенно добралась до северного хранилища и, приоткрыв дверь, нырнула в царство сломанных артефактов. Эвис тут же убежала охотиться, а я направилась к метле.

— Привет, Сельва, — улыбнулась ей, привычно опускаясь на стоящий рядом ящик.

Наречение — особый ритуал, укрепляющий сцепку ведьма — метла. Обычно его проводят после первого совместного полета — для усиления достигнутой связи. Говорят, это очень красивое событие.

Почувствовав, что метла готова подпустить к себе, ведьма начинает плести украшение, насыщая его своей силой. В это время более опытные ведьмы определяют по звездам подходящую для проведения ритуала ночь. Едва она наступает, все дочери Лунной империи, обладающие метлами, собираются вместе. Их, как и темных метел, немного.

Юная ведьма, облаченная в свободное платье, вяжет готовое украшение на оголовок метлы, а после совершает первый полет. Она взмывает над местом проведения ритуала, очерчивает его в воздухе и приземляется в самый центр — в выложенный ивовыми прутьями и черными бузинными ягодами круг. Именно в нем ведьма дает имя той, что станет верной подругой до самой смерти.

Всю оставшуюся ночь ведьмы летают под полотном Полуночной Матери, приветствуя в своих рядах новенькую. И неважно, какого цвета кольцо на ее пальце, если метла признала ее достойной — она действительно достойна. Она — драгоценность.

В моем же случае никто не проводил ритуала. Да и я не рискнула ждать, опасаясь, что темнота, насильно подсаженная в артефакт, вновь возьмет верх над светом.

Едва почувствовав отклик метлы, я ухватилась подрагивающими от волнения пальцами за древко, села и решительно оттолкнулась от пола. В хранилище особо не полетаешь — места почти нет, стеллажи стоят слишком близко друг к другу, а потолок нависает слишком низко. Но все же я рискнула.

Лишиться опоры под ногами оказалось страшно. Я помню, как перехватило дыхание, едва мы зависли над верхними полками, и как екнуло сердце, стоило метле плавно полететь вперед. Но еще я помню восторг. Чистый, яркий и бесконечно пьянящий.

В ту ночь я задержалась в хранилище дольше обычного. Вместе с Эвис мы принялись выбирать имя. Метла тоже не оставалась в стороне: на каждый понравившийся вариант она отзывалась теплом, на непонравившийся — холодом. Имя Сельва пришлось по душе нам всем. На том и порешили.

За неделю, минувшую с первого полета, я все больше привыкала держаться на метле и все легче улавливала отголоски ее эмоций. Сельва желала большего. Она устала от долгого томления в давящих стенах — ей хотелось свободы, хотелось подняться выше, полететь быстрее… И с каждым днем ее нетерпение росло.

Поддаваться ему было страшно. Мы долго спорили с Эвис, решая, как поступить, пока не пришли к выводу, что не можем потерять только-только наладившуюся связь. А значит, придется рискнуть.

Место для полета я выбирала с особой тщательностью. Блуждала по академии, словно призрак, и изучала каждый закуток. Наконец я нашла то, что искала.

Дальней частью парка почти не пользовались — слишком густо там росли деревья, только вдоль тропинок и получалось ходить. Да и добираться до нее неудобно. Но для меня та часть подходила идеально. Причем не только удаленностью, но еще и тем, что ее огораживала глухая стена. Сомневаюсь, что ночью кто-то может специально караулить меня у окна, но осторожность лишней не бывает.

— Готовы? — спросила я у метлы и вернувшейся с охоты Эвис.

Получив волну тепла и уверенный «топ» в ответ, я посадила ящерицу в карман, ухватила Сельву за древко и осторожно прокралась к выходу. У двери я на секунду замешкалась, набираясь смелости, потом уверенно ее толкнула и мышкой выскользнула в приоткрывшуюся щель.

Метлу я прижимала к себе плотно-плотно, стараясь слиться с ней тенью. Перед каждым поворотом замирала, прислушиваясь к доносящимся звукам, осторожно выглядывала и лишь после этого продолжала путь. Двигалась перебежками, стараясь ступать бесшумно. В одном из коридоров я увидела чью-то тень и спешно спряталась за выступом. Выждала несколько секунд, выглянула снова и убедилась, что проход чист.

Сердце стучало как у мышонка — взволнованно и быстро. В крови закипал восторг.

Покинув академию, я бросилась к ближайшим деревьям, нырнула под их сень и, прижавшись к шершавому стволу, попыталась отдышаться. Потом украдкой огляделась по сторонам и припустила дальше.

Когда я добралась до нужной части парка, сердце, казалось, билось где-то в горле. Воздух, проникая в грудь с частыми вздохами, обжигал холодом.

— Вы в порядке? Готовы? — уточнила я и снова получила два одобрительных ответа.

Вытянув руку с метлой, я повернула ее так, чтобы Сельва оказалась параллельно земле. Выждала секунду, ощущая, как она перестает оттягивать пальцы, и приблизилась. Села боком, обхватила черенок покрепче и мягко оттолкнулась.

Мы взмыли совсем не намного — на полметра, не больше. Вместе с Сельвой я привыкала к новым ощущениям: к порывам ветра, норовящим толкнуть в сторону, к скрипу толстых стволов и веток, к холоду, покусывающему пальцы и щеки.

Шаль плотно облегала грудь и стягивалась завязанными концами на спине. Наверняка выглядело это не слишком элегантно, но сейчас удобство важнее.

Эвис замерла в кармане, прижимаясь к моей ноге сквозь плотную ткань платья.

— Ну, вперед, — выдохнула я, направляя Сельву вдоль тропинки.

Мы двигались медленно, все еще стараясь приноровиться к порывистому ветру. Плавно скользили над землей и повторяли каждый изгиб дорожки. Длинные ветки и колючие лапы мешали. Приходилось то подныривать, то облетать их сверху. Поднявшись так в пятый раз, я не нашла в себе сил спуститься.

Ощущение свободы затягивало. Восторг от полета, словно крепленое вино, кружил голову. Бросив мельком взгляд через плечо и убедившись, что академия осталась далеко позади, я поднялась еще выше. Не намного, совсем на чуть-чуть… По крайней мере, так мне казалось.

Сельва радостно трепетала. Я чувствовала ее теплую пульсацию, ее нетерпение и азарт. Как и я, метла желала большего: больше свободы, больше скорости, больше самой жизни.

Мы летели к границам территории академии. Мелькающие внизу деревья едва задевали верхушками мыски моих туфель. Ночь благоволила нам. Небо затянуло густым одеялом облаков, сквозь которое не пробивался даже самый яркий лунный луч. Ветер успокоился. Казалось, сама Полуночная Матерь оберегала нас.

Я поднялась еще выше.

Как ни странно, холода не было. То ли захвативший меня восторг вытеснил остальные эмоции, то ли меня грело тепло, идущее от Сельвы.

Никогда прежде я не ощущала себя настолько свободной. Настолько собой. Сдавливающие грудь тиски страха и опасений исчезли, дышать стало легче. В мыслях царил покой.

Остановив Сельву, я заставила ее зависнуть и огляделась по сторонам. Ничего себе! Когда мы успели подняться так высоко?

— Ну что, девочки, полетим обратно? — я улыбнулась, касаясь одной рукой кармана, а вторую удерживая на древке.

Утвердительный «топ» раздался первым. Второй пришла удушливая волна холода. А в следующий миг Сельва рванула в пике.

Я не закричала. Стиснула зубы и прижалась к метле изо всех сил. На каждую мою попытку выровняться метла отвечала иглами холода, прошивающими меня насквозь. В глазах слезилось от ветра, грудь стянуло страхом.