Ксенофоб - Шенгальц Игорь Александрович. Страница 36

Так что вопрос реликвии весьма важен. И я не собирался бросать это дело на произвол судьбы.

Но в то же время меня весьма интересовала клиника «Зонненшайн» и опыты, проводимые там. Грэг не успел мне ничего толком рассказать, но что-то подсказывало мне, что пренебрегать профессором доктором-доктором Морганом не стоит.

Нет, я просто обязан нанести еще один визит в кранкенхаус, вот только нужно подготовиться чуть лучше, дабы застать всех заинтересованных лиц врасплох. Но провернуть это требуется тихо, без шума. Только тогда есть шанс узнать правду о творящихся там преступлениях.

Впрочем, об этом я подумаю завтра, не буду думать об этом сегодня, как говорила одна моя старая огненная подруга, а теперь же необходимо выспаться, если только черный убийца не придет по мою душу вновь.

Но на этот раз у меня под подушкой лежит «дырокол». И кем бы ни был настырный убийца, но выстрел из чудо-оружия он не переживет. Милости прошу в гости, загадочный «друг»! Встречу тебя хлебом-солью и парой энергозарядов, как полагается в порядочном и гостеприимном доме...

XX

ПЕРЕВОЗЧИК

Остаток ночи прошел спокойно: никто не ломился в мой номер, никто не пытался меня убить. Я прекрасно выспался, с утра привел себя в порядок, умылся, чисто побрился, сменил костюм и наконец почувствовал себя человеком.

Встреча со Степаном была назначена на полдень, поэтому времени у меня было предостаточно.

Я плотно позавтракал, потом попросил свежие газеты и кофе и углубился в чтение.

В империи жизнь шла своим чередом. Про скандал с похищением реликвии фогелей не было сказано ни слова, но это и неудивительно — государственная тайна. О деле Грэга я информации тоже не нашел, даже в «Городских новостях», где он работал, об этом не было упомянуто. Весьма странно. Обычно журналисты хотя бы изображали профессиональную солидарность.

Главной сенсацией дня был побег горного человека Джабарды из клетки зоопарка, где он содержался с целью дальнейшего изучения. Газетчики сообщали, что ночью Джабарда сумел раздвинуть прутья решетки, потом до беспамятства напугал своим непотребным видом и грозным рычанием ночного сторожа и бежал в неизвестном направлении.

Что любопытно, кроме сторожа, других свидетелей побега не оказалось, никто Джабарду не видел, хотя не узнать его было бы непросто — редко встретишь голого горного человека в центре столицы великой империи. Факт есть факт! Джабарда пропал.

Сенсацией номер два послужил арест губернского предводителя дворянства Ланге и управляющего акцизным департаментом Нечипорука. Поводом для ареста послужила провокация двух вышеупомянутых господ, заключавшаяся в дерзкой авантюре, можно сказать, диверсии.

Ланге и Нечипорук, находясь под следствием за злоупотребления служебным положением, распорядились вылить по водосточной трубе сорок пять тысяч ведер спирта из винного склада прямиком в реку. Но из-за сильных морозов спирт в реку попасть не успел — река попросту замерзла, и в результате поверх обычного льда образовался толстый верхний слой — целое озеро спирта.

Разумеется, все работы в округе моментально остановились. Бабы носили спирт ведрами, рабочие кайзеровского завода «Имперский стандарт» и промышленника Федотова бросили рабочие места. Всюду и везде валялись пьяные. Перепились все, включая прибывшую для наведения порядка полицию.

Пожарные, приехавшие на подмогу полиции, начерпали спирт в свои бочки и убыли в неизвестном направлении. Следом за ним явились ассенизаторы и, не погнушавшись, заполнили и свои емкости животворящим льдом.

Всеобщее пьянство продолжалось уже третий день и грозило затянуться еще на неделю. Запасы спирта это позволяли. Арест Ланге и Нечипорука уже не смог ничему помешать. Заводы встали. Управляющие «Имперским стандартом» и промышленник Федотов били тревогу, заявляя о баснословных убытках. Но поделать никто ничего не мог. Приходилось терпеть, пока спиртовой лед подойдет к концу.

На фоне этого происшествия даже побег Джабарды выглядел невинной шалостью.

Кстати, о моих ночных приключениях на станции и о взрыве, который нельзя было не отметить, в газете не было сказано ни слова. Не успели дать в утренний номер или попросту засекретили происшествие на высшем уровне?

Очень любопытно...

«Какiе пожары не следует тушить.

— Когда дъвица горитъ отъ стыда.

— Когда пламень любви охватываетъ сердце.

— Когда вспыхнетъ ревность.

— Когда влюбленные бросают другъ другу огненные взгляды.

— Когда в душе горитъ огонь желания выпить рюмку коньяку Бурносова».

Реклама — двигатель торговли. Некоторое время я раздумывал, не приказать ли подать рюмку коньяка, но сдержал порыв.

Просмотрев газету до конца и подивившись причудливости жизни, я отложил листы в сторону.

К месту встречи я решил добраться средствами городского транспорта, дабы не лишиться своего мехвагена. Симбирский назначил встречу в доках, а там обитали опасные люди. Да и куда приведет меня эта встреча, заранее я сказать не мог.

По той же причине я решил не нанимать таксомотор, а ограничиться обычным извозчиком, благо даже массовое появление мехвагенов не успело еще вытеснить наемные экипажи с улиц города.

На место я прибыл заранее, но еще с полчаса искал нужный склад — один из многих десятков, похожих друг на друга, как сестры-близняшки.

К счастью, я опознал одного из подручных Симбирского, дымящего папироской на улице, рядом с одним из грязных строений. Он тоже меня признал и махнул рукой, приглашая внутрь.

На меня никто не обращал внимания. Рабочие грузили ящики на грузовики, вереницей выстроившиеся в ангаре, бригадиры командовали, подгоняя самых неторопливых. Один из ящиков неосторожно уронили на бок, раздался звук бьющегося стекла и тут же — мат бригадира.

Понятно, что они перевозят. Контрабандный виски. Но как товар попал в город?

— Нам наверх.

Я пошел первым, стараясь не споткнуться на витой железной лестнице, выведшей нас на верхний уровень, где находилась комната управляющего. Из-за дверей раздавался мерный гул голосов.

— Степан просил передать, — сказал мне в спину здоровяк, — что о наших делах болтать не стоит. Эта встреча — личное одолжение Степана. Про ящики и грузовики забудь.

Я только кивнул. Он прав, это не мое дело. Контрабанда — дело прибыльное, деньги здесь крутятся огромные, а в порту убивают просто за случайный взгляд. Но пусть этим занимается полиция, как только протрезвеет после озера спирта...

— Заходи. — Меня слегка подтолкнули в спину. Если в комнате засада, то деваться некуда, даже револьвер выхватить не дадут.

В комнате было трое: Симбирский, еще один человек, по виду управляющий складом, и третий, изысканно одетый господин, стоявший у окна спиной ко мне.

— Бреннер! — обрадовался Степан. — Наконец-то! Мы вас заждались! Позвольте познакомить. Это тот самый человек, о котором я вам говорил. Перевозчик. Он согласился побеседовать с вами.

Человек, стоявший у окна, обернулся. Я оторопел от неожиданности.

Я узнал его сразу, да и как не узнать — передо мной стоял мой родной дядя Отто и широко мне улыбался.

Дядя Отто, как же долго я тебя не видел?

Перед моим внутренним взором промелькнули годы, моя прошлая жизнь со всеми ее радостями и горестями, словно это было вчера. А ведь прошло уже без малого двадцать лет...

Сразу после демобилизации из армии я испытывал двойственное ощущение. С одной стороны, можно было в полной мере наслаждаться мирной жизнью: беззаботно гулять по улицам, разглядывать симпатичных барышень, попивая пиво в уличном кафе. А главное — не думать больше о смерти, не ждать очередного десанта, не холодеть при мысли о предстоящей атаке. Не терять ежедневно товарищей...

С другой стороны, меня постоянно преследовало ощущение чужеродности. На войне все было просто и четко: есть твои товарищи, а есть враг. Врага надо уничтожить, товарищам помогать. Аксиома, не требующая доказательств. В гражданской жизни все было непонятно, неестественно, фальшиво. Глупая суета в погоне за материальными благами. Постоянные попытки пустить «пыль в глаза», придавая своей персоне излишнюю значимость. Героями считались не те, кто готов был отдать жизнь за Родину и товарищей, а ушлые, умеющие удачно пристроиться личности.