Ксенофоб - Шенгальц Игорь Александрович. Страница 69

Моя ли удача или невезение противников, но первую атаку я пережил. Один удар парировал — и сабелька не переломилась, от второго увернулся, а потом отступал и отступал шаг за шагом, пятясь, словно черепаха на пляже. Вот только прочного панциря за спиной у меня не имелось, а то бы спрятался, честное слово, от греха подальше и не высовывался бы несколько дней.

К сожалению, побыть спокойной черепахой мне не дали. Вторая атака обошлась мне первыми потерями — конец гладиуса вспорол правый рукав сорочки вместе с предплечьем, кровь закапала на песок. Во все времена существуют арены и те, кто на них умирает. Так было, и так будет. Я не исключение.

Но я хотел чем-то отличиться. И, кажется, сумел это сделать.

Поединщики были очень опытными, не знали они одного: мой порог чувствительности и восприимчивости сильно занижен после некоторых событий прошлого, а способность быстро восстанавливаться, напротив, чрезвычайно развита.

От меня ждали вялого сопротивления, может, попытки бегать по арене в надежде отбегать положенные десять минут и остаться в живых, а может, мольбы о пощаде. Кто знает?

Я же, получив рану, пошел в атаку.

Зрители восторженно заорали. Видно, здесь не привыкли к столь наглому поведению новичков, но восприняли это с энтузиазмом. Новизна всегда к месту.

Фехтованием я занимался ровно столько, сколько требовалось в рамках подготовки боевого десант-риттера. Слава богам, что эта дисциплина традиционно входила в программу, так что с какой стороны держаться за саблю, я знал.

Так же я прекрасно помнил, что существует только две тактики ведения боя: долгая и осторожная, с попытками отыскать слабое место в обороне противника и в какой-то момент использовать это знание, и вторая — яростная атака по принципу неистового гасконца, моего самого любимого героя у Пушкина-Дюма. Требовалось увеличить скорость движений в два, а лучше — в три раза.

Гасконцу в тот раз помогла молодость, мне же — прощальный подарок Люка. Лишившись части сердца, точнее, отдав свое сердце птенцу, я получил кое-что взамен.

Рубец от шрама обжег мою грудь словно огнем, и время замедлилось. Я сделал это не специально, так получилось само собой, но я сразу понял, что произошло, и не медля — неизвестно как долго продлится эффект — напал на противников.

Сабля — хорошее оружие. Первому я подрубил ноги — он и дернуться не успел, второго рубанул наотмашь по шее — как раз в зазор между шлемом и кирасой. Брызнуло красным во все стороны, капли летели медленно, я отступил на пару шагов назад, и тут действие подарка Люка окончилось. Все вернулось к естественной скорости восприятия.

Со стороны, думаю, это выглядело красиво: мгновение, и грозные противники повержены, а герой стоит чуть выставив одну ногу вперед и надменно глядя по сторонам.

Враги же его, опытные бойцы, падают на песок. Один хватается за перебитые сухожилия на ногах, что-то крича. Второй мертв, ему уже не помочь.

— Молодец! Убей! Крови! — начали скандировать трибуны. — Добей! Добей! Добей!

Но я демонстративно плюнул в сторону главных кресел и сменил позу на более расслабленную. Добивать раненого я не собирался.

Дальние ворота вновь распахнулись, и несколько слуг утащили тела поединщиков, при этом обращаясь с живым, как с мертвым, одинаково равнодушно. Я крепко сомневался, что единственно выжившим займется местный доктор, скорее прирежут по-тихому — все равно станет калекой...

Все это не мои проблемы, и меня они не занимали. Я свое дело сделал — выжил в первом бою, и теперь ждал, что Салданов придумал для меня еще.

— Это был бой, который запомнит каждый здесь присутствующий! — вновь заорал в свой рупор ведущий. — Это бой-легенда! Невероятная техника, изумительная скорость и милосердие! Да, дамы и господа, милосердие — вот каков он, Кирилл Бреннер!

Трибуны ликовали. Хоть я и не пошел на поводу толпы и не добил раненого, мне это простили. Я приглянулся толпе, хотя мне было на нее наплевать.

— Но наш вечер еще не закончен. Нам предстоит последний, самый интересный общий поединок!

Я видел, что на главной трибуне Салданов что-то яростно шепчет на ухо старику, но тот сидел недвижимо, с видом каменного изваяния, и никак не реагировал на риттер-баронета.

— Все прошедшие первый круг получают шанс на жизнь и удовольствия. Им нужно лишь пройти второй круг, и все блага мира к их услугам!

Ага, на публику играет, гад. Видела бы эта публика те камерные «удовольствия», названные мерзким ведущим «благами мира». Вот бы его приобщить к таким благам на день-другой, посмотрим, как запел бы после этого. Возможно, фальцетом...

Подняли решетку, и на арену один за другим вышли мои товарищи по несчастью. Те из них, кто остался в живых.

Таковых оказалось не много. Пятеро из пятнадцати. Плюс я, итого шестеро.

Крафт Силлас, истеричка Мэлвин, горный человек Джабарда, еще двое, чьих имен я не знал, и я — вот и вся честная компания, прошу любить и жаловать.

Они подошли ко мне и встали рядом. Даже Джабарда словно обрел разум, больше не рычал и вел себя почти как обычный человек — если не смотреть пристально на его полуголое волосатое тело, испещренное множеством застарелых шрамов, на заросшее волосами и бородой лицо, на котором видны были лишь маленькие злые глаза — глаза прирожденного убийцы.

— Сегодня особо люто бьют, — сказал Крафт. — Обычно на второй круг людей больше остается.

— Я же говорил, мой метод лучший, — вполголоса заявил Мэлвин. — Десять минут, тьфу, ерунда для быстрых ног.

— Не от каждого врага можно убежать, — философски заметил Силлас.

Вооружены мои коллеги по несчастью были пестро и разнообразно. Крафт уверенно держал двуручный меч, Мэлвин — меч и нож, один из безымянных заключенных сжимал в руках крестьянские вилы, второй — кистень [20], а Джабарда дубину.

Силлас нацепил шлем и металлический нагрудник, Мэлвин накинул на себя нечто вроде сетчатой кольчуги, безымянные нацепили кожаные доспехи, и лишь горный человек остался гол, если не считать коротких штанов.

Но, сказать по правде, и оружие, и доспехи были далеко не новы. На кольчуге истерички Мэлвина зияли крупные дыры, цепь у кистеня была ржавая, как и меч у Крафта. Второй, даже третий сорт. Против подготовленных бойцов с этим хламом не выстоять, а рассчитывать на то, что дар Люка сработает повторно, я не мог, интуитивно чувствуя, что эта штука какое-то время «перезаряжается».

— Дамы и господа! — Голос распорядителя стал донельзя торжественным. — Сегодня нам предстоит увидеть необычный поединок. Сегодня против выживших в первом круге не выйдет легион бойцов, не будет и диких зверей. Сегодня вам предстоит увидеть воистину исключительное зрелище!

Заиграли трубы, забили барабаны, решетка поползла вверх, и на арену одну за другой выкатили три прикрытые тентом клети на колесах.

— Мне это не нравится, — занервничал Мэлвин, — мне это очень не нравится...

— Выпей брому, — посочувствовал Крафт. — Говорят, успокаивает.

— Не смешно, — обиделся Мэлвин.

Джабарда неожиданно заревел, как медведь перед кустом с малиной. Это он так смеется, догадался я. Значит, понимает человеческую речь.

Трубы и барабаны смолкли, трибуны затихли в предвкушении.

— Представляю вашему вниманию сокрушителей! — заорал в рупор распорядитель.

Служащие одновременно дернули за края тентов, и волны материи упали на песок, оголив содержимое клеток.

Крафт протяжно присвистнул, Мэлвин застонал, Джабарда сердито зарычал, безымянные отступили назад, а я мысленно схватился за голову.

В клетках находились иномиряне.

И это были не уже известные фогели, и не насекомообразные твари из мира подселенцев. Я-то был настоящим экспертом по видам и подвидам чужаков.

Нам предлагали ни много ни мало вступить в межмировой конфликт.

Новая раса, неизвестная мне, таких я еще не встречал. И выглядели они крайне опасно.