Под чужим именем - Голубев Глеб Николаевич. Страница 4

Это было так неожиданно, что он засмеялся. На него испуганно зашикали со всех сторон.

Потом Вамбери с другими дервишами побывал у хивинского хана. Он знал, что правителю каждого города на пути непременно донесут о прибытии дервиша из Турции. И самый лучший способ рассеять все подозрения — это смело идти навстречу опасностям. Так он и делал, непременно посещая всех знатных чиновников.

Хан спросил, для чего достопочтенный хаджа совершает столь трудное путешествие.

— Пир, — со вздохом, туманно ответил Вамбери, как бы намекая, что глава секты дервишей, к которой он якобы принадлежит, наложил на него такое наказание. Потом, пряча усмешку, добавил: — Я перенес много страданий, но теперь вознагражден тем, что вижу благословенную красоту твоей светлости…

Это понравилось хану, и он подарил ему двадцать монет и хорошего осла. От денег Вамбери отказался, строго заметив, что иметь их — грех для дервиша, а на сером длинноухом ослике отправился странствовать по окрестным кишлакам. Потом на барке с косым парусом он спустился вниз по Аму-Дарье до дельты. И опять жадно смотрел, слушал, запоминал.

Коричневая вода подмывала берега, и они с плеском и гулом рушились. Над зарослями болотистых тугаев гудели тучи комаров. Как миражи, вставали на берегах крепостные стены давно умерших городов.

Только через месяц опять поредевший караван двинулся дальше, в Бухару. Снова начались пески. Это были Кызылкумы. Стали попадаться кочующие со стадами казахи. Они проводили всю жизнь в седле. Вамбери, расспрашивая их, запоминал новые слова, удивлялся, как могут они вечно кочевать. Круглолицая казашка, смеясь, отвечала ему:

— Человек должен двигаться, потому что все в мире движется: солнце, луна, звезды, вода, птицы и рыбы. Только мертвые и земля неподвижны…

Часто ехали и ночами, когда спадала жара. Звезды покачивались над головой Вамбери и подмигивали ему с высоты. Начинался самый трудный участок сыпучих песков. Он назывался «Адам кырнылган», что означает: «погиб человек». Прежде чем войти в эти страшные пески, устроили гадание на камнях и палках. Вамбери поймал себя на том, что следит за гаданием с не меньшим трепетом и любопытством, чем его спутники, хотя вовсе не был суеверен.

«Я стал настоящим дервишем», — подумал он и засмеялся.

Эти пески запомнились ему до конца жизни. С каждым днем таяли запасы воды. От зноя ломило голову. Вамбери с ужасом заметил, что язык его начал пухнуть во рту и чернеть. С юга летело огромное серое облако. Завидев его, верблюды с ревом стали ложиться на землю, вытягивая шеи и пряча головы в песок. Это был страшный теббад — песчаная буря. Она пронеслась над караваном, засыпав его слоем песка в два пальца. Каждая песчинка жгла, точно искра. Если бы теббад налетел несколькими часами раньше, все погибли бы от жажды. Но впереди уже вырисовывалась коричневая складка горного хребта Халат, а за ним начинались поля и сады Бухарского оазиса.

С трепетом входил Вамбери в городские ворота. Цель его путешествия достигнута. Но главные опасности были еще впереди.

На бухарских базарах шумела толпа. Здесь можно было встретить купцов из Индии и Китая. Вамбери смотрел во все глаза.

По углам главного базара высились купола. Каждый из них имел свое название, и место под ним было отведено для торговли определенным товаром. Под куполом Сарафон сидели в каменных нишах менялы. Под сводами Заргарона стучали молоточками и зазывали покупателей золотых дел мастера. А в центре базара толпилось так много людей, что нельзя было протолкнуться.

Здесь можно было встретить иранских купцов с нарядными голубыми чалмами на головах и индусов, украшавших свои лбы загадочными значками, выведенными алой краской. Европейские купцы носили особые шапки и подпоясывались веревкой, чтобы их случайно не спутали с правоверными, — так требовал коран.

Оглушая всех гортанными криками, пытались про биться сквозь толпу киргизы на своих диких лошаденках. Купцы бросали под ноги лошадей красивые ковры, чтобы они сбили с них лишний ворс и облагородили своими копытами…

Часами просиживал Вамбери в чайханах на берегу Лябихауза (Большой бассейн на одной из площадей Бухары) под тенистыми старыми вязами. Сюда надо было приходить со своим чаем. Его носили в особом мешочке на поясе. Маленькими глотками отпивая из пиалы терпкий зеленый чай, мнимый хаджа Решид прислушивался к пестрому говору. Он по языку и интонации отличал, кто откуда пришел, к какому народу или племени принадлежит.

Часто он слышал вокруг венгерские слова. Больше всего их почему-то встречалось в иранских наречиях. Как это объяснить? Ведь древняя родина венгров, как считал Вамбери, должна была находиться где-то здесь, в Средней Азии, а не южнее. Почему же в узбекском языке совсем нет венгерских слов, а в таджикском и иранском много?

Он размышлял об этом, бродя по узким улочкам Бухары. Они приводили его к мрачной крепости, где находился зимний дворец эмира. По обеим сторонам крепостных ворот были вырыты в земле казематы. Туда бросали тех, кто вызвал гнев эмира, чтобы они казнились вдвойне, наблюдая из-за решеток за пышными дворцовыми выездами.

Еще страшнее была участь тех, кто попадал с Сиахчах — черный колодец. Там их заживо съедали клещи, высасывая по капле кровь. В любой момент такая же судьба могла настигнуть и Вамбери.

Но он всегда был настороже, как взведенный курок, и ничем не выдавал себя. Он стал здесь своим человеком, самые тайные уголки бухарской жизни открылись перед ним. Его с поклонами встречали торговцы книгами, о которых еще не слышал никто в Европе. Он жадно листал драгоценные рукописи, покупал, прятал в складках халата.

Его вызвал правитель города Рахмет-бей. Зрительно вглядываясь в лицо Вамбери, он завел разговор о том, как стремятся френги пробраться в благородную Бухару и как строго за это наказывают. Вамбери гневно махнул рукой и сказал с отвращением:

— Я не хочу слышать про этих неверных. Из-за них я оставил Турцию. Теперь, слава аллаху, я в священной Бухаре…

Ему устроили новое испытание, пригласив отведать плов вместе с самыми дотошными ишанами — настоятелями мечетей. Вамбери сразу же затеял длинный религиозный спор об отличии фарса от суннета — заповедей, данных аллахом через своего пророка и просто исходящих от пророка, без божественного вдохновения. Споря, он наизусть выкрикивал целый страницы из корана.

Потом он посетил могилу святого Богаэддина и целый день кружился вокруг нее с другими дервишами в дикой, исступленной пляске. Вдруг один дервиш, сгорбленный, лохматый старик, цепко схватил его за плечо.

— Я чую неверного, — скрипнув зубами, закричал он. — Я чую его мерзкий запах! Скажи нам, хаджа, почему у тебя такое белое лицо?

Все замерли. Вамбери почувствовал, что бледнеет. Еще один миг, и он погиб…

— Отпусти! — вырываясь, сказал он. — Ты забыл поговорку: кто правоверного даже в шутку обзовет неверным, тот сам неверный? Ты уже стар и должен бы знать, что такая белизна, как моя, — это отблеск истинного света ислама. Она дается достойнейшим.

И, размахивая посохом, Вамбери снова начал плясать, выкрикивая как одержимый:

— Я ху! Я хак!

Его оставили в покое.

Вамбери отправился в Самарканд. Там он получил разрешение посмотреть гробницу легендарного Тимура, о которой в Европе рассказывали всякие небылицы. Он увидел толстую плиту из темно-зеленого, почти черного нефрита, покрытую вязью арабских букв. Вамбери положил на нее свою ладонь, ощутив приятный холодок камня.

Потом он был принят эмиром и благословил его.

— Ты пришел сюда издалека только для того, чтобы поклониться могилам наших святых? — спросил эмир. — Странно…

— Моя давняя мечта — увидеть знаменитую Бухару и славный Самарканд, — ответил Вамбери. — По этой святой земле следовало бы, как говорил шейх Джелал, ходить головой, а не ногами. Но я не умею ходить на голове и пришел сюда по дорогам дервишей.

— Как же ты бродишь по свету с хромой ногой? — удивлялся эмир.

— Твой славный предок — мир ему! — имел такой же недостаток, а завоевал весь свет, — сказал Вамбери, намекая на Тамерлана, «Железного хромца».