Нова и Куинтон. Без сожалений (ЛП) - Соренсен Джессика. Страница 13

Нова: Кто это???

Я: Администратор в кафе, куда мы с отцом заходили поесть

Собираюсь убрать телефон обратно в карман, когда приходит сообщение.

Нова: Мне нравятся очки. Я думаю, что куплю себе. На самом деле, я думаю, что пойду дальше и куплю юбку-пудель [4], чтобы дополнить образ

Я: И двухцветные кожаные туфли

Нова: И сделаю пышную прическу

Я: Звучит сексуально

Дерьмо. Почему я всегда перехожу черту «просто друзья»? И почему меня это заботит все меньше и меньше с каждым разом? Так не должно быть. Я должен страдать. Платить за то, что сделал, не заигрывать с девушкой, в которую влюбился летом, несмотря на невменяемость от наркотиков, хотя я не говорил ей об этом.

Нова: Ладно, ты меня уговорил, но ты должен надеть кожаную куртку, зачесать волосы назад, и закатать края своих узких джинс, чтобы мы могли соответствовать

Я: Звучит так, словно ты пытаешься сделать меня похожим на персонажа из «Бриолина», который, кстати, был создан в 70-х годах, а не в 50-х

Нова: Ха, я думаю, что мне просто не повезло, что ты знаешь, когда вышел «Бриолин»

Я: Эй, нет ничего плохого в том, чтобы не знать, в каком году вышел старый фильм

Нова: Старый фильм, в котором много поют и танцуют. Скажи, ты также хорошо знаешь тексты и танцевальные движения?

Я: Ты чертовски саркастична сегодня. Ты это знаешь?

Нова: Знаю. На самом деле, я думаю пойти на конкурс стенд-апа, который проходит в местном пабе вечером. Шутки про тебя и обтягивающие брюки станут изюминкой моего выступления ;)

Я начинаю печатать ответ, когда понимаю, что машина остановилась. Оглядываясь, я вижу, что мы припарковались напротив офиса терапевта, расположенному в кирпичном здании по центру между книжным магазином и закусочной в неприглядной части города. Это не значит, что здесь плохо. Просто дома старые.

Я: Надо идти. Я добрался до моего терапевта

Нова: Ты позвонишь мне вечером?

Я: Конечно

Я печатаю ответ, даже не думая, и, положив телефон в карман, начинаю анализировать этот факт. Насколько мы сблизились за последние несколько недель. Мне нужно прекратить то, что происходит между нами, но как мне закончить то, что я не хочу прекращать, черт возьми? Но, возможно, это мое наказание. Может быть, я должен хотеть ее так, чтобы это причиняло мне страдание, не имея возможности быть рядом.

- Ты переписываешься с Новой? - спрашивает отец, когда я уже берусь за ручку двери.

Я киваю. - Да, а что?

- Ничего, - он пожимает плечами. - Я просто заметил, что ты много улыбаешься, когда пишешь.

Мое лицо вытягивается в недоумении, когда я прокручиваю в голове последние несколько минут, но, честно говоря, я был в какой-то «зоне Новы» и ничего не помню. Я ощущаю, насколько легче мне стало в данный момент. Но это чувство рассеивается, стоит только мне выйти из машины в надежде, что сегодня неплохой день для терапии, и я смогу забыть о своем желании. Оказывается, мир хочет играть противоположно тому, что хочет Куинтон, потому что терапия не только засасывает, но и вытаскивает наружу чертовски много эмоционального дерьма, с которым мне не хотелось иметь дело сегодня.

Все начинается, когда я говорю о том, как не хочу переезжать в Вирджинию, но пребывание в Сиэтле по моему собственному опыту в конечном итоге приведет к огромным проблемам. Когда Грег спрашивает меня, почему я думаю, что могу попасть в неприятности, и не хочу, чтобы все изменилось, когда я только начал возвращаться к нормальной жизни.

- Все изменится, что бы ты ни делал, Куинтон. Такова жизнь, - говорит он монотонно, как всегда, когда он вынуждает меня говорить о чем-то эмоциональном.

- Но что, если я не смогу справиться с этими переменами? - спрашиваю я. - Потому что даже сама идея переезда заставляет меня чувствовать, что моя голова сейчас взорвется.

- Ты справишься, - успокаивает он меня. - Просто это займет время.

- А если я не хочу туда ехать? - говорю, глядя, как стрелки на настенных часах движутся по кругу. Время всегда движется неважно, что я делаю. - Мысли о будущем - это так тяжело.

- Ты сделаешь это, но с твоей стороны потребуется некоторое время и усилия, - говорит он, пододвигая свое кресло ближе к столу. - Скажи мне, ты работал над тем, чтобы снять фото и рисунки со стены, как мы договаривались?

- Нет, я не готов, - говорю я холодно, вцепившись в ручки кресла. - Перестань давить на меня.

- Почему ты думаешь, что не готов? - спрашивает он, скрестив руки на аккуратно организованном столе. Он всегда спокоен, и носит твидовый костюм без галстука. Он выглядит, как обычный скучный человек, и я поневоле задаюсь вопросом, как, черт возьми, он поможет мне с моей колеблющейся нестабильностью, если сам, вероятно, этого не понимает.

- Я так не думаю. Я знаю, - падаю в кресло, скрестив на груди руки, борясь с непреодолимым желанием достать сигареты и закурить прямо здесь в офисе. - Каждый раз, когда я собираюсь сделать это, я чувствую, что схожу с ума и теряюсь... я чувствую, что отпускаю то, что не должен отпускать. - Лекси. Моя мама. Мои мучения и самоистязание.

- Я знаю, что это тяжело, - он тянется к ручке и папке в картотеке за своим столом. - И я не говорю, что ты должен их все убрать. Но я беспокоюсь, что причина, по которой ты оставляешь их там, твое напоминание о прошлом, которое мешает тебе работать над движением вперед по исцелению себя.

Я хочу разозлиться на него, но он говорит правду. - Знаешь, ты прав, - говорю я прямо. - Вот почему я держусь за них, но даже мысль о том, чтобы снять фото и эскизы – отпустить все – вызывает у меня желание принимать наркотики снова. Если бы во мне были наркотики, то я легко смог бы их снять или хотя бы почувствовать себя лучше.

- Почему же? - спрашивает он внимательно. - Как наркотики могут помочь тебе чувствовать себя лучше, убирая фото со стены?

- Потому что у меня не будет чувств, которые я знаю, появятся, когда я буду тянуть фотографии вниз.

- Каких именно чувств?

- Чувства вины.

- За что?

Я прищуриваю глаза на него, потому что я говорил с ним достаточно об этом, и он знает, что я чувствую себя виноватым. - Ты знаешь.

- Ты прав. Я знаю, - он делает пометки, записывая их на бумаге. - Но я хотел бы, чтобы ты сказал это вслух. Словесно выразил то, что происходит внутри твоей головы.

Моя челюсть напрягается. - Я чувствую вину за этот гребанный несчастный случай и за то, что я убил людей, - говорю сквозь зубы. - Теперь ты доволен? Я сказал это.

Он качает головой. - Что я хотел бы знать, почему именно ты чувствуешь себя виноватым в этой аварии?

Я качаю головой, боясь эмоций, которые колыхаются на поверхности. - Ты знаешь на это ответ. - Я вонзаю пальцы в ладони, сжимая их изо всех сил, пытаясь перекрыть душевную боль физической. - Поэтому не спрашивай.

Он откладывает ручку и скрещивает пальцы на столе. - Нет, не знаю, Куинтон. Потому что каждый раз, когда мы доходим до аварии, ты никогда полностью не говоришь, что ты чувствуешь. Ты всегда ходишь вокруг да около и уходишь от ответа. Наркотики помогают тебе с этим справляться, поэтому ты хочешь вернуться к ним каждый раз, когда тебе приходится сталкиваться с трудностями.

- С трудностями, - я бросаю на него холодный, тяжелый взгляд, потирая руку, где нанесена татуировка: Лекси, Райдер, Никто. Все люди, которые умерли в ту ночь, Никто - это я. Я помню, как делал ее, татуировщик посмотрел на меня, как на психа, но мне было все равно. Я не заботился ни о чем, кроме того, что причинял себе боль больше и больше, потому что это был единственный способ отвлечься от душевной боли и вины. - Ты знаешь, насколько тяжело даются мне эти разговоры, и что каждый раз я чувствую себя дерьмом? Как трудно дышать, когда я должен говорить о тяжелых вещах... о несчастном случае... о смерти... об умерших. - Мой голос резкий, потому что он ворошит воспоминания, которых я не хочу касаться. - Иисус, не похоже, что кто-то другой поступил бы иначе. Причины смерти людей ... Я уверен, что никто не захочет об этом говорить.