Иезуит. Сикст V (Исторические романы) - Мезаботт Эрнст. Страница 22

Иезуит размышлял. Он знал, что происшедший между дофином и его любовницей разговор затронул именно ту ужасную тему, о которой он предполагал. Дофин, горячего характера и жаждущий трона, несколько раз спорил с отцом, и доходило иногда до того, что оба вынимали шпаги из ножен. И с тех пор у дофина зародился адский замысел устранить отца.

Для иезуитов этот план имел великое значение, так как если бы на престоле воцарился Генрих II, то тогда они сосредоточили бы в своих руках власть над ним. И эта власть могла стать абсолютной, если бы они имели господство также над Дианой, его любовницей. Если бы иезуиты точно знали предмет разговора между Генрихом и Дианой, направленный против Франциска, и что этот замысел принял бы огромные размеры, то Лефевр получил бы неограниченную власть над Дианой, зная ее тайну, точнее, даже преступление. Вот адский план, который отец Лефевр придумал, и, казалось, ничто не препятствовало ему, если бы не упрямство Танкреда, угрожавшее разрушить замыслы иезуита.

— А! Ты не хочешь добровольно говорить, так я заставлю тебя! — И прежде чем паж опомнился, иезуит повалил его, поставил ему колено на грудь и вынул кинжал.

— Будешь ты говорить теперь? — прошипел иезуит. — Или, может быть, хочешь почувствовать острие кинжала?

— Нам пора вступиться, — шепнул граф де Пуа, который не мог оставаться спокойным при этой сцене. Но Доминико остановил его жестом.

Паж, чувствуя себя во власти иезуита, даже не крикнул.

— Можете убить меня, — прохрипел он, сдавленный за горло, — но все-таки я не буду говорить.

У Лефевра вырвался дикий смех.

— Мне убить тебя?! Ты совсем с ума сошел, сынок! Твоя жизнь мне более дорога, чем моя собственная… Я только хочу уменьшить твою красоту, выколов тебе глаза, потому что ты противишься нашему делу.

Сдавленный крик был ответом на эти слова. Танкред сидел по глазам иезуита, что тот сделает, что сказал, и сердце бедняги разрывалось.

— Сжальтесь, мой добрый отец, лучше убейте меня, я не буду сопротивляться!

Но Лефевр был неумолим:

— Решайся скорее, а то я приведу в исполнение свое обещание.

Танкред молчал, и Лефевр занес над ним кинжал.

— Раз, два, тр…

Он не закончил отсчета — послышался грохот опрокинутой и сломанной мебели. Лефевр с ужасом обернулся, но был схвачен за горло и обезоружен в один миг человеком, весьма походившим на демона, покрытым пылью и грязью. В одну секунду иезуиту был заткнут рот. Граф и его сын хлопотали около Танкреда, который от волнения был без чувств, тогда как Доминико награждал пинками лежавшего на полу связанного иезуита с таким усердием, что тот выл от боли.

— О! Господа, — говорил пришедший в себя Танкред, — спасите меня, моя благодарность…

— Не говори о ней, молодой человек, — ответил граф де Пуа, — ты нас проводишь к дверям дворца и этим отплатишь нам более, чем нужно.

— К дверям дворца?.. Монастыря, хотите сказать: вы ведь в монастыре иезуитов, и я не знаю, как мы уйдем отсюда; привратник сторожит…

— Это уже мое дело, — заметил Доминико. — Но прежде всего решим, что нам сделать с этой неприятной личностью. Мой совет, его в колодец с остриями.

Услышав это, иезуит несмотря на свою храбрость содрогнулся и с трепетом ждал ответа.

— Не принимайте таких решений, мой друг, — сказал мягко де Пуа, — мы можем убивать лишь тех, кто станет препятствовать нам на пути бегства, но совершать совершенно не нужные убийства излишне.

Виконт де Пуа между тем уже заметил какой-то ящик вроде шкафа, высотой в человеческий рост, с маленьким оконцем.

— Что это такое? — спросил он у Танкреда.

— Это шкаф кающихся. Когда какой-нибудь послушник погрешил в чем-нибудь, его запирают туда, оставляя открытым окошечко, чтобы он мог дышать.

— Вот отличное место для преподобного, — решил виконт. — Там внутри он будет находиться, как принц, и может там размышлять об опасности выкалывать глаза юношам, которые не желают становиться шпионами.

Но шкаф был заперт на ключ. Доминико обыскал иезуита и вскоре нашел ключ именно от этого шкафа. Несмотря на сопротивление, Лефевр был втиснут в шкаф и заперт. Пространство в этом новомодном карцере было настолько мало, что иезуиту пришлось стоять навытяжку. Эта образина священника, с завязанным ртом и испуганно выпученными глазами, была так забавна, что Танкред, весьма, впрочем, необдуманно, громко расхохотался.

— Теперь пойдемте, — сказал Доминико. — Будьте здоровы, преподобный отец, и опасайтесь более всего задохнуться, потому что мы вас запрем, и вам нужно беречь дыхание, покуда вас не освободят.

Беглецы, к которым присоединился и Танкред, дошли до больших ворот. Привратник не хотел их пропустить, но Доминико объявил ему, что он принадлежит к дому Монморанси и пришел по поручению своего хозяина, тогда привратник открыл ворота. Великий коннетабль считался самой крепкой опорой иезуитов во Франции.

Когда беглецы вышли из монастыря, граф де Пуа впервые за пять лет вздохнул свободно, его лицо просветлело. Но сын, напротив, казался озабоченным.

— Я все-таки думаю, — сказал наконец виконт, — что мы глупо поступили, оставив так Лефевра. Таких змей следует уничтожать без размышления.

— Одно слово, — воскликнул Доминико, остановившись, — и я избавлю вас навсегда от этого негодяя.

Но граф де Пуа удержал его:

— Зачем нам напрасно проливать кровь?

Таким образом, снисхождение честных людей порой обеспечивает безопасность и счастье негодяев.

XV

Королевские похождения

Пока вокруг Франциска I, короля-кавалера, замышлялись темные дела, и различные партии оспаривали трон, кое-кто даже внушал сыну покуситься на жизнь отца, он, то есть Франциск, наслаждался высшим для него блаженством. Он, по своему обычаю, пренебрегал делами государства для искусства и женщин. Хотя прелестная Диана была самой главной его страстью, но все-таки король не пренебрегал и другими приятными любовными похождениями. Пламя, которое теперь так горячо пылало в сердце короля-обольстителя, принадлежало красивой мещанке Арнудине, вскружившей головы всем приказчикам и писарям своего квартала. Она была женой плешивого пятидесятилетнего золотых дел мастера, человека весьма ревнивого, но не настолько, чтобы сопротивляться королю. В то счастливое время, если муж показывал ревность к жене, на которой останавливалось внимание кораля, то такого строптивца заключали в Бастилию.

Эта новая страсть короля была известна графине Диане. Но она, как все любовницы, долго державшиеся в фаворе, вовсе не устраивала серьезных сцен ревности, а, напротив, способствовала его свиданиям с мещанкой. Поступая таким образом, Диана почти имела положение законной жены, которую хотя и обманывают, но зато всегда возвращаются к ней с удвоенной любовью, надеясь получить прощение за неверность. Франциск в этих похождениях развертывал весь свой отважный характер, отличавший его, как любовника-авантюриста.

Вместо того чтобы думать о делах государства, он занимался франтовством и заботой о том, чтобы о нем как можно больше судачили. Сначала он искал случая блеснуть воинскими победами, но скоро генералы Карла V обрезали ему крылья на этом поприще. Тогда побежденный, разоренный, король бросился удовлетворять свою страсть искателя приключений. Любовь и турниры занимали все его время, которого у него не хватало для занятий делами своего государства, и тот, кто мерялся прежде своей шпагой с Карлом V, ночью по улицам Парижа преследовал хорошеньких девушек, дрался с мошенниками и тому подобными людьми, которые в то опасное время шлялись ночи напролет по улицам французской столицы.

Многочисленные успехи короля доставили ему громкую славу авантюриста-волокиты. Франциск был настоящий великан, и даже вне круга придворных льстецов он имел славу самого сильного и удалого во всем королевстве. Итак, король один и скромно одетый в темную одежду, под которой были латы, направлялся в одну из ночей к дому Арнудины. Она, предупрежденная о его посещении, поставила на окно свечку и ожидала его. Это была свеженькая красивая женщина, с огненными глазами и всегда улыбающимся ротиком, украшенным рядом жемчужных зубов. Король, писавший иногда стихи, называл этот ротик своим «шкафчиком с жемчугом».