Иезуит. Сикст V (Исторические романы) - Мезаботт Эрнст. Страница 23
Арнудина нравилась королю более всего своим веселым нравом, искренним смехом, простотой выражений и своей привязанностью к нему. Она никогда не говорила с ним о делах государства, не просила ничего и даже хмурилась, когда король дарил ей драгоценные безделушки.
И вот она ожидает у окна своего короля-любовника. Одета она была в одежду очень возбуждающего свойства. На ней было беленькое платьице, опоясанное шелковой лентой, подаренной королем; рукава были сделаны с разрезами, из которых выглядывали белые круглые руки; вырезной лиф позволял видеть плечи и грудь, походившие на высеченные из мрамора. Очень немногие женщины могли позволить себе такой простой наряд, разве одна только Диана, королевская Юнона, могла, как Арнудина, пренебрегать искусством прихорашивания своей особы, уже без того дивной и красивой.
На башне ближней церкви пробило девять часов. Молодая женщина уже соскучилась ожидать и, скрестив руки над головой, потянулась и зевнула. В этой позе она была бесподобно хороша.
«Как долго не приходит мой господин», — проговорила она.
Вдруг дверь отворилась. Молодая женщина улыбнулась, довольная собой.
— Это ты, мой прекрасный государь! — протянула она, как бы утомленная, даже не оборачиваясь к дверям.
— Арнудина, можешь ты выслушать меня? — произнес кроткий, но повелительный голос.
Арнудина вскочила. Вовсе не Франциск вошел в комнату, а какая-то высокая женщина, покрытая черной вуалью, появилась на пороге.
Арнудина, донельзя испуганная, поклонилась до земли.
— Госпожа графиня, — шептала она, дрожа и осматриваясь кругом себя, чтобы прикрыть свою полунаготу.
Диана это заметила.
— Успокойся, дурочка, — сказала она, улыбаясь, — хорошо, если король найдет тебя в такой одежде; ты в самом деле мила, и мой Франциск действительно обладает отменным вкусом.
Арнудина, еще не оправившись от испуга, приблизилась к наложнице короля.
— Госпожа, — произнесла она, — вы хорошо знаете, что я не осмелилась бы никогда… Это по вашему приказанию…
— И кто тебе говорит другое? Разве мне нужно напоминать нашу историю. Ты родилась в семействе одного из слуг моего отца, я тебя привезла в Париж и нашла тебе мужа выше твоих желаний; после того я способствовала твоей встрече с Франциском, который, как я и ожидала, влюбился в тебя. Ты же, со своей стороны, всегда исполняла наши условия.
— О да, госпожа, клянусь вам. Никогда ни слова не говорила я о делах государства, тем более что я в них ничего не понимаю; и затем…
— Затем, ты любишь человека, а не короля. Не так ли?
— Да, госпожа, — ответила, приободрившись, молодая женщина, — и когда я прижимаю его к груди, мне кажется, что это человек моего сословия, а не великий король, господин нашей жизни в нашего имущества.
— Хорошо, хорошо… я верно угадала, отдавая тебя Франциску на развлечение. И заметь, Арнудина, исполнять наши условия честно в твоих собственных интересах; потому что я иная, чем ты: я занимаюсь более монархом, чем человеком, и если ты будешь мешать мне… знай, что вся инквизиция в моем распоряжении.
Арнудина сложила руки. Ужас сковал ее уста.
— Будь всегда послушна, — прибавила Диана, — берегись, у меня везде есть шпионы, и от меня не скроется ни одно твое слово, ни один твой жест.
— Приказывайте госпожа, — сказала бедняжка в слезах, — я повинуюсь.
— О! Мое приказание будет тебе приятно. Я требую, чтобы эту ночь Франциск остался около тебя долее, чем всегда, и чтобы твои ласки пленили его сегодня так сильно, как никогда…
— Это будет исполнено, госпожа.
— И если король по какой-либо причине почувствует усталость или мало охоты продолжать шутить, то…
Диана вынула при этих словах из кармана склянку.
Хотя в то время яды были в большом употреблении при дворе, однако Арнудина при виде склянки вскрикнула так ужасно, что графиня поняла ее страх. Она начала смеяться.
— Сумасшедшая! — воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что я даю тебе яд, я, которой здоровье и жизнь Франциска дороже, чем кому-либо другому? Если он умрет, то ведь я буду изгнана или заперта в монастыре. Это просто благовонный бальзам, восстанавливающий силы, и ты влей его в воду, которой будешь поливать руки короля.
— Но если король… не будет чувствовать усталости, тогда как?
— Все равно, ты вольешь эти духи в воду; это просто моя предосторожность, чтобы монарх, когда оставит тебя, не пошел искать других развлечений. Если на нем будут именно эти духи, без посторонней примеси, то я буду покойна и уверена…
Арнудина хотела еще возражать, но страх, который ей внушала госпожа, заставил ее молчать.
В эту минуту послышался продолжительный свист на улице.
— Это он, — сказала молодая женщина со страхом, — это он, госпожа!
— Вот тебе склянка, — сказала Диана. — Помни все, и если ты что-либо забудешь… трепещи!
При этих словах Арнудина подняла голову. Но Диана уже успела исчезнуть. Молодая женщина еще не оправилась от испуга, как вошел король Франциск.
— Добрый вечер, моя милая! — воскликнул король, целуя Арнудину в плечо. — Как ты сегодня хороша! Я никогда еще не видал тебя такой очаровательной. Если бы тебя видели придворные дамы и даже Диана, они умерли бы от зависти.
— Государь, умоляю вас! — шептала она, сложа руки.
Франциск, который в это время отстегивал пряжки у своих лат, остановился пораженный.
— Государь?! Умоляю вас?! — повторил он вопросительно. — Ты ли это говоришь, Арнудина? Прежде ты не осмеливалась называть меня государем, а я был тебе только Франциск, бедный влюбленный кавалер.
— Вы действительно всегда и есть такой, мой красивый повелитель, — отвечала Арнудина. — Но все-таки, как бы вы ни были добры ко мне, вы все же остаетесь королем Франции.
— К черту короля Франции и его корону! — воскликнул весело Франциск. — Тут, кроме влюбленного кавалера, никого нет, и я хотел бы при всех придворных дамах провозгласить, что мещанка победила их всех своей добротой и красотой.
— Тише, тише, государь! — проговорила его любовница.
Это озадачило короля.
— Два раза ты предупреждаешь меня говорить тише. Что это значит? Почему?
— Я боюсь что… кто-нибудь нас подслушает…
— Что? — вскричал он, ударяя что есть силы по столу. — Меня подслушивать и мешать мне в моих удовольствиях? Да если даже господин де Монморанси или Диана осмелились бы явиться сюда мешать мне, то, клянусь, что на Гревской площади воздвигнется для них виселица!
Арнудина смотрела с нежной гордостью на этого человека, самого красивого, сильного и властного в королевстве. В гневе брови монарха сблизились, и глаза его сверкали молнией. Действительно, в припадке гнева Франциск был очень хорош, и его любимый скульптор Бенвенуто Челлини охотно бы взял его моделью для Юпитера-громовержца.
— Простите меня, дорогой мой, я сказала это, чтобы не мешать сну…
— Твоего мужа! — подхватил Франциск с таким громким смехом, что его было слышно на улице.
В самом деле, мысль, что золотых дел мастер Никола Арнонде пришел бы в своем классическом ночном колпаке мешать времяпрепровождению короля Франции, была так невероятна и уморительна, что Арнудина расхохоталась вместе со своим королем-любовником.
— Прелесть моя! — сказал король, взяв ее в свои объятия. — Когда ты смеешься, я вижу твои жемчужные зубки, твоя мраморная грудь колышется, малютка моя, как ты хороша, — восклицал счастливый монарх.
Она же, порывисто дыша, горячо отвечала на его ласки. Диана была права, говоря, что Арнудина любит человека, а не короля, и в его объятиях она забывала и свое положение второстепенной любовницы, и что она служила орудием Дианы.
Вскоре слова затихли и только слышались вздохи…
— Какой удивительно приятный запах, моя красавица, — сказал монарх, умывая руки в воде, в которую была влита жидкость из склянки графини Дианы. — Можно подумать, что чудные душистые цветы, росшие под голубым небом Италии, отдали свой аромат этой воде. Кто это тебя снабжает этими великолепными духами?