Юные орденоносцы - Жариков Андрей Дмитриевич. Страница 15

— Зачем мне чужие трофеи, — сказал Максимка и отдал фонарик повару. — Тебе пригодится. Ночью в котел заглядывать будешь.

Партизанский отряд увеличивался с каждым днем и немало неприятностей приносил врагу. То разрушат мост, то уничтожат штаб, то освободят наших пленных. Им ни холод, ни темнота не помеха.

Однажды ночью партизаны вступили в бой с немецкими войсками, идущими к фронту. Бой шел до рассвета. Наши напали внезапно. Враг, зажатый в клещи, сначала сопротивлялся отчаянно, а потом стал удирать.

Вдруг через лежащих в снегу бойцов перескочила вороная лошадь с маленьким всадником в седле и помчалась к лесу. Было еще темно, и никто не узнал Максимку.

Где-то у опушки леса застрочил пулемет, и потом все стихло.

Через несколько минут партизаны увидели возвращающегося всадника на вороном коне, а впереди, опустив головы, шли три здоровенных фашиста.

— Принимайте пленных, — раздался звонкий мальчишеский голос.

Через год Максимке выдали оружие: ему исполнилось четырнадцать лет. Правда, росточком он был маловат. Сам командир отряда сказал однажды, хитровато улыбаясь:

— Я тоже в свое время годки прибавлял себе.

Заскрипели, качаясь, корабельные сосны, зашумел лес. Стало темно, как под черным одеялом. Вовсю разыгралась вьюга. Но и сквозь ее завывание слышно было, как где-то далеко стреляли пушки: бух, бух, бух. Мороз такой, что деревья трещат, но в землянке жарко. Железная печка накалилась докрасна.

Максимка, раскинув руки, сладко спит на соломенном тюфяке. Вместо подушки — рваная шубенка, а рядом — автомат.

В полночь в землянку вошел дядя Миша-бородач, партизанский минер. Он присел на край нар. Долго смотрел на спящего Максимку, покачивая головой.

Дверь приоткрылась, и в землянку заглянул командир.

— Ну, «дед», чего мешкать? Пора! — тихо сказал он.

— Неохота мне будить его. Спит крепко.

Максимка сам проснулся. Потер кулаками глаза, улыбнулся, догадался, что неспроста в землянке «дед» — минер. Такой, как он, специалист — один на весь отряд.

— Что, на боевое задание?

— Да, Максимка, на боевое, — ответил дядя Миша. — Одевайся потеплее.

Дядя Миша объяснил мальчику, что нужно делать.

— К фронту идет эшелон с танками и боеприпасами. Мы должны пустить под откос этот эшелон. Остальное расскажу на месте. Ленточку сними. Оружие оставь в землянке. Ясно?

Долго шли партизаны сосновым бором. Впереди Максимка. Лишь он один мог видеть ночью. Конечно, не так уж хорошо, но лучше, чем взрослые. Сзади — дядя Миша и еще человек десять. Дядя Миша сам вез на санках взрывчатку. Так бывало в особо важных случаях.

Наконец бор кончился. На опушке не так темно, как в лесу, но ветер злее. Валит с ног, забирается под рубашку. Максимка раза три терял в сугробе правый валенок, потому что валенки были разные: один — матери, другой — отца. Отцовский, большой, то и дело соскакивал.

— Зачем же ты босой ногой на снег? Я подам. Держись за шею, — дядя Миша запускает руку в сугроб и достает разношенный подшитый валенок, высыпает из него снег и помогает Максимке засунуть ногу. — Вот возвратимся, носки тебе свои подарю. Шерстяные.

Подошли к мосту и притаились неподалеку в кустах.

— Вот так, Максимушка, — сказал дядя Миша, — мы будем сидеть тут. Ты повезешь санки со взрывчаткой. Как заедешь на мост, бросай их между рельсами. Мы так рассчитаем, что поезд будет как бы нагонять тебя сзади. Ты скорее беги и ложись за насыпь. Ну, а там все свершится, как надо. А в случае чего — мы часового снимем из снайперской.

Мальчишка молча кивал головой. Ему было все понятно. Ловко придумали!

— А если впереди поезда пройдет дрезина, — шептал «дед», — ты ее пропусти. Они ведь наших людей иногда заставляют ехать впереди на дрезине. Боятся мин. Ясно?

— Понял, — ответил Максимка. — Но как я все это увижу? Ведь темно.

— В том-то и дело, что эшелон будет идти на рассвете. А если бы ночью, то зачем нам твоя помощь? А так немец подумает, что везешь дровишки. Мы сейчас тебе положим их.

Рассвет подкрался незаметно. Где-то далеко послышался паровозный свисток. Дядя Миша то и дело поглядывал на часы.

— Ну, пора!

Максимка нахлобучил рваный треух и повез санки по заснеженной дороге вдоль насыпи, шагая навстречу колючему ветру. Идет и думает: «Ну как часовой трахнет из автомата в меня?» — и вроде бы слышит басистый голос дяди Миши: «А ты не трусь, сынок, я его держу на мушке. Как поднимет автомат фашист, так и капут ему». А все же страшно. Вот он, немецкий солдат, рядом. Так и кажется, что он подойдет, пнет ногой санки, и все пропало…

Но тот даже носа не высунул из тулупа: подумаешь, пацан с санками. Мало их из села за дровами в лес шастает…

Вот он уже поровнялся с часовым. Хочется идти быстрей, а ноги ни с места, как во сне. Самого то в жар бросит, то в холод, и в глазах все темнеет. Вместо одного кажется два часовых, и оба здоровенные, как каланчи.

Санки вдруг стали легкими, и Максимке кажется, что взрывчатка свалилась… Оглянулся. Сзади показался длинный, пыхтящий эшелон. Мальчишка зашагал быстрей, раскачиваясь, как гусь. Страх прошел. Часовой уже позади. Не поймет Максимка, отчего в ногах отдаются удары: от своего сердца или от колес поезда, который приближается к мосту. Остановился. Пора или не пора?.. Убегать или рано?

Немец машет, чтобы мальчишка быстрее проходил по мосту…

И тот, будто очень испугался, бросил санки между рельсами и удирать… Бежит, а кажется, все на одном месте…

А фашист сзади веселится: га, га, га!.. Смешно ему потому, что паренек снял валенок и бежал, спотыкаясь, с насыпи. А может, часовой предвкушал удовольствие от того, как хрустнут дровишки под колесами тяжелого состава.

Раздался сухой щелчок. «Не в меня ли?» — Максимка оглянулся и увидел, как гитлеровец, задрав ноги, кубарем летит с моста.

Мальчишка пустился бежать пуще прежнего. И едва он скатился с насыпи колобком, вздрогнула земля и раздался взрыв. А он все катился и видел то голубое небо, то снег, то черный столб дыма и падающие сверху обломки вагонов. Как гром гремели танки и вагоны, рухнувшие с моста.

Максимка вылез из сугроба, сел на снег, прислушался. Тишина, Лишь в ушах звенят колокольчики. А на том месте, где был мост, все стоял, но теперь уже не черный, а седой столб дыма. Показалось, что где-то идет поезд: тук, тук, тук, тук! — Прислушался — это сердце стучит.

— Максимка! — услышал он знакомый голос дяди Миши. — Тикай в лес! Да сапог, сапог не потеряй!

…За этот подвиг юный партизан Максим Попков был награжден орденом Красной Звезды.

Почти два года сражался он в рядах народных мстителей. А когда пришла регулярная армия, ушел добровольцем в гвардейский стрелковый полк. Потом, после войны, закончил танковое военное училище и стал кадровым офицером.

Кончилась война. К себе в родное село приехал только что окончивший танковое училище лейтенант Максим Попков. Хорошая офицерская выправка, на груди орден и медали. Матери он сообщил, что твердо решил всю жизнь отдать службе в Советской Армии.

И как многие офицеры, Максим Федорович служил и на севере, и на юге, побывал и на Курилах, потом работал в военкомате.

И где бы он ни был, оставался постоянно другом пионеров. Много лет офицер Попков руководил военной подготовкой в ДОСААФ, учил ребят, как его когда-то в Осоавиахиме, метко стрелять, ходить в разведку.

Сколько интересных и поучительных эпизодов из фронтовой жизни Максим Федорович рассказывал школьникам и никогда не вспоминал о своем. Но однажды в «Пионерской Зорьке» ребята услышали рассказ о Максиме Попкове, и на очередном занятии по стрелковому делу один мальчик спросил руководителя:

— Вы не знаете, где теперь Максим Попков, который пустил под откос фашистский эшелон?

Офицер смутился и пообещал, что когда-нибудь расскажет ребятам о юном партизане Максимке.