Черепа (СИ) - Махавкин Анатолий. Страница 26
И опять всё тело дубенело, но теперь от жуткого холода. А в башке от дурного запаха мутнело, так что хотелось закрыть рот с носом и бежать прочь со всех ног. Куда угодно и пусть с тобой там делают, что попало, лишь бы подальше отсюда. Вот, как Рогатый, который пошатываясь направился куда-то в темноту.
— Куда, падло? — я схватил бойца за шкирку и потащил к себе. — Держать строй, засранцы! Подумаешь, немного воняет!
Хорёк засмеялся и снова принялся давиться кашлем. Крылатая тварь вцепилась в голову Джессипа и попыталась оторвать. Ни хрена, этот говнюк мне ещё нужен! Я схватил пакость за крыло и оторвал, к чертям. Потом — второе. Чудище унеслось, завывая и посыпая пол пылью. Ещё одна дрянь показала уродскую рожу и тут же получила по ней факелом.
— Спасибо, — Джессип поднял обронённый светильник. — Буду должен.
— Сочтёмся, — меня натурально шатало от вони. Кишки крутили кукиш, типа они уже никогда ничего в себя не примут. Поглядим. — Прикройте меня.
Чёрная паутина не стала нас задерживать, а скользнула по роже, поддалась и разошлась в стороны. Кажется, такие же касания я ощущал в самом начале. Точно чуял, откуда вся дрянь к нам пришла.
Пока парни выстраивались за моей спиной в цепь, я рассматривал здоровенный чёрный гроб, из чешуйчатого камня. Сверху на этой дряни стояли какие-то пирамидки из дерева, кресты в кругах их жёлтого металла и статуи непонятных тварей из полупрозрачного камня. Ну да, издали всё походило на алтарь. А вблизи…Хрен его знает, но теперь хоть стало понятно, как выглядели те разбитые сракофаги, пока ещё были целыми. Стало быть, уцелел только один.
В башке всё, мать бы его так, путалось и плыло. Ну вот, добрались мы до нужного места, дальше что? Наверное, нужно открыть чёрный гроб и поглядеть, что там внутри.
Щель под крышкой оказалась тонкой, точно волос. Но я всё же попытался всадить в неё острие меча. Вроде вошло. За спиной слышались ругательства и звуки ударов. Кажется, нас атаковала целая толпа разъярённых тварей. Я даже расслышал приближающийся вой синего скелета. Надо бы поторопиться.
Меч выгнулся дугой и зазвенел, а проклятущая каменюка даже с места не сдвинулась. Так и оружие можно сломать, ко всем чертям! Я вытащил клинок и громко выругавшись, в раздражении смахнул все пирамидки и крестики на пол. За спиной рубились так яростно, что уши закладывало от воплей и ругани. Однако, стоило освободить крышку, как наступила полная тишина.
Я обернулся. Парни тяжело дышали и светили факелами в темноту. Никого не видать и не слыхать. Даже далёкий топот прекратился. С одной стороны, хорошо, а с другой — ежели башкой покумекать, так ни хрена такого просто так не происходит.
Заскрипела, поднимаясь, крышка каменного к=гроба. Меня обдало такой невыносимой вонью и холодом, что пришлось пятиться. Казалось, будто кожа на морде превратилась в кору столетнего дуба. Глаза вообще норовили вылезти наружу.
— Все — назад! — прохрипел я. — Хорь, готов арбалет.
Крышка провернулась и с оглушительным грохотом шмякнулась на пол. Поднялась густая пыль, а огни факелов принялись дёргаться и гаснуть, один за другим. Твою же мать, только этого не хватало! Ежели сейчас, когда главная тварь выберется наружу, мы окажемся в темноте — всем кирдык.
И тут произошло что-то, вообще непонятное. Как только погас последний факел, так темнота исчезла, точно и не было. Ровный зелёный свет от которого тошнило не меньше, чем от кладбищенской вони. Цвет, что тебе у разлагающегося мертвяка. Как выяснилось, зажглась та здоровенная блестящая хренотень, что висела на потолке. Только пылали в ней не свечи, а что-то другое, вроде лесных гнилушек.
Мы отошли на десяток шагов и стояли, направив мечи в сторону открытого гроба. Отсюда не видать, кто там лежит, а подходить ближе, нет никакого желания. Задницей чую, что совсем не принцесса из баек, которая наколола руку веретеном и задрыхла на сотню лет.
— Чо делать, Крест? — выдохнул Зуб. Меч в его руках плясал, что тебе пьяный в сиську акробат. — Чо тама?
— А ты подь, глянь, — сказал я и Рогатый изобразил смех. — А не хочешь, так стой и жди.
С глухим воем из гроба поднялся тот самый старикан, чью рожу мы с Хлоей видели на портрете, повёрнутом к стене. И поднялся он как-то странно: точно был цельнодеревянным, а его потянули за верёвку; и гляделся непонятно: вроде тот же тип, а вроде и не он. Рожа постоянно оплывала, будто пряталась за туманом и всякий раз виделась чья-то другая. То смуглая, почти чёрная, как у тех дикарей, что продавали на рынках Нарменса. То бледная, аж до синюшности и совсем молодая. То, вообще — бабская, с раскосыми глазами и здоровенными губьями. Но чаще, всё же, тот самый злобный старикан.
— Вот он, хозяин здешней нечисти, — тихо сказал Джессип и стал рядом со мной. Граф подёргивал левой щекой, но в остальном вроде особо не психовал. — Как ты смог почувствовать, где его искать?
— Чуйка у меня есть, на самые драгоценные драгоценности. Вишь, какое сокровище нашёл? Как бы теперь обратно спрятать, мать его так?
Тип из гроба постоял, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, а потом, непонятно как, вдруг оказался уже на полу. Глаза оставались закрытыми, а руки так и лежали, скрещённые на груди. Кажется, под длинными синими пальцами блестел жёлтым какой-то медальон. Меняющаяся морда повернулась в нашу сторону, а бледно-зелёные губы раздвинулись.
— Неслыханная наглость, — говорила эта дрянь кучей голосов сразу. И детские, и старые, и бабские, и мужские. Временами, рычала совсем не по-людски. — Пища обязана дать себя выпить, насытить Сердце и навсегда упокоиться. Мало того, что эта пища сопротивляется, она ещё и тревожит нашу общность! Предлагаю наказать пищу. Обречь её на вечные муки, превратив в одного из миньонов. Мы согласны.
— Эй! — крикнул я. — Ты энто чегой, сам с собой базаришь-то? Дерьмово это, значит кукушка в башке прохудилась. Скоро сраться под себя начнёшь.
Закрытые глаза распахнулись, и я увидел две чёрные дыры, ведущие в никуда. Только из этих дыр так давило на грудь, аж рёбра трещали. Все попятились, а я упёрся и сделал шаг вперёд.
— Хорь, — я скрипел зубами. — Вали козла!
Хлопнул арбалет и тип из гроба, как-то лениво, будто нехотя, махнул рукой. Ну вот, когда после пары кружек браги разомлеешь на солнышке, а тебе на голое пузо сядет наглая муха, ты её гонишь точно так же. Только от этой ленивой отмашки болт вспыхнул и разлетелся искрами. А сам хмырь вроде и не обратил внимание, что в нём пытались проделать лишнюю дырку. Просто шагнул к нам и от этого шага половину пацанов тут же сшибло на пол. Устояли только я, Глыба, да блондинчик.
Зелёный свет стал ярче и больно резал глаза, а дышать стало натурально нечем. Ну вот, сунь нос в навозную кучу и пробуй дышать. Выходит?
— Такие, как вы уже тревожили наш покой, — какого дьявола он про себя базарит так, словно в нём сидит цельная толпа? Но сейчас больше волновало, как сделать хотя бы шаг. В рожу точно дул настоящий ураган. — Вынудили нас покинуть гнездо и бежать далеко, чтобы свить новое. Искать вместилище и заново наполнять его. Больше мы такого не допустим.
— А вот поглядим! — удалось чуть продвинуться вперёд. Тут имелась определённая хитрость: ежели направлять меч на болтуна, то становилось чуточку легче. Правда сам клинок стал красным, будто его сунули в печь, а рукоять дымилась и жгла пальцы. — Слыхал, типа таким, ка ты, в аду милее всего. Вот и вей там себе гнездо. Хорь, проснись, дерьмо сраное! Стреляй!
Хлопок выстрела и вновь ленивое подёргивание руки превратило болт в безобидные искры. Кто-то оглушительно замычал и мимо, наклонив башку вперёд промчался Глыба. Давай, дружище, покажи гаду, где жабы зимуют! Краем глаза я видел, как цепляясь пальцами за пол, вперёд ползёт Таракан. В руке у него был зажат кинжал, а из носа ручьём лилась кровь. Так, теперь и мы сделаем ещё один шаг. Воздух, мать его, сопротивлялся так, словно я таранил стог сена.
Старик открытой ладонью приложил Глыбу и тот покатился по полу, цокая мечом. Замер и больше не шевелился. Ах ты, урод гадский! Ну, ещё пару шагов…Хлопнул арбалет. Справа, натужно пыхтя, замахивался Джессип. Из ушей блондинчика тянулись алые ниточки.