Выполнение замысла (СИ) - Савелов Сергей Владимирович. Страница 101

Оперативник кивает и задает неожиданный вопрос:

- Как ты относишься к КГБ?

- Положительно, - удивляюсь.

- И все? - удивляется в свою очередь.

- А что еще? Сотрудники КГБ выполняют важные для страны функции и не могут не вызывать ничего кроме уважения, - поясняю.

- Хотел бы работать у нас? - интересуется.

- Я уже говорил, что собираюсь заниматься радиоэлектроникой или компьютерами и буду подавать документы в институт соответствующего профиля, - напоминаю.

- Нам требуются разные специалисты, в том числе по твоей профессии, - разъясняет.

Задумываюсь: «Как бы отказать тактичнее и не обидеть».

- Думаю, рано еще об этом говорить. Надо окончить институт и понять, что из себя буду представлять, как специалист. Мне было бы интересней придумывать и создавать новое в радиоэлектронике, а не механически пользоваться уже созданным, - признаюсь.

- Хорошо. Я понял тебя, - задумчиво смотрит на меня. - Твой родственник, к сожалению, сейчас покойный Ксенофонтов Петр Петрович рекомендовал обратить на тебя внимание, как на перспективного кандидата для службы у нас, - сообщает, вглядываясь в меня.

«А вот здесь ты врешь, друг ситный!» - вспоминаю свой разговор с Ксенофонтовым.

- Кстати, как ты с ним познакомился? - спрашивает как бы, между прочим.

- Я придумал песню о блокаде и передал в Обком Романову Григорию Васильевичу. Через некоторое время получил телеграмму от Петра Петровича с приглашением в Ленинград, - смотрю на собеседника, замолчав.

- Понятно, - произносит и чего-то помечает в листке. - То есть ты не знал о нем до этого? - поднимает голову.

- Нет, - мотаю головой.

- А как оказалось, что вы родственники? - смотрит внимательно.

- Он мне сообщил, - делаю удивленный и наивный взгляд.

- А он откуда взял эти сведения? - не отстает.

- Не знаю, он не говорил. Поинтересовался нашей родней и нашел пересечения со своей, - предполагаю.

«Чекист» скептически кивает головой и спрашивает:

- А что твои родители на это говорят?

- Отец сказал, что все может быть, так как какие-то родственники жили в Ленинграде до войны, но в блокаду затерялись, - разъясняю.

- А что за история с преступником, задержанным с твоей помощью? - пытается поймать на меня на неискренности.

- Это идея Петра Петровича, - сваливаю все на покойника, надеясь, что бог простит. - К Романову поступило анонимное сообщение о Григорьеве. Милиция проверила и наконец-то задержала преступника. Ксенофонтову нужна была веская причина, объясняющая его исследование моего окружения и родни. Вот он и предложил назначить меня автором анонимного сообщения, - устало поясняю, демонстрируя, что устал молоть языком.

Не обращая внимания на мои намеки, оперативник продолжает допытываться:

- Что тебе Петр Петрович говорил о своей работе?

- Ничего, - опять пожимаю плечами.

Недовольный лаконичностью ответа Карасев пытается уточнить:

- Но ты должен догадываться, чем он занимался?

- А я знаю! - радую его «признанием». - Он работал в Общем отделе Обкома помощником Романова.

Улыбка на лице оперативника киснет, но он не унимается:

- А что еще ты знаешь о родственнике?

- Участник войны, вероятно, служил в милиции. После выхода на пенсию работал каким-то начальником на судостроительном заводе, - перечисляю, подняв глаза к потолку.

- Откуда ты узнал про милицию? - тут же ухватился.

- Мне об этом сказали еще дома. Город у нас маленький и трудно что-то утаить, а он вел себя, как опер и, наверное, какие-то документы предъявлял, - поясняю простодушно.

- Понятно, - тянет Карасев и принимает решение: - Сейчас Сергей, заполни анкету. Постарайся ответить на все вопросы честно или так, как считаешь правильно и подробно там, где требуется, - достает из стола и протягивает несколько отпечатанных бланков и протягивает вместе с ручкой. - Садись и спокойно не торопясь работай, - кивает на пустой стол напротив.

Читаю вопросы и понимаю, что эту анкету составляли комитетские мозголомы, так как наряду с кадровыми простыми вопросами (имя, фамилия), были вопросы интересные психологу или психиатру. «Что важнее - химия или история? Какой цвет у тебя вызывает агрессию?» На некоторые вопросы даже не знал, что ответить и писал наугад.

Пробежав глазами результаты моих мучений, оперативник протянул мне очередной бланк со словами:

- Прочитай внимательно, впиши свою данные и распишись.

Читаю: «Обязательство ….» Дохожу до пункта «Докладывать о ….» и отодвигаю листок в его сторону.

- Я это подписывать не буду, - упрямо гляжу в сторону.

- Почему? - живо интересуется.

- Еще с детского сада воспитан, что ябедничать не хорошо, - отвечаю.

- Не хочешь помогать нам? Ты ведь сам сказал, что уважаешь нашу работу и считаешь ее важной в защите интересов страны? - демонстративно удивляется.

- Я безо всяких обязательствсам приму меры сам или сообщу, если замечу враждебные действия в отношении нашей страны или ее граждан, Подпишу это обязательство, если в нем изменить некоторые формулировки, - поясняю свои позицию.

- Какие пункты? - приподнимается и заглядывает в бланк

- Вот этот, этот и эти два, - указываю ручкой.

- Это стандартный бланк, который подписываю все, - удивляется и садится на место.

- Я не против, пусть подписывают, - соглашаюсь примирительно.

Некоторое время он сверлит меня взглядом, а потом кивает:

- Ладно. Результаты нашей беседы я передам соответствующим людям, и они примут решение. Должен тебя предупредить, что где был, что видел, с кем и о чем разговаривал, что делал - никто не должен знать, даже близкие родственники. Это тебе понятно?

«По-видимому, это был еще один тест!» - догадываюсь. Оперативник серьезно смотрит в глаза. Киваю на его ожидание. «Ух, как страшно!» - мысленно выдыхаю с облегчением, предполагая конец беседы. «Какое решение должны принять и зачем, не пояснил», - отмечаю про себя.

Карасев подписывает мне пропуск и, протягивая, предупреждает:

- Думаю, что мы еще встретимся. Сейчас можешь идти.

Неторопливо прощаюсь и «выплевываюсь» в коридор. «Не знают о моих способностях! Даже намека на сотрудничество с Романовым не прозвучало!» - с удовлетворением отмечаю. «Я свободен?» - окончательно приходит облегчение.

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх.

Я свободен с диким ветром наравне,

Я свободен наяву, а не во сне!

Мурлычу про себя песенку, разыскивая кафе-мороженое и радостно отмечаю:

ВПЕРЕДИ МЕНЯ ЖДЕТ ОБЫЧНАЯ ЖИЗНЬ!

Конец третьей книги.