Конь с золотым седлом (Плвесть) - Иоселиани Отиа Шалвович. Страница 1

Отиа Иоселиани

КОНЬ С ЗОЛОТЫМ СЕДЛОМ

Повесть

Конь с золотым седлом<br />(Плвесть) - i_001.jpg

Конь с золотым седлом<br />(Плвесть) - i_002.jpg

Конь с золотым седлом<br />(Плвесть) - i_003.jpg

Конь с золотым седлом<br />(Плвесть) - i_004.jpg

НАЧАЛО СКАЗКИ

Конь с золотым седлом<br />(Плвесть) - i_005.jpg
ой друг Абесалом живёт в Тбилиси. У моего друга двое ребят. Сына его зовут Гиги, а дочку Пипкия. Гиги уже ходит в школу. Он даже в пятый класс перешёл, а Пипкию и в этом году не приняли. Что поделаешь, не приняли. А как хотелось Пипкии в школу!

Я часто остаюсь у друга на ночь, и тогда Пипкия заставляет меня рассказывать сказки. Сказку про птиц и лисиц Пипкия хорошо знает. Про Красную Шапочку тоже знает. Приходится выдумывать сказки и о морской деве-рыбке, и о пещерах, и о парне, который охотился за дэвами. Когда я уже ничего выдумать не могу, меня выручает отец Пипкии. Абесалом знает много таких сказок, каких не знаю я. Мой друг начинает сказки по-разному:

— Жил-был некто…

Или:

— Был соловей-певец…

Или:

— Очень-очень давно жил…

А я сказку начинаю всегда одинаково:

— Жил-был за тридевять земель… — И говорю, кто жил за тридевятью землями, зачем жил и, наконец, что с ним случилось…

Когда я, бывало, скажу «Жил-был» и замолкну, не зная, что говорить дальше, Пипкия напоминала:

— За тридевять земель…

— Да… — продолжал я, — далеко, далеко, за тридевять земель жил маленький мальчик. — И я рассказывал, какой случай однажды случился с мальчиком, потом ещё какой-то случай, потом ещё…

— Дяденька, а вы были за тридевять земель?

Я честно признался, что за тридевять земель не бывал.

— Почему?

— Э-э, началось! — махнул рукой Гиги. — Теперь она вам надоест.

— Не твоё дело, — обиделась на брата Пипкия.

— Это же сказка, понимаешь, сказка! Послушала и спать ложись.

Я постарался помирить брата с сестрой, объяснил, что за тридевять земель не был потому, что туда не проведена железная дорога и поезд не ходит, а автомобилем туда трудно добраться.

— А самолёт? — не унималась Пипкия.

— Самолёт?.. Самолёт да, но… за тридевять земель всё равно очень далеко.

— А за стодевять земель ещё дальше?

— Конечно, дальше! За стодевять земель гораздо дальше.

— А где находится за тридевять земель?

— А вот перейдёшь одну гору…

— Вон ту гору? — показала Пипкия на освещённую светом из окна гору Мтацминду.

— Да, ту гору.

— Потом…

— Потом другую гору.

— Вторая гора больше?

— Больше. И на той горе большие деревья, очень красивые. Там много птиц, и они так поют, так чирикают…

— И белки есть?

— Белки? Белок много на другой горе.

— Что делают белки? Они тоже поют и чирикают?

— Не поют. Но зато хорошо прыгают с дерева на дерево. Скок-скок!..

— А что потом ещё, на следующей горе?

— Потом… На следующей горе живут лисицы и волки. Лисица очень хитрая и всегда обманывает и обманывает глупого волка.

— Глупый волк! — говорит Пипкия.

— Глупый. И, кроме того, дурной и злой. А на следующей горе живёт медведь.

— Что делает медведь?

— Медведь? Что может делать медведь? Ходит, бродит себе.

— Сосёт лапу, — добавляет Пипкия.

— Может быть.

— Но лапы грязные!

— Да, насчёт чистоты, конечно, не всё нормально.

Гиги уже не может терпеть, он громко, до слёз, хохочет.

— Иди к бабушке! Ты не умеешь слушать сказки. Иди к бабушке мыть посуду.

— Больше не буду! Больше не буду! — кается Гиги и старается не смеяться.

— Потом?

— Потом? О-о! Ещё есть высокая гора и ещё гора, и высокие скалы, скалы, скалы. Там летают орлы и прыгают горные туры, быстрые туры, со скрученными рогами… А потом есть очень, очень высокая гора.

— Самая высокая?

— Выше всех гор.

— Кто там живёт?

— Там живёт вечный снег.

— И сейчас? Летом?

— И сейчас.

— Холодно.

— Да, там холодно и поэтому никто не живёт. Только орёл туда залетает.

— Это и есть за тридевять земель?

— Да, это и есть за тридевять земель.

Пипкия задумалась и, перед тем как лечь спать, спросила: не собираюсь ли я пойти за тридевять земель?

— Обязательно хотел бы пойти за тридевять земель и, наверное, принёс бы много сказок. Но вот всё дела, дела…

— Папа тоже пойдёт?

— Думаю, что пойдёт.

— А Гиги?

— Пойду! — сказал Гиги.

— Как жалко, что я не могу пойти, — опечалилась Пипкия. — Я даже в школу ещё не хожу. А ведь за тридевять земель трудней идти, чем в школу.

— Да, это немножко трудней.

Пипкия попрощалась и пошла спать. Я долго ещё беседовал с другом.

— Отпуск начинается, а куда поехать отдыхать — не знаю, — сказал Абесалом. — На курорт? Денег много надо. А если путешествовать? Куда?

— Разве в нашей стране мало хороших мест?

— Именно поэтому трудно сделать выбор.

— Что делать? Сейчас скажу… Знаешь, куда поедем?

— За тридевять земель! — подсказал Гиги из-за дверей. Он, очевидно, не спал и всё слышал. А Пипкия уже спала, и снились ей, наверное, горы. Высокие горы.

— В Сванетию! — сказал я. — За тридевять земель!

ПИСЬМО ПИПКИИ

Конь с золотым седлом<br />(Плвесть) - i_006.jpg
ернулся домой в село. Гиги передал привет моему сыну Бачо и дочке Мано, а Пипкия дала вчетверо сложенный листочек бумаги и сказала:

— Знаешь, дядя, не читай…

Должен сознаться, что когда в поезде я остался один, не утерпел и раскрыл листок Пипкии. Посмотрел, посмотрел, потом поднёс листок ближе к лампе, потом хорошо протёр глаза и опять посмотрел. И ничего не понял. Перевернул, подержал боком, наконец, совсем перевернул — всё равно ничего не понял. На листке были какие-то линии, палочки, кружки.

Но когда я дома передал Мано письмо от Пипкии, она всё прекрасно поняла и очень долго смеялась. Она всё, всё поняла, а я ни одного слова разобрать не мог, хотя и грамотный человек, а Мано даже азбуки не знает. Значит, не для меня это письмо было написано и нечего совать нос в чужие дела.

Своим детям я сказал, что скоро, через две недели или даже через неделю, приедет Абесалом с Гиги и остановятся на один-два дня у нас, а потом все мы поедем в Сванетию.

— А Пипкия тоже поедет? — встрепенулась Мано.

— Пипкия? Разве она ничего не написала насчёт этого в своём письме?

Мано открыла письмо Пипкии, долго искала в нём что-то и вздохнула:

— Такое же письмо напишите Пипкии, когда уйдёте за тридевять земель. И мне напишите. Я всё пойму.

Прошла неделя. Семь дней, потом восьмой и девятый. На десятый день я стал беспокоиться — телеграммы из Тбилиси не было.

— Папочка! — сказала Мано. — В неделе семь дней, значит, в двух неделях — четырнадцать дней, ещё четыре дня надо ждать.

Но минуло две недели, и Мано сказала:

— В двух неделях больше дней нет!

Бачо ничего не сказал. Он пошёл на почту и спросил телеграмму.

— Нет, — ответили ему — Нет вам телеграммы из Тбилиси.

Вечером пошла на почту Мано, и ей тоже ответили:

— Нет. Нет вам телеграммы из Тбилиси.

— Ведь четырнадцать дней уже прошло, и телеграмма должна быть, — не успокаивалась Мано.

— Ну так что же, — ответили Мано на почте. — Четырнадцать дней прошло, а телеграммы всё равно нет. Иди домой, девочка, и не мешай работать.

Что поделаешь? Телеграмма — не сказка, её не выдумаешь. В тот вечер нам не хотелось ложиться спать. Но раз наступает ночь, нужно спать, и мы легли.

Так с обидой и уснули. И когда утром телеграмма всё-таки пришла, дети мои не так уж радовались ей, как могли бы радоваться, если бы она пришла вовремя.