Сердце Девы (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна. Страница 14

Северо-восток — Алогорье, вотчина гордецов-ветровеев. Цвет алый, зверь — золотой единорог. Алое расплескалось по карте изрядно, вон сколько поселений себе захапали! Здорово потеснили амфибий и ежиков, не только нас.

Королевство амфибий — юго-восток: мелководье Янтарного моря. Соответственно герб — синий дельфин на золотом поле. И здесь лягухи больше жмутся к воде, далеко отходить не рискуют. Ну, или ветровеи не дают.

С юго-запада — Яблочный край, обиталище разумных ежей. На зеленом поле золотое яблоко. Да уж, ежикам не повезло, от Жемчужины имеют лоскуток в три хилые крепости.

Расы не столь многочисленные примкнули к относительно сильным коалициям. Впрочем, наемники могут воевать на любой стороне. Вон в толкотне промелькнул рослый еж на боевом медведе, а там клыкастый горец на петухе красуется. И пара лупоглазых амфибий на водяном коне кельпи и единороге. И вон еще крылатые. Крылья сложили, точно плащи, и гарцуют себе со статью. Эх, мне бы так.

Выбрав пару лошадок и покормив их яблоками, мы двинулись к оружейнику и там задержались, тратя кровные на броню.

— А теперь валяйте к мастеру артиллерии, — указал бронник на крепостную стену.

— Это что же, у меня будет карманная катапульта? — хихикнула я. Лесовей улыбнулся:

— Навроде. Тут осады и штурмы крепостей есть. Странно, что крепости эти еще не снесли до основания.

Ну вот, снова я мануал не читала. Дикий человек, дитя… степи.

Снарядившись, мы отправились на подсвеченное на карте место сбора. Лошадки были смирные, трюхали потихонечку и совсем не скоро привезли нас в овражек за фермой, на которой мирные неписи занимались своими делами.

Командир, отмеченный военной короной на шлеме, оказался ветровеем в серебряной дорогой броне и с алыми крыльями, спадающими за спину. Я рядом с ним смотрелась побирушкой, по недоразумению влезшей в старый доспех.

Но, в отличие от покойного капитана летучего корабля, этот крылатый оказался вовсе не чванным.

— Привет, я Боудикка.

— Привет. Я Финист.

Надо же! Моя любимая сказка!

Посыпались приветы от двух десятков человек команды. И никаких нареканий, что мы с Манулом новички и лузеры и уровнем не вышли.

— Следующая точка сбора, — перенес Финист по карте светящееся пятно. — Погнали.

Мы ехали с короткими передышками почти до вечера, и на третьем часу я уже искренне мечтала о телепорте или быстром перемещении. Вообще-то я фаст тревел не перевариваю, потому что начисто вышибает из игры, но настолько же и облегчает жизнь. А вот Финист нам эту жизнь делать легче не собирался. Нет бы повалиться на ночевку как придется, со стонами и жалобами на задницу и бедра, горящие от седла. Счаззз! Часть отряда алокрылый ветровей отправил расседлывать и вываживать коней, чтобы потом сводить на водопой, растереть соломенными жгутами, проверить, не попали ли камешки в подковы — все, чтобы назавтра получить удвоение скорости…

Второй и третьей пятерке привелось строить укрепленный лагерь. Четвертая отправилась в разведку и за дровами. И не каждому везет иметь при себе лекаря, как мне, чтобы разрешить вызванные долгим маршем проблемы. Так что в рейде начались нарекания и нытье. И длились ровно столько, пока два самых громких нытика не вылетели из группы и с бранью не поплелись в темноту.

— А в самом деле, — спросила маленькая ежиха, забираясь на пенек, чтобы привязать мешок овса к морде верхового медведя, — зачем ехать так далеко?

— Потому что вблизи нас ждут, — Финист бросил горсть земли в опустошенный котелок и стал натирать шишкой. Каждое движение было точным и аккуратным — позавидуешь. — Форты укреплены, боевые машины выставлены, засадные полки наготове. А здесь сердце отхапанных Алогорьем земель, и попрется через всю карту тайными партизанскими тропами к их цитадели только законченный псих. Вот такой, как я.

У костра засмеялись.

— Я бы тоже поперлась, — вздохнула я негромко.

Ветровей сполоснул котелок и вернулся с ручья:

— Первая пятерка сторожит, остальным спать. Вторая заступает в стражу с полуночи. Рыцари тени — ко мне.

— Да, командир… — негромко отозвался кто-то.

Я улеглась у гаснущего костра, завернувшись в плащ, но сон не шел. Надо мной поворачивались в небе придуманные кем-то невероятно огромные звезды. Пахло травой и горечью горящих углей. В стороне пофыркивали кони, под боком похрапывал Манул. И я жалела, что редко вот так ночую под звездами наяву. Вылезу из игры — исправлюсь.

В полночь Манул разбудил меня, решительно тряхнув за плечо, а второй рукой прикрывая мне рот, чтобы не заорала. Костер практически догорел, угли подернулись пеплом. Я плеснула себе в лицо ледяной воды из котелка и, дрожа от холода, полезла в подкольчужник и кирасу. Кто-то еще ворочался, ходил в темноте, негромко позвякивал доспехом или оружием. Манул в кошачьей форме потек к воротам лагеря. Я, спотыкаясь, жутко завидуя кошачьему зрению друга, двинулась следом. Ночью ямки и рытвины жили своей, особенной жизнью, размножаясь и тычась в ноги, как выпрашивающий кормежки кот. Я только чудом не свернула шею. Мало темноты — от земли поднимался густой молочный туман, затягивая все вокруг, мелкими капельками усеивая броню и одежду. А ведь вроде разойтись уже должен был. Подозревая за создателями игры очередную гадость, я влезла на тележку с наполненными песком мешками и попыталась выглянуть через тын. Хотя что увидишь в подобной мути?

Я слезла и уселась на ту же тележку, прислонившись к мешкам спиной, душераздирающе зевнула и прислушалась. Мне все казалось, что кто-то бродит вокруг лагеря, хрустит ветками, тяжело дышит и даже как будто постанывает. Звуки то приближались, то отдалялись. В тумане всегда трудно определить, откуда они исходят.

Но на лагерь никто не нападал. Манул успел несколько раз сторожко обойти его по периметру, ничего не вынюхал и, вернув себе человеческую форму, принес котелок с испекшейся в углях картошкой. Руководствуясь девизом: «Если не спать, так есть», — мы принялись сдирать с картофелин обугленную кожуру. Перемазав в золе лицо и руки, добрались до вожделенной мякоти, и я уже собиралась отправить котика за солью, как у ворот снова громко треснула ветка. И голос, показавшийся отдаленно знакомым, проныл:

— Впустите меня-а…

Мы уронили картофелины и вскочили, берясь за оружие.

— Пароль! — ляпнул Манул.

— Впустите, а то хуже будет!

Если это пароль, то отзыв какой? «Счас как дам больно»?

С тележки я аккуратно, чтобы не огрести стрелой в лоб, выглянула через частокол. Эх, вот жалко, что у меня до сих пор лука нет! Мало ли кто там шляется…

Мы с котиком наугад переглянулись, раздумывая, будить ли остальных. Конечно, та, снаружи, ругалась и ныла, но брать штурмом наш лагерь не пробовала. Может, ждет, что мы ей откроем, как дураки? И тогда ворвется целое стадо?

— Мне страшно! — воззвала к нашей жалости незнакомка. — Тут волки! Я боюсь!

Манул презрительно фыркнул. А я вдруг вспомнила, с кем имею дело. Надья! Та самая красавица в желтом платье, что поплелась за нами до обломков летучего корабля!

— Сами тут жрете! — продолжала обличать нас она. — А я тут голодная сижу! Ну хоть картошечки киньте!

И Манул кинул. Раздался шлепок и яростный вопль. Нет, вот как все же полезно видеть в темноте! А к нам уже бежало подкрепление.

— Что такое? — Финист, подняв факел, переводил взгляд с лесовея на меня.

— Да синеградская она, — поморщилась я. — Старая знакомая, Надья. Не представляю, как она тут оказалась.

— Я ей картофелиной попал в переносицу, — Манул развел руками.

Через щель приоткрытых ворот наружу ушло трое воинов. Какое-то время все было тихо, потом донесся вопль и шум борьбы. Прежде, чем подоспела помощь, воители вернулись. Один хромал, второй прижимал к исцарапанной щеке ладонь.

— Что такое? — повторил Финист, сердито взмахивая крыльями. Интересно, они у себя летают? Хотела бы я посмотреть.

— Да она, зараза… Я им твержу: враг, враг! А они мне: «Дерево!» — худой парень-человек в клепанной броне кинул презрительный взгляд на спутников. — Я в темноте ногу ушиб. Смотрю — пенек у дорожки. Только присесть — а это Надья! На корточках, корова! Я от неожиданности упал, а она Омегада разодрала — и бежать!