Клуб любителей фантастики, 2008 - Дубинянская Яна. Страница 36

Он не успел закончить монолог, а я сказать, что точно такой же текст есть в поэме Владимира Маяковского «Облако в штанах», как нас изрядно тряхнуло.

Меня едва не выбросило из кресла пилота. А моего напарника — теперь уж точно «с лицом, как заспанная простыня, с губами, обвисшими, как люстра», распластало по куполу в такой эффектной позе, что я невольно им любовался.

Ну, просто романтик, застывший в прыжке за мечтой! Покоритель пространств! Прямо в руки к нему плыл бледный таинственный шар.

Шар становился крупнее. Он заслонял, гасил в себе звёзды. Мы оказались у шара в плену.

Внезапно торможение прекратилось, и напарник упал в своё кресло.

Вместо силы тяжести на нас обрушился лишённый эмоций и смысловых интонаций механический голос:

— Вы находитесь в зоне ответственности Автономной знаниезаготовительной станции. Для получения разрешения на дальнейшее следование по маршруту просим вас безвозмездно поделиться с нами накопленной информацией из расчёта 1 байт на 2 в 13 степени массовых единиц протона в состоянии покоя. Тривиальная, легко доступная, а также уже известная нам информация не зачитывается. До сдачи положенной нормы знаний о Вселенной вы будете ограничены в передвижении. Спасибо за понимание.

— Мне такая манера диалога что-то напоминает, — рассудительно и спокойно, как во время наших литературных бесед за чашкой чая с вареньем, сказал напарник.

— Да, — ответил я. — «История пиратства». Автор Игорь Можейко. Литературный псевдоним Кир Булычёв. Нас, по сути, взяли в плен космические корсары и теперь требуют выкуп. Но, в отличие от знаменитых земных собратьев, золото им не нужно. Им выгодней узнать, как вырастить в домашних условиях философский камень. Информация — золото современности. Её собирают. Её копят. Её, как видим, даже пытаются забирать силой.

Какое-то время мы сохраняли надежду вырваться на свободу или вступить с похитителями в диалог. Но все системы корабля находились под полным контролем пиратов. А ультиматумы, не подкреплённые возможностью действия, шар игнорировал.

У нас даже не было способа подать сигнал бедствия. Связь с базой сохранялась, но шла теперь через шар. Тексты докладов самым тщательным образом редактировались. Догадаться о том, что с нами случилось, не смог бы никто.

На исходе бессонной ночи по условному корабельному времени напарник сказал:

— Я посчитал, что если мы перекачаем шару полные курсы физики, химии, космогонии, общей и специальной теории относительности, то «наскребём» почти шестьдесят процентов нормы по отношению к весу нашего корабля. Что можно добавить ещё?

— Фундаментальные знания о законах Вселенной мы не сможем использовать, — возразил я. — Они шару должны быть известны без нас.

— Тогда, может быть, загрузим ботанику, зоологию, антропологию, этнографию, географию и историю Земли?

Я посмотрел на напарника, как Пётр Первый на сына, задумавшего коварный предательский план:

— Ты понимаешь, что мы подвергнем риску всю нашу планету? Пираты искали добычу не только в морях. Они разоряли, сжигали дотла города.

Мы думали долго, как быть. Ничего не придумали толком. Сошлись на том, что должны принести себя в жертву.

А что! В добровольной жертве во имя людей (как писали в эпоху тотальной нехватки ресурсов и дефицита промышленных благ) есть особый возвышенный смысл.

Напарник робко спросил:

— Может быть пиратов можно перевоспитать?

— Как это сделать?

— Объясним, что чужое брать плохо. Что сильные должны помогать слабым. Как тимуровцы у Гайдара.

— Тимуровцы — название устарелое, — по привычке начал я объяснять. — Их теперь называют дункановцы — по имени, которым автор сначала хотел назвать своего героя. А Тимуром звали сына Гайдара. У Тимура тоже был сын, который, как пишут историки (монография «Сын Тимура и его команда»), для всех обездоленных был Мальчишом-Плохишом… — Тут я замолчал, потому что меня осенило. — У Гайдара, ты говоришь?

Идея была в том, чтобы привить хладнокровным космическим разбойниками человеческие понятия «плохо» и «хорошо». Причём в такой форме, чтобы ни у них, ни у нас не возникало ощущения банальности и скучной нравоучительности.

Решили: вместо сводок, отчётов, инструкций, учебных пособий мы отправим пиратам лучшие образы мировой литературы.

Всё-таки здорово, что служители муз так редко дружили с наукой! В приготовленной нами для внедрения бортовой библиотеке не содержалось ни точной информации о месте расположения Земли в Галактике, ни сведений об устройстве и тактико-технических данных новейших образцов оружия, ни описаний опасных для человека вирусов и других возбудителей болезней. Были только рафинированные высокогуманные и высокохудожественные тексты.

Получилось орудие возмездия в стиле Пушкина. Помните, он говорил: «И чувства добрые я лирой пробуждал…».

Заряд состоял из наших любимых сказок, героических эпосов, поэтических текстов, мифов и легенд о благородных рыцарях, исторических драм со счастливым концом, всех видов, типов и подразновидностей фэнтези, бытовых комедий, иронических рассказов, философских притч, любовных романов, сельской, городской и коттеджной прозы (с подразделением на прозу посёлков экономического, бизнес и ВИП-классов).

Этого хватило на три четверти положенной нормы.

Мы решили не трогать пока произведения детективного жанра (их бы хватило сразу нормы на две), хоррор, мистику и другие произведения сомнительной направленности.

То, что затея даёт результат, мы поняли практически сразу после того, как отправили шару первую пробную партию «подрывной литературы».

Уже со второй тысячи отправленных гигабайтов внешний контроль над системами корабля стал понемногу слабеть. Нам ещё не удавалось запустить двигатель, но теперь он хотя бы урчал!

По всей видимости начинала сказываться неоднозначность трактовок литературных произведений. Для прямолинейной, примитивной, собирательско-собственнической логики, которой пользовался шар, было весьма непросто «раскладывать по полочкам» плоды фантазий разных, нередко несопоставимых друг с другом авторов.

«В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань?» Впрячь-то, как раз, можно. Но что потом от телеги останется?

Ещё далеко не все приготовленные «снаряды» были «отстреляны», а мы уже обрели свободу. Шару было теперь не до нас. У него развивалось «несварение желудка». Он не ответил на наше вежливое «до свидания» и не пожелал нам удачи в пути. Утратил холодный матовый блеск. Неровно и нервно менял цветность: то почти потухал, то заходился лихорадочными сполохами.

Но наши «литературные приключения» на этом не кончились.

Когда через четыре месяца, выполнив полётное задание, мы повернули к Земле, напарник предложил немного отклониться от расчётного курса и пройти через сектор, в котором нам встретился шар.

Ох уж это юношеское любопытство!

— Ну, давай посмотрим, как шар усвоил наш урок! Ну, что нам стоит? Тридцать два парсека — не крюк.

Я был в команде за старшего, и мне полагалось быть рассудительным.

— Не уверен, что шар ещё существует. Когда мы улетали, он был очень уж плох.

— Тем более! — оживился напарник. — Это же любопытно! Мы докажем, что авторы, обиженные в своё время злыми профессиональными критиками, не преувеличивали, утверждая, что «слово — это оружие», что «можно словом убить».

Словом, напарник меня уговорил…

У меня было нехорошее предчувствие по поводу новой встречи с шаром. Я надеялся, что он вообще не появится из пустоты или же, на худой конец, не проявит к нам никакого интереса.

Как бы не так!

Мы увидели шар именно в той точке пространства, где с ним расстались. Он ждал нас. Он долго готовился к встрече.

Шар на глазах превращался в цветок. Сначала, как будто, в подсолнух. Потом «семечки» распустились бутонами роз. Белых, алых, лиловых и бирюзовых. Всё запестрело, разбилось на капли и пятна, а потом вдруг сложилось в слова на родном для нас языке: