Княжич - Гончаров Олег. Страница 48

Когда она села, перед ней поставили небольшой стол, который, как шепнул Борн, был специально сколочен по такому случаю.

Мы же расселись на лавках.

Женщины стали подавать еду.

Торкель не поскупился. Перед каждым поставили по большой миске каши, сваренной на козьем молоке, и по маленькой миске с мясом. Была открыта бочка с пивом, и женщины засуетились, разнося пенный напиток.

Долго меня уговаривать не пришлось. Наголодавшись в поселении Орма у Орлиной скалы, я решил как можно плотнее набить живот здесь.

Да и все, кто находился сейчас у Торкеля в гостях, с жадностью набросились на еду.

— Посмотри на Вельву, — сказал мне Орм и отправил себе в рот большой кусок мяса.

Я поднял глаза от миски и увидел, что Торбьерг не притронулась к еде. Она продолжала внимательно разглядывать нас. И мне стало стыдно. Мне показалось, что я со стороны похожу на поросенка, которому дали месиво. Я несколько умерил свой пыл и начал есть более опрятно.

Она снова улыбнулась мне и достала из складок своего плаща ложку из желтой меди и нож с рукоятью из моржовой кости, стянутой двумя медными кольцами. Острие ножа было обломано.

Подняв большую глиняную кружку, полную пива, она сделала небольшой глоток, а затем принялась отрезать маленькие кусочки мяса.

— Ей подали кушанье, — прожевав свой кусок, сказал Орм, — из сердец всех животных, которые еще остались в поселке. А она нос воротит, — и он отправил себе в рот очередной кус мяса.

— Скажи, почтенная Торбьерг, — сказал Торкель, когда первый голод был утолен, — что ты думаешь о будущем собравшихся здесь людей?

— Как только эти люди утолят свой голод, — ответила женщина, — я смогу начать ворожбу.

После этих слов все отставили свои миски. Да и мне кусок в горло не полез. Уж больно хотелось посмотреть на то, как будет ворожить Вельва.

Я помнил, как ворожил Гостомысл. Даже несколько раз, когда ходил у него в послухах, помогал ему в Даждьбожьем доме. Там было все просто.

Сначала я подавал ему ворону, которую накануне ловил пришедший за советом. Ведун острым ножом быстро отсекал ей голову и кропил ее кровью алатырный камень. Читал заговоры. Призывал лесных духов. Потом я держал миску с водой над головой желающего узнать свое будущее. А Гостомысл лил в воду растопленный воск. Потом, когда воск остывал, ведун осторожно вынимал его из миски. Воск принимал причудливую форму. Гостомысл внимательно рассматривал его и рассказывал, что видит. Вот и все.

Здесь же все было совсем не так.

Когда убрали еду, Торбьерг достала из своего кошеля несколько мелких косточек. Потрясла их в кулаке и метнула на стол. Она взглянула на то, что у нее получилось, и вздохнула.

— Мне очень жаль, — сказала она, — но духи не желают мне открывать будущее.

Народ разочарованно зашумел. Вельва подняла вверх руку, призывая к молчанию, и добавила:

— Они хотят слышать песню.

— Какую песню? — спросил Торкель.

— Среди вас, — сказала Торбьерг, — есть женщина, которая знает песню вардлок [128]. Кто эта женщина? Назови себя.

Некоторое время в Длинном доме стояла тишина. Затем Гудрит, дочь Торбьерна, робко кашлянула и, смущаясь, подняла руку.

Все в изумлении уставились на девушку.

— Я не колдунья и не ворожея, — тихо сказала Гудрит, — но Халльдис, жена Орма, научила меня песне, которую она называла вардлок.

Тут настала очередь изумляться Орму.

— Я и не знал, — шепнул он мне, — что моя жена знает такие песни.

— Ваши жены, — словно услышав шепот викинга, сказала Вельва, — порой знают гораздо больше, чем вы можете себе представить. Твое знание, — сказала она Гудрит, — очень кстати.

— Но я хочу стать христианкой, — вдруг сказала девушка. — И я не знаю, пристало ли мне петь такие песни?

— Возможно, ты окажешь помощь людям и не станешь от этого хуже, — улыбнулась Вельва. — Но это — дело Торкеля позаботиться о том, что мне нужно, — добавила она.

Торкель, да и все, кто находился в доме, принялись уговаривать Гудрит. В конце концов смущенная всеобщим вниманием девушка согласилась.

— Хорошо, — сказала Торбьерг. — Пусть женщины станут кольцом вокруг меня.

Женщины исполнили повеление. Вельва закрыла глаза и прошептала:

— Пой, девочка. И Гудрит запела:

Ар вар альда

Фат эр экки вар,

Вар-а сандр не сор

Не сайлар юннир;

Еро фаннск ейги

Не юпфеминн,

Гап вар Гиннунга

Эн грае экки… [129]

Вначале ее голос звучал робко и неуверенно. Но потом она запела так хорошо и красиво, что мне показалось, будто колокольчики зазвенели под крышей Длинного дома…

— Многие духи явились теперь, — сказала Вельва тяжелым басом, когда Гудрит закончила петь. — Любо им было слушать песню, а раньше они хотели скрыться от нас и не оказывали нам послушания. Мне теперь ясно многое из того, что было скрыто и от меня, и от других. Я могу теперь сказать, что голод скоро кончится, и лучшие времена настанут весной. Болезнь, которая долго свирепствовала здесь, прекратится скорее, чем можно было ожидать, благодаря чудному трэлю, который знает благородный язык. А тебя, Гудрит, я сразу же отблагодарю за твою помощь, ибо я теперь ясно вижу твою судьбу. Ты вступишь здесь, в Исландии, в почетный брак, и от тебя произойдет большой и славный род, и над твоим потомством просияет яркий свет. Будь же здорова и счастлива, дочь моя!

Затем Торбьерг встряхнула головой, точно прогоняя наваждение. Открыла глаза и сказала уже своим обычным голосом:

— Теперь каждый поочередно подходите ко мне и спрашивайте то, что вы хотели узнать…

Когда черед дошел до меня, я робко шагнул к Вельве. Она посмотрела на меня и тихо сказала:

— Так ты и есть тот самый трэль, который знает многое, но не все?

Я кивнул.

— Как зовут тебя? — спросила она.

— Трэль, — ответил я.

— Нет, — махнула она рукой. — Как твое настоящее имя?

Мне вдруг стало не по себе. Впервые за долгое-долгое время кто-то поинтересовался моим именем.

— Добрын, сын Мала, — сказал я и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ты станешь великим ярлом, Добрын, сын Мала. Не здесь. Там, далеко за морем. В стране-где-встает-солнце тебя любят и ждут. Скоро, очень скоро ты вернешься туда. У тебя будет долгая жизнь.

Полная радости и полная горя. Полная больших побед и жестоких поражений. Многих ты потеряешь на своем пути. Многое найдешь. Там, в стране-где-встает-солнце, рядом с тобой всегда будут гордые викинги. Одни будут помогать тебе, другие — стараться тебя убить. Но только пусть они знают, что, если тронут хоть один волосок на твоей голове, их ждет страшная гибель. Ворота Асгарда [130] и чертоги Вальхаллы для них будут закрыты навсегда. И их души будут вечно бродить неприкаянными по земле. Но и ты должен будешь оберегать своих врагов. Ибо их преждевременная смерть от твоей руки принесет твоей земле и твоим людям немыслимые беды и страдания. А теперь иди, Добрын, сын Мала. Иди собирайся в дальнюю дорогу.

Я отошел от нее ошеломленный и некоторое время стоял неподвижно, точно меня облили ледяной водой и я превратился в ледышку. Потом слух стал возвращаться ко мне. Я услышал, как Вельва подозвала к себе Орма. Как она что-то быстро стала говорить ему. Я смог расслышать только несколько имен. Сначала Торбьерна. Потом какого-то Эйрика Рыжего. Затем что-то про Зеленую землю [131]. А потом я уловил и свое имя.

Сначала Орм слушал спокойно. Но когда мое имя было произнесено, он начал нервничать. Даже попытался возразить, но Вельва так взглянула на него, что он сразу замолчал и покорно склонил голову.

Потом Орм повернулся. Посмотрел на меня тоскливо и сказал:

— Я, Орм, сын Хальвдана, с Орлиной скалы, даю вольную своему трэлю. Отныне пусть все зовут его по имени…