Песнь об Ахилле (ЛП) - Миллер Мадлен. Страница 61

Губы Автомедона двигались, а глаза широко раскрылись. Ахилл не хотел, чтоб ты сражался — думаю, именно это он сказал. Но другое копье уже было в моей руке. Я могу это. Кони рванулись вперед и люди разбежались с нашего пути. И снова это ощущение, полное спокойствие, мир замер в ожидании. Взгляд мой углядел троянца, я метнул копье, ощутив, как дерево древка скользнуло по большому пальцу. Он упал с пробитым бедром, мой удар, как я знал, разбил кость. Второй. Все вокруг выкликали имя Ахилла.

Я сжал плечо Автомедона. — Копье! — Он колебался мгновение, потом натянул вожжи, замедлившись, так чтоб, перегнувшись за борт колесницы, я смог выдернуть копье из тела упавшего. Древко словно само легло в мою руку. И взгляд мой уже искал следующую жертву.

Греки включились в нашу гонку — Менелай убил кого-то возле колесницы, один из сыновей Нестора простер копье перед моей колесницей словно на удачу, прежде чем метнуть его в голову одного из троянских царевичей. В отчаянии кинулись троянцы к своим колесницам, спеша отступить. Меж ними бежал Гектор, вопя о том, чтоб соблюдали порядок. Он достиг своей колесницы и повел людей к воротам и по узкому мостику, перекинутому через ров, на равнину.

— Вперед! За ними!

На лице Автомедона отразилось колебание, но он подчинился, поворачивая коней в погоню. Я вытянул еще несколько копий из мертвых тел, трупы какое-то время волоклись за колесницей, прежде чем мне удавалось выдернуть наконечник — и помчал вдогонку колесницам троянцев, которые неслись к воротам города. Я видел, как озирались возницы, в ужасе, в ярости, на подобное фениксу восстание Ахилла из поглощавшей его пучины гнева.

Не все лошади были столь же послушны, как кони Гектора, и много колесниц, влекомые взбесившимися, понесшими животными, валились в ров, выбрсывая своих возниц. Мы преследовали их, богоравные кони Ахилла мчались, едва не летя над землей. Мне нужно было сдержать, остановить их, потому что многие троянцы уже скрылись за стеной. Но за мной мчались греки, выкликая мое имя. Его имя. И я не остановился.

Я указал вперед и Автомедон послал коней в пролом, гоня их вслед бегущим троянцам. Мы обогнали их и развернулись, чтобы перенять убегающих. Копья мои снова и снова попадали в цель, впиваясь в животы и в горла, пробивая легкие и сердца. Я беспощаден и непоколебим, распарывая пряжки и сдирая бронзовые пластины, чтоб добраться до плоти, которая разорванная, красна от брызжущей крови. После дней, проведенных в белом шатре, я все знаю о уязвимых местах людских тел. Это так просто.

Из месива вынырнула одна колесница; ею правил гигант с длинными летящими по ветру волосами, он гнал своих взмыленных, всех в пене коней. Темные глаза его остановились на мне, рот искривился от ярости. Доспехи облегали его тело, будто тюленья шкура. Сарпедон.

Рука его поднялась, направляя копье мне в сердце. Автомедон крикнул что-то и дернул вожжи. Свистнуло у моего плеча, острие копья вошло в землю позади меня.

Сарпедон закричал, и я не знал, проклятие это было или вызов. Я воздел копье, словно во сне. Этот человек убил столь многих из греков. Это его руки сломали ворота.

— Нет! — Автомедон поймал мою руку. Другой он подхлестнул коней и мы вырвались на равнину. Сарпедон развернул свою колесницу, направляя ее прочь, и на какой-то миг я подумал, что он сдается. Но вот он снова повернул и поднял копье.

Мир словно взорвался. Колесница взмыла в воздух, завизжали лошади. Меня вышвырнуло на траву, голова стукнула о землю. Шлем съехал на глаза, я сдвинул его. Увидел коней, переплетшихся постромками, одна лошадь упала, сраженная копьем. Автомедона я не видел.

Откуда-то появился Сарпедон, колесница его неумолимо приближалась. Бежать не было времени, и я встал, готовясь встретить его. Воздел копье, сжимая так, будто это была шея змеи, которую я душил. Представил, как бы сделал это Ахилл — утвердив на земле ноги, напружив спину. Но я не Ахилл. Я увидел нечто иное — свою единственную возможность. Они уже почти рядом. Я метнул копье.

Оно вонзилось в его живот, туда, где пластины доспехов были прочны и толсты. Но земля была неровной, а метнул копье я изо всех сил. Оно не пронзило его, но заставило сделать шаг назад. Этого было довольно. Его вес перевернул колесницу, и он вылетел из нее. Лошади пронеслись мимо меня, оставив его позади, недвижным, на земле. Я сжал рукоять меча, боясь, что сейчас он поднимется и убьет меня; затем я заметил, как неестественно выгнулась его сломанная шея.

Я убил сына Зевса, но этого недостаточно. Они должны думать, что это сделал Ахилл. Пыль уже оседала на длинные волосы Сарпедона, словно пыльца на брюшко пчелы. Я поднял свое копье и со всей силы вонзил в его грудь. Кровь потекла, но слабо. Сердце, что могло вытолкнуть ее, уже не билось. Когда я вытянул копье обратно, оно подалось трудно, будто клубень из ссохшейся земли. Все решат, что его убило именно это.

Я услышал вопли, в мою сторону бежали люди, на колесницах и пешие. Ликийцы, видевшие кровь своего царя на моем копье. Рука Автомедона сжала мое плечо, он втащил меня в колесницу. Он успел перерезать постромки мертвого коня, выровнял колесницу. Лицо его было белым от ужаса, он выдохнул: — Надо ехать.

Автомедон подогнал ретивых коней и мы помчались прочь от предследовавших нас ликийцев. Во рту моем стоял железный привкус крови. Я и не заметил, как близко подошел к смерти. Перед глазами все еще стояла пелена ярости, алая как кровь на груди Сарпедона.

Спасаясь от погони, Автомедон поехал слишком близко к Трое. Стены выросли прямо передо мной, громадные обтесаные камни, возведенные по рассказам руками богов, ворота, огромые, темной старой бронзы. Ахилл предупреждал о лучниках на башнях, но битва и погоня случились так внезапно, что еще никто не вернулся в город. Троя была почти беззащитна. Ее сейчас взял бы и ребенок.

Мысль о падении Трои пронзила меня дикой радостью. Они заслужили сдать свой город. В конце концов, это их вина. Мы потеряли тут десять лет, потеряли столь многих, и Ахилл погибнет из-за них. Довольно.

Я соскочил с колесницы и побежал к стенам. Пальцы мои нашли маленькие выбоинки в камне, схожие с ослепшими глазницами. Лезть. Ноги мои искали невидимых глазу зазубрин в вытесанных богами камнях. Я не слишком ловок, но цепок, мои руки вцепляются в камни, так что кровоточат пальцы. И все же я карабкаюсь. Я сокрушу этот несокрушимый город и захвачу Елену, золотое сокровище. Представляю, как волоку ее и швыряю перед Менелаем. Сделано. Более никто не должен будет умирать за ее бесполезную красоту.

«Патрокл». Голос, звучащий как музыка, раздается надо мной. Я смотрю вверх и вижу, как со стены вниз тянется человек, он сияет как солнце, темные волосы распущены по плечам, за спиной беспечно покачиваются колчан и лук. Оцепенев, я немного сползаю вниз, колени скользят по камням. Он убийственно прекрасен, гладка и нежна кожа изящно очерченного лица, светящегося нечеловеческим светом. Черные глаза. Аполлон.

Он улыбается, будто все, что ему нужно было — чтоб я его узнал. Тянется вниз, рука его невозможно далеко вытягивается между мною, зависшим на стене, и ним. Я закрываю глаза и все, что ощущаю — палец, зацепивший мои доспехи на спине, оторвавший меня от стены и швырнувший меня вниз.

Я упал тяжело, лязгнули доспехи. Сознание мое помрачилось от удара, от разочарования столь внезапно ощутить под собой землю. Я думал, что все еще карабкаюсь. Но передо мной возвышалась все еще упрямо непокоренная стена. Я поправил нащечники и снова полез — я не позволю победить себя. Я лихорадочно одержим своим стремлением, видением захваченной моими руками Елены. Стены словно темные воды, беспрепятственно переливающиеся через нечто, что я упустил. И теперь жажду вернуть. Я позабыл о боге, о том, почему упал, почему ноги соскользнули с камней, на которые я уже успел взобраться. Может, это я все время и делаю, в помрачении подумалось мне — взбираюсь на стены и падаю с них. Но на сей раз, когда я взглянул вверх, бог уже не улыбался. Пальцы схватили меня за тунику и подняли, раскачивая. Потом отпустили.