Ноктэ (ЛП) - Коул Кортни. Страница 12

При мысли о папиной «работе» я не могу удержаться от взгляда на его руки. Знаю, он вымыл их несколько раз, когда поднимался наверх, но одна лишь мысль о том, что он ими делал и что трогал, вызывает отвращение. Мне прекрасно известно, что какой-то час назад или около того он вводил иглу в шею мертвеца и полностью заменил его кровь химической жидкостью.

А теперь он ест этими же руками.

Это отвратительно, и меня мутит от вида кроваво-красного соуса для спагетти.

— Ну, как прошёл твой день? — интересуюсь я у Финна, отчаянно пытаясь думать о чём-нибудь другом. Я не видела его с самого утра. На что он пожимает плечами.

— Хорошо, наверное. Я закончил перебирать свой гардероб. И пап, у меня набралось несколько коробок для «Гудвилла».

Папа кивает, но я замечаю, как на лице Финна что-то мелькает, и у меня расширяются глаза. Не делай этого, пытаюсь я передать ему телепатически, не упоминай мамины вещи. Не надо.

И он не упоминает. Вместо этого Финн смотрит на меня.

— На самом деле, я кое-что хочу сказать вам, ребята.

Мы с папой выжидающе смотрим на него. От его серьёзного вида у меня перехватывает дыхание.

Какого чёрта?

Я вижу, как он с трудом сглатывает. Плохой знак.

— Я всё-таки решил поступать в МТИ.

Моё сердце уходит в пятки, а в комнате повисает тяжёлое молчание. Мы с папой переглядываемся, а затем оба поворачиваемся к Финну, и я пытаюсь подобрать слова, чтобы начать спор.

— Нет, — наконец выдавливаю я. — Ты не можешь поехать один. Финн.

Он чувствует мольбу в моих глазах, поэтому отводит взгляд в сторону, разглядывая стены и окна.

— Пожалуйста, не пытайтесь меня отговорить, — произносит он, обращаясь в основном ко мне. — Кэл, я хочу поехать с тобой. Правда хочу. Но так будет лучше. Я должен это сделать. Мне нужно понять, смогу ли я остаться в здравом уме, находясь в одиночестве. Понимаешь?

Нет. Тысячу раз «нет». Миллион раз «НЕТ».

Я качаю головой, но папа наклоняется ко мне и кладёт руку на моё плечо, жестом предупреждая сохранять молчание. Я беспомощно оглядываюсь на него.

— Думаю, так действительно будет лучше, — говорит отец. — Мы с вашей мамой… — Его голос срывается, словно ему больно продолжать, и он на секунду замолкает. — Мы с вашей мамой считали, что так будет правильно. Небольшая разлука поможет вам развиваться самостоятельно.

Папа будто гордится им. Он говорит так, словно Финн совершает что-то героическое, как если брат спасает ребёнка из пожара или убирает черепаху с автострады. Но это не героизм, а самоубийство. Я вижу это по его глазам и по тому, как он держит плечи и не смотрит в мою сторону.

Избавь меня от страданий.

Когда я смотрю на него, то вижу лишь слова из его дневника.

Но когда Финн снова переводит взгляд на меня, его глаза наполнены чем-то ещё. Мольбой.

Позволь мне это сделать. Отпусти меня.

Позволить ему сделать что?

Научиться жить одному? Справляться со всем в одиночку? Под пристальным взглядом Финна я судорожно вздыхаю. А он всё смотрит. И смотрит. И смотрит. И, наконец, я ломаюсь под натиском бледно-голубых глаз.

— Ладно, — выдыхаю я.

Финн приподнимает бровь.

— Ладно? И никакого скандала или криков?

Я качаю головой.

— Нет, если ты уверен в своём решении. Я уже спорила с мамой и папой из-за этого, но не собираюсь спорить и с тобой.

Я ощущаю подавленность, грусть и панику, а ещё нарастающее чувство одиночества. Но что я могу сделать? Это выбор Финна. Его взгляд смягчается.

— Ты не споришь со мной, — отмечает он. — Потому что и сама знаешь, что я должен это сделать.

Нет, не знаю. На самом деле я думаю совсем иначе.

Но опять же, что я могу сделать? Он уже всё решил.

Не в силах что-либо сказать, я лишь молча киваю.

Я размазываю еду по тарелке, потому что при попытке её проглотить она прилипает к горлу, будто какая-то студенистая жижа. Папа с Финном продолжают наблюдать за мной, ожидая, что я начну протестовать, или спорить, или закачу истерику. Но я не собираюсь этого делать. Вопреки себе, я каким-то образом остаюсь спокойной, невозмутимой и очень собранной ровно до той минуты, когда после извинений мне удаётся сбежать.

Я выбегаю на улицу, не обращая внимания на кричащего мне вслед Финна. Несусь через двор и, хватая ртом воздух, бегу вниз по тропинке, ведущей к пляжу. В сумрачном лунном свете тропинка похожа на серебристую ленту, извивающуюся и виляющую через влажный зелёный подлесок и мерцающие тёмные скалы.

Деревья образуют полог над тропой, и в темноте и одиночестве это действует на нервы. От вида теней у меня пробегают мурашки по коже, ведь неизвестно, что они в себе таят. Но несмотря на луну, проглядывающую сквозь верхушки деревьев, и ветер, завывающий сквозь сосновые иголки, я всё равно признательна за возможность находиться именно здесь, а не в нашей столовой.

Я подгоняю себя вперёд, подальше от разрушительного пути, на котором, кажется, настаивает Финн, и направляюсь ближе к океану.

Когда я выхожу на пляж, мои пятки тут же погружаются во влажный песок. Хорошо, что сейчас отлив, и мои ноги не промокнут. Я добираюсь до скал за несколько минут, и как только подхожу к ним, от валунов отделяется чья-то тень.

Высокая и совершенно неожиданная, потому что никто и никогда сюда не приходит.

Тень останавливается, и я судорожно вдыхаю.

А затем она ступает под лунный свет, и я понимаю, кто это.

Деэр.

Ведь он теперь живёт здесь.

— Привет, — здоровается он хриплым мягким голосом всё с тем же британским акцентом. Его глаза, в которых читается приветствие и искреннее одобрение моего внешнего вида, жадно скользят по мне. К моим щекам и груди приливает кровь. Ему нравится то, что он видит.

Я с трудом сглатываю.

— С тобой всё в порядке? — спрашивает Деэр, склонив голову набок и сверкая глазами в лунном свете. — Я не мог не заметить, как ты сбегала вниз с горы.

Боже, мне хочется провалиться в песок. Должно быть, сейчас я похожа на сумасшедшую.

— Я в порядке, — говорю ему. — Просто… меня расстроил брат, и мне нужна была минутка, чтобы успокоиться.

— И когда ты расстроена, то бежишь на пляж в темноте? Одна? — Деэр снова склоняет голову, и мне непонятно, осуждает ли он меня. Я отвожу взгляд.

— Нет. Просто… здесь моё любимое место. Я часто прихожу сюда. И не только когда расстроена.

— Покажи мне. — Голос Деэра хриплый и мягкий, и это не просьба. — Я имею в виду, твоё любимое место.

Я не колеблюсь ни секунды. Не знаю, почему. Может, в этом виноваты мои сны, которые он так часто посещал, что теперь мне кажется, будто я знаю его уже очень давно.

— Ладно.

Я веду его вдоль пляжа примерно метров тридцать через скалы в уединённую бухту. Скрытая ночью бухточка в форме подковы ждёт нас в темноте.

— Смотри, куда ступаешь, — говорю я ему, хотя знаю, что сейчас трудно что-либо разглядеть. — Эта бухта покрыта озёрцами, оставленными приливами. А лучше подожди-ка здесь немного.

Я неохотно отпускаю его руку и отправляюсь на поиски нескольких небольших коряг. Перетаскиваю их обратно к бухточке и ищу холщовый мешок, который держу здесь как раз для таких случаев. Его не оказывается на привычном месте, под камнем, и некоторое время я обыскиваю всё вокруг, пока меня не окликает Деэр.

— Не это ищешь? — Он поднимает его вверх. Я киваю, забирая у него мешок.

— Ага, спасибо. — Вытащив из него зажигалку, поджигаю дрова.

Пламя мгновенно освещает бухточку неземным фиолетовым светом.

Деэр завороженно смотрит на него.

— Он пурпурный.

— Это океанская соль, — объясняю я. — Она придаёт огню синий и фиолетовый цвет. Но не вдыхай дым. Он великолепен, но токсичен.

— Значит, смотреть, но не вдыхать? — Деэр кажется удивлённым.

Я киваю.

— Именно. Вместо того чтобы дышать дымом, почему бы тебе не повернуться и не посмотреть на бухту?