Пугливая (ЛП) - Сен-Жермен Лили. Страница 22

Сделав первый глоток, он прикрывает свои голубые глаза так, словно он на небесах или типа того. То, что на кого-то так действуют мои навыки приготовления кофе, доставляет мне непомерное удовлетворение. Хоть какая-то от меня польза.

— Курит, — говорю я, указав на заднюю дверь, выходящую из кухни на двор.

Кивнув, Дэймон прислоняется к столу рядом со мной. Он одет в песочно-коричневую униформу шерифа, к поясу пристёгнута кобура с пистолетом. Не хватает только шляпы.

— Он тебя чем-то обидел? — тихо спрашивает Дэймон.

Я качаю головой.

— Нет. Всё было нормально.

Нет смысла расстраивать Дэймона, пока его брат действительно что-нибудь не натворил. То, что он родился жутким, само по себе не преступление. В его случае должно бы быть таковым, но все же нет.

— Он скоро уедет, — произносит Дэймон, и мне не совсем понятно, кого он пытается успокоить, меня или себя.

На кухню, воняя жжёным табаком, возвращается Рэй.

— Надень лифчик, юная леди, — уставившись на мою грудь, говорит он. — Кто-нибудь может неправильно это понять.

Я как можно плотнее скрещиваю на груди руки и чувствую, как щеки заливает краска.

— О-боже-мой, — бормочу я себе под нос.

«Серьезно?»

— Рэй! — рявкает Дэймон.

Он смотрит на меня, затем устремляет взгляд на своего несколько забывшегося брата.

— Если бы у меня была такая дочь, как Кэсси, я бы точно не позволил ей шататься по дому в таком виде.

Он потягивает кофе с таким видом, будто трепаться о моих сиськах, это самое обычное на свете дело. Я опускаю глаза на свою пижаму, затем смотрю на Дэймона взглядом, говорящим: «ПОМОГИ МНЕ!».

— Я не знала, что ты здесь, — медленно говорю я.

Рэй усмехается.

— То есть, не будь меня здесь, ты бы спокойно надела прозрачную рубашку, выставив свои сиськи напоказ моему бедному брату, который тут изо всех сил пытался бы на них не пялиться?

— Рэй! — орёт Дэймон.

На лице у Рэя появляется резкое выражение.

— Что? Она точная копия своей бедной матери. Что ты хочешь от меня услышать?

Боже мой. Мне нужно отсюда выбраться. Я пячусь назад, пока не оказываюсь у основания лестницы.

— Ты совершенно прав. Мне нужно переодеться.

— А нам нужно идти, — сурово говорит Дэймон.

— Увидимся на следующей неделе, Рэй, — кричу я через плечо и, поднявшись по лестнице в свою спальню, запираюсь там.

«Пошел ты на хуй, Рэй!»

Сняв рубашку, я краем глаза замечаю во дворе какое-то движение. Рэй вышел на улицу и снова курит, стоя у своего грузовика. Он смотрит на дом, хотя я сомневаюсь, что ему оттуда что-нибудь видно. Я хорошенько задёргиваю шторы и, пока раздеваюсь и ищу себе чистую одежду, показываю ему сквозь плотную ткань средний палец. Он его не видит, но мне почему-то от этого становится легче.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Лео

В пятницу, сразу после Дня Благодарения, мы с Пайком грузим детей на заднее сиденье его дерьмовой «Хонды» и едем в город. Мне не хочется попадаться никому на глаза, но в этом захолустье это практически не возможно.

Особенно, когда торчишь на пассажирском сидении рядом с Пайком, а он едет еле-еле, можно сказать, не спеша. Просто гребаная воскресная поездка с мисс Дейзи. (Здесь имеется ввиду американский кинофильм «Шофер мисс Дэйзи» (1989), где Морган Фримен играет водителя богатой пожилой американки еврейского происхождения – прим. пер.)

— Мужик, поддай газу, — шиплю я.

— Мужик, это максимум, на котором мы можем ехать впятером, — отвечает Пайк. — Почини свой гребаный «Мустанг», и мы поговорим о том, как поддать газу.

Я сурово зыркаю на него.

— Идиот, я разбил «Мустанг». Не забыл?

— Он во дворе у Лоуренса, братан. Ты — автомеханик. Разберись с этим.

Когда я вспоминаю закуток автостоянки Лоуренса, в котором находят свою смерть старые автомобили, у меня сжимается сердце. Похоже, я никогда не задумывался о том, куда затем делась моя машина. Я вытеснил это из памяти, как и саму аварию. Неожиданно я начинаю нервничать, гадая, можно ли ещё восстановить эту развалину. Здесь я никогда не смогу на ней ездить, но, может когда-нибудь, когда я, наконец, верну свои права и свалю из Ган-Крика…

Кстати говоря. Я хотел поехать один, но мне нельзя за руль, это условие моего досрочного освобождения. Полагаю, это вполне справедливо, когда ты практически убил человека.

В конце концов, мы добираемся до гаража, пристроенного к гриль-бару «У Даны». Я пришел просить, чтобы меня взяли на мою прежнюю работу. Я жду, что мой бывший босс выгонит меня оттуда, размахивая своим старым обрезом, но увидев меня, Лоуренс бросает все свои дела и жмёт мне руку.

— Ты вернулся, — говорит старик так, словно, когда он видел меня в последний раз, я никого не убивал. Словно я не отсутствовал почти десяток лет, а просто уехал на выходные.

— Есть у меня для тебя один тяжёлый...

Он ведет меня к стоящему на подъемнике старому «Бьюику» миссис Ласситер и указывает на следы ржавчины и на детали, которые нужно заменить. В конце концов, мне приходится его прервать, чтобы отвезти домой детей, пока они совсем не окоченели в оставленной снаружи машине. Он не отпускает меня до тех пор, пока я не пообещаю ему, что вернусь в понедельник утром и сразу же приступлю к работе.

Пока Пайк покупает в магазине хлеб, мимо нашей машины проходит шериф Кинг. Увидев меня, он резко останавливается, и, думаю, я никогда ещё не видел, чтобы кого-то до такой степени переполняла ненависть.

Мне сложно его за это винить. Пайк иногда подрабатывает в больнице у Аманды ассистентом по уходу за пациентами. Аманда, по всей видимости, ночная сиделка Терезы Кинг, и однажды она сказала Пайку, что мама Кэсси — это самый несчастный пациент, с каким ей приходилось работать.

***

Я ничего не могу с собой поделать.

После того, как Пайк отвозит всех нас домой, дети устраиваются перед телевизором и смотрят мультики. Пайк куда-то уходит, и я не спрашиваю куда. Чем меньше я знаю о его планах, тем лучше.

Всё то время, что я провожу дома, я схожу с ума. Еще больше, чем в тюрьме. И теперь, когда я увидел Дэймона, мне хочется увидеть Кэсси. Словно его появление окончательно убедило меня в том, что она существует. Я становлюсь полным психом, ну или, по крайней мере, диванным сталкером, днюющим и ночующим у окна в старом кресле-качалке, с биноклем в руке. Я не думаю о Дженнифер, о том, что с ней сделал, и это ведь ужасно, разве нет? Я должен сожалеть о содеянном, но я просто... не могу. Возможно, это придет позже. Возможно, от образа того, в каком виде я ее оставил, у меня когда-нибудь перестанут ныть яйца, и вместо этого я почувствую себя виноватым.

Не выпуская из рук бинокль, я весь день ищу Кэсси. Я пробегаю своим увеличенным взглядом по рядам окон ее дома на холме, но ничего не вижу. У нее всё время задёрнуты шторы. Как будто она боится мельком увидеть эту старую лачугу и вспомнить обо мне. Но, когда вечером я слышу на подъездной дорожке приближающуюся машину Пайка, я, наконец-то, ее вижу.

Это длится всего мгновение и такое мимолётное, что я даже не успеваю понять, не иллюзия ли это. Но вот она: шторы распахиваются, Кэсси вглядывается в оранжевые сумерки, которые очень быстро становятся черными. Когда я ее вижу, у меня ноет в груди. Я думаю о том, чтобы пойти туда, к ней домой, вломиться, забрать ее. Она бы боролась, но Дженнифер тоже боролась, это пара пустяков. Я сильнее, чем Кэсси. Я сильнее, чем когда-либо. Я меньше, чем за минуту мог бы усадить ее на заднее сиденье машины Пайка, связать ей веревкой запястья, клейкой лентой заглушить все ее протесты. Я мог бы отвезти ее куда-нибудь далеко, куда-нибудь в горы, где никто бы нас не нашел. Держать ее там, пока она не поймёт, как сильно я все еще ее люблю. Держать ее там до тех пор, пока она тоже меня не полюбит.