Саймон Рэк - Джеймс Лоуренс. Страница 20
Он швырнул что-то в солому перед Саймоном и снова отвернулся к окну. Нагнувшись, насколько позволил ему железный ошейник, Саймон зашарил по полу.
Де Поиктьерс заговорил снова:
— А потом вспомним смерть Мэтью. Опять вы оба оказались замешанными. Куча странных совпадений, братец. Тебе следует согласиться. Но это кольцо доказывает, что хотя бы отчасти ты не врал. То, что произошло сегодня утром — еще большее тому доказательство.
Саймон сжимал в кулаке перстень с печаткой леди Иокасты Мескарл.
— Что с ней случилось?
Сенешаль повернулся к нему.
— Она умерла. Не сомневаюсь, твой дружок все подробнее расскажет тебе. Я не хочу. Со своей стороны я рад этому… она освободилась. Когда-то я… — Он помолчал. — Хотелось бы верить, что она беспокоилась о тебе. Иначе… — Почувствовав, что уже и так сказал слишком много, он подошел к двери и распахнул ее. — И последнее. Твое лицо я все же вспомню. К добру ли, к худу ли, но вспомню. До тех пор ты будешь свободен — завтра тебя раскуют. После этого можешь снова приступать к своим обязанностям.
Тяжелая дверь захлопнулась.
Только после обеда Богги смог прийти и рассказать ему, что произошло. Повествование оказалось коротким и печальным.
Леди Иокаста долго ждала Саймона. Она дважды посылала свою старую служанку поискать его. И каждый раз та не могла его найти. Наконец Иокаста отослала служанку и заперлась в спальне. Утром та женщина зашла, чтобы разбудить свою госпожу, и обнаружила ее мертвой. Леди Иокаста взяла свои портновские ножницы и отрезала длинную полосу от простыни. Взобравшись на изящный лаковый столик, она ухитрилась привязать один конец к подвесному бра. Другой конец она захлестнула петлей вокруг своей тонкой шеи. Потом, как пловец ступает в глубокую воду, она скользнула к своему концу.
— Честное слово, мне очень жаль, Богги. Но она очень устала.
— Да. Говорят, Магус смеялся, когда услышал эту новость.
Прошло пять дней из восьми. Старика и его клетку убрали. Хрупкое тело леди Иокасты было положено на вечный отдых. Саймон провожал ее в последний путь. Плечом к плечу с ним богато украшенный гроб нес де Поиктьерс. Когда ее несли в семейную усыпальницу, Магус сидел у раскрытого окна и выдувал мыльные пузыри. Большая часть лопалась, но некоторые плыли в теплом воздухе высоко над стенами башни.
На шестой день Мескарл послал за Саймоном.
— Капрал Грейв, я слышал от моего дорогого де Поиктьерса, что вы и ваш друг с тех пор, как таким чудесным образом появились среди нас, то взлетаете вверх, то падаете глубоко вниз. Вероятно, вы слишком не любите замкнутые помещения. Я убедил его, что вы должны завтра выехать с нами. Я везу своих гостей, чтобы показать им карьер. Поездка будет долгой и займет большую часть дня. Но ваш друг-коротышка останется здесь. Понимаете, только так мы можем быть уверены, что вы не только выедете вместе с нами, вы еще и вернетесь. Понимаете?
Саймон стоял по стойке смирно.
— Да, милорд. Я очень хорошо вас понял.
Мескарл улыбнулся. Он носил траур, как и все высокородные. Только Магус ухитрялся носить свои всегдашние черные одеяния таким образом, что казалось, будто он посмеивается над трагедией. Сам барон надел широкий плащ из черного шелка, который мягко шелестел при движениях. На плече его сидел кот, Священник, и его черный мех искрился, как настоящий соболиный.
— Ну и отлично. Выходим через час.
Пышная кавалькада долго грохотала по подъемному мосту замка Фалькон. Лорды гарцевали на своих скакунах, леди ехали степенно на покрытых роскошными попонами дамских верховых лошадях. Авангард, состоящий из воинов гостей и отборных бойцов самого Мескарла, скакал в сотне метров впереди основной процессии. Другие солдаты охраняли правый и левый фланги, и основные силы, возглавляемые де Поиктьерсом, следовали сразу за дворянами.
Всех вместе было не менее двух сотен душ. По плану утро посвящалось охоте, в том числе и соколиной. После пикника большая часть воинов сопроводят леди обратно в замок. Остальные отправятся к ферониевым карьерам и обогатительной фабрике.
Саймон скакал в первых рядах арьергарда, сразу же за де Поиктьерсом. Он был одет по всей форме — в длинном плаще, спускавшемся ниже колен, в стальном шлеме. Кроме длинного меча у него был еще один из его тяжелых метательных ножей с листообразным лезвием, висевший в ножнах из оленьей кожи на тыльной стороне шеи. День обещал быть жарким.
Людей и соколов было очень много, более чем требовалось для удачной охоты. Однако то путы на ногах птиц никак не хотели развязываться, то соколы бросались не на дичь, а друг на друга. Многие леди от жары и суматохи расслабились, и посыпались выражения, которые скорее услышишь в публичном доме в базарный день, чем на пикнике в благородном обществе.
Мескарл возглавил группу охотников, решивших загнать нескольких вепрей, которые уже были пойманы слугами и которых отпустили, как только лорды приблизились. Но улюлюканью и охотничьим воплям не хватало воодушевления. Солнце поднималось все выше, становилось все жарче. Некоторые звери были так измотаны, что тупо стояли на месте, пока их не закололи длинными охотничьими копьями.
Однако один старый хряк со злобно изогнутыми клыками и налившимися кровью глазами стрелой метнулся сквозь кольцо солдат, распоров живот бедняге, оказавшемуся на его пути. Де Поиктьерс пришпорил своего коня, чтобы перехватить вепря, но тот успел подцепить скакуна за переднюю ногу и свалить его на землю.
Леди закричали, когда зверь вновь развернулся к упавшей лошади. Лошадь упала рыцарю на ногу, и тот лишь мог беспомощно смотреть, как его смерть в убийственной ярости роет копытами землю. Потом зверь бросился на него. Ни один из бравых дворян даже не пошевелился, чтобы помочь сенешалю.
Саймон желал смерти этого человека. Но тот еще не был стариком, пережившим время своего расцвета и преждевременно искалеченным, как Мэтью. Де Поиктьерс все еще был крепким мужчиной, которым можно восхищаться, гордым и высокомерным, не уступавшим ни в чем никому, кроме своего сюзерена. Неприятно было думать, что он должен умереть, в клочья разодранный дикой свиньей. Это не нравилось Саймону.
С диким воплем он пришпорил своего коня, но тот лишь всхрапнул, попятился и неуклюже попытался сбросить своего всадника. Как бы то ни было, это вмешательство заставило вепря приостановиться на какое-то мгновение, прежде чем снова броситься на свою жертву. В это самое мгновение Саймон и оказался у него на пути.
Припав на колено, он упер тупой конец копья в землю позади себя, совсем рядом с извивающимся, изрыгающим проклятия сенешалем. Одной рукой Саймон держал копье возле колена, чтобы закрепить его, другой — гораздо выше по древку, почти у самой перекладины, чтобы направлять копье. Он не обращал внимания на вопли оставшегося позади человека и ждал.
Все вокруг него, казалось, взорвалось воплями и суетой. Потом он заглянул в глаза вепрю, и словно перестал слышать все это. Он сконцентрировал свое внимание на животном, во всем мире остались только вепрь и он. Зверь начал двигаться, но, казалось, все происходит очень медленно. Из-под копыт вепря летели клочья дерна. Земля тряслась. Саймон восхищенно смотрел, как плечевые мускулы зверя перекатывались при движении, щетина встала дыбом. Его желтые клыки, один из которых длиннее другого, были вымазаны кровью до самых корней. Левый бок его был красным от крови убитого недавно человека.
От напряжения кровь грохотала в ушах Саймона. Адреналин непрерывно впрыскивался в его систему. Потом раздался оглушительный треск — наконечник копья пробил грудную кость мчавшегося вепря, и Саймона швырнуло на спину. Не будь на копье перекладины, зверь полностью наделся бы на древко и в последнем смертельном усилии достал бы Саймона.
Саймон повис на рвущемся из его рук копье, и рыло вепря оказалось всего в нескольких дюймах от его живота. Зверь неистово хрипел, его вонючее дыхание било в лицо Саймону. Потом кровь полилась из пасти вепря, и он издох.