Османский узел (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш". Страница 60

Ничего удивительного, что верхушка цехов – старейшины и немалая часть мастеров – уже плевались ядом и желчью в сторону Борджиа, неся немалые убытки и понимая, что в скором времени они станут ещё больше. Да и ускользающая из их рук пусть небольшая, но власть хорошего настроения и доброты им также не добавляла.

Тогда зачём всё это творилось её братом и при поддержке отца? Лукреция почти сразу задалась этим вопросом, но очень быстро сама себе и ответила. Не пришлось даже спрашивать кого-либо. В проигрыше была лишь часть состоящих в цехах. Зато наиболее способная, активная, стремящаяся вперёд часть – они получили возможность и не собирались выпускать её из рук. Наглядным доказательством был самый настоящий расцвет ремесел как в пределах Рима, так и по всей Италии. Добавить к этому заинтересованность государства в определённых мастерах, не скрываемую он людей, и в итоге получилось… Выгода получалась, причём немалая.

Независимость от закупок действительно важных товаров извне – вот чего стремился достичь Чезаре Борджиа. Ну а понимая, что, к примеру, то же железо и лес для кораблей найти в итальянских землях весьма затруднительно, вынужден был до поры ограничивать тем, чтобы покупать только сырьё для создания тех или иных товаров. Отсюда и закладки верфей, и растущие, словно трибы после летнего дождя. Многочисленные мастерские. Мечи и ткани, доспехи и повозки, часы и украшения на любой кошелёк – всё это, п словам брата. укрепляло королевство. Сначала это были слова. теперь же становились видны и первые результаты.

И вот новый шаг. Опасный и в то же время многое обещающий. Если у того учёного народа, который так ценил и всеми силами привлекал в королевство Чезаре, действительно получится создать даже часть из увиденного на чертежах… Лукреция представляла, как сильно изменится мир. И как громко будут орать те же строители, число которых… несколько поубавится. Не мастеров своего дела, а простых работников. Если та «паровая машина», как называл устройство Гортенхельц, сможет заменить усилия многих носильщиков, поднимающих грузы на крепостные стены, тогда… Их нужно будет куда-нибудь деть, чем-то занять. Занять таким, чтобы уже эти, лишившиеся пусть слабо оплачиваемой, но позволяющей как-то жить работы, не стали опорой для ненавидящих Борджиа.

- Чезаре должен был это предусмотреть.

- Предусмотреть что? – испытующе так прищурился Родриго Борджиа, пристально глядя на свою дочь.

-Что творения этого да Винчи и его собственного разума в будущем лишат работы очень многих.

- Вот ты и сумела посмотреть в будущее дальше, чем на один, может даже два шага, - сделав шаг, понтифик обнял своё дитя, будучи действительно довольным тем, что сейчас услышал. – Я горжусь тем, что уже второй мой ребёнок научился это делать. Вот если бы все… и кое-кто раньше.

Тут Лукреция предпочла промолчать, зная, что именно имеет в виду отец. Кого он случайно или не очень мимолётно упомянул. Хуан. Её старший брат, которого она уже давно не считала родным человеком. Тот самый, собственными стараниями разрушивший всё, чего мог достигнуть, да ещё и потоптался на осколках сапогами. Понимая отцовские чувства. сама она ничуть не жалела о том, что её ныне изгнанный братец так и не взялся за ум. Слишком уж много бед от него случилось, да и отношение Хуана к сестре было… порой плохим, а порой и вовсе омерзительным. Раньше она могла только расстраиваться и пытаться сдержать слёзы, а вот теперь… Теперь бы братца просто не стало. Спасибо Чезаре за его особые уроки, он не зря рассказывал ей о способах избавиться от врага так, чтобы заподозрить истинного виновника было бы очень трудно, почти невозможно. Нет, стоит Хуану только попробовать заявить о себе, осмелиться на что-то претендовать – приговор будет подписан моментально. А от того, что лишь в голове Лукреции, его ранее безобидной сестры – так от «печального» исхода это всё равно не спасёт.

- И да, Чезаре уверен, что предусмотрел последствия, - прервал выжидающее молчание дочери Родриго Борджиа. – Если что-то становится избыточным в одном месте, то это надо перенести в другое. Может даже далёкое.

- Завоёванные земли… - подумав высказала предполоджения юная Борджиа. – Не освобождаемые, а завоёванные. И тут, и за океаном, в Новом Свете. Я права?

- Твой брат внимательно изучал историю, в том числе и прежнего Рима. И добавлял в старую основу новые мысли. Поэтому все эти сербы, болгары и прочие будут «освобождаемыми», а отношение к ним благожелательное и покровительственное. С особыми планами на них на всех. Османы же и другие… им нечего ожидать от носящего Железную корону. Для Чезаре все они как Карфаген для одного римского сенатора.

- Который «должен быть разрушен».

- Именно, дочка. Не в этой войне. так в следующей или через ещё одну. Хотя жаль, что с первого раза не получится добиться всего, чего хотели.

Вопрос без слов, одним лишь взглядом. Лукреция умела это делать, причём весьма выразительно.

- Недавно доставили, - достав этого скрытый под одеянием скрученный лист бумаги, понтифик передал его дочери. – Мы с твоим братом ожидали ответных действий от врагов в короне и рясах, но чтобы так… Недооценили их решимость и глубину испытываемой к нам, Борджиа, ненависти.

- Доминиканцы…

- Лишь явная и видимая часть. Они сплелись в единый клубок почти со всеми нашими врагами. Ядовитый, шипящий, грозящий не сталью, но ядом. Не достанут до нас самих, будут кусать всех, до кого дотянутся, разрывая связи Святого Престола везде, где смогут, на что хватит сил и влияния. Читай, Лукреция, там есть и знакомое тебе и ещё не очень. Копия уже направлена Чезаре.

Размещаясь рядом с отцом в ожидающей их карете, что должна была отвезти из во дворец, Лукреция не могла оторваться от начертанных мелким, но разборчивым почерком строк. В этом донесении из Франции кратко, но в то же время с упоминанием всех важных нюансов говорилось о том, что уже произошло и что должно было произойти в самом скором времени. И эти события обещали большие проблемы как Италии, так и Святому Престолу. Не то чтобы угрожающие существованию и даже достигнутому величию, но рушащие большую часть дальнейших планов.

- Будьте вы прокляты, ослеплённые собственным безумием фанатики, - процедила Лукреция. – Мало нам было Савонаролы…

***

Рим, вот уже в который раз, стал похож на растревоженный муравейник, а может и пчелиный улей. Только на сей раз угроза была не у стен и даже не у границ что подвластных Святому Престолу земель, что Италии. Опасность подкралась к власти духовной, распространяющейся через любые границы, проникающей во все места, где находились подчиняющиеся понтифику священнослужители, от кардинала до последнего бродячего монашка.

Разумеется, умеющие мыслить и делать правильные выводы и раньше поняли, что конфликт между нынешним понтификом и Орденом Братьев-проповедников после последней буллы стал не просто неминуемым, но и перешедшим в стадию кипения. Поставленные по сути перед выбором между сдачей на милость Папы и бунтом инквизиторы во главе с генеральным магистром Ордена святого Доминика Крамером не могли не сделать свой ход. Вот они его и сделали: жёсткий, опасный, раздувающий пламя уже пылающих костров и добавляющий новые пожары.

До поры отсиживающийся в Зальцбурге Генрих Крамер, как оказалось, уже некоторое время там не пребывал, тайно покинув пределы Священной Римской империи и оказавшись на французских землях. Именно оттуда раздалось его «Воззвание ко всем истинным христианам», в котором он одновременно нападал на нынешнего понтифика и обличал саму суть «оступившихся от истинного пути мирян и священнослужителей». В вину Александру VI и тем, кто его поддерживает, было поставлено почти всё произошедшее с момента избрания его Папой Римским и даже то, к чему он не имел прямого отношения, но вместе с тем «не содействовал отмене греховных законов и не делал и малейших усилий для обуздания греховности рода человеческого».

Царящая в Риме и не только роскошь среди князей церкви, «еретические» опыты алхимиков и иных. «называющих себя учёными», но создающими «угодные только дьяволу изобретения». Под последними, что и неудивительно, имелись в виду новые виды оружия, а особенно новинка под названием «воздушный шар, восхваляющий гордыню человеческую, богопротивно желающую вознестись к небесам не жизнью праведной, а при помощи дьявольских ухищрений». Особая ненависть, естественно, была относительно значительного урезания полномочий инквизиторов и по существу запрет вынесения приговоров с последующими сожжениями на местах. Это подавалось Крамером как потворствование даже не еретикам, но колдунам и ворожеям, о сути которых в библии говорилось прямо и открыто.