Обмасонивание (СИ) - Бирюк В.. Страница 40

Одновременный скорбный вздох вырвался и из грудей множества присутвующих, ибо так было принято выражать печаль по поводу первого удара злобного негодяя, нанесённый любимому и великому учителю, истлевшему, вместе с негодяем, две тысячи лет назад за две тысячи миль отсюда.

Сдержав вопль боли, бросился Хирам к западной двери Храма, служившей общим выходом для всех рабочих. У самой двери перед лицом его блеснул медный наугольник, и дрожащий голос другого заговорщика дерзко оскорбил ухо великого мастера:

-- Я Юбелос, подмастерье. Я слишком долго ждал и требую, чтобы ты открыл мне мастерское слово!

Хирам ответил твердо второму убийце:

-- Раб и шпион Соломона. Я узнаю тебя, хитрый притворщик с личиной добряка и друга. Но мастером ты будешь не раньше, чем когда предательство и братоубийство будут признаны и объявлены верхом добродетели.

Страшный удар наугольника поразил Хирама в область сердца.

Хирам шатается. Хирам готов упасть. На высоком челе мастера капли холодного пота - сердце сейчас остановится. Почти без сознания он делает еще несколько шагов к восточной двери. Молодой и сильный, он мог бы спасти жизнь, выдав этим разбойникам мастерское слово, которое он может завтра же заменить другим. Немножко слабости, Хирам, и жизнь спасена!

У восточной двери перед ним вырастает фигура мрачного Юбелюма. Хирам угадывает требование третьего предателя. Слабеющим голосом он кричит:

-- Никогда! Смерть лучше позора! Но ты ошибаешься, несчастный невежда: смерти нет, есть вечное возрожденье. В круге вечности ты никогда не будешь мастером!

Он падает, пораженный насмерть в лоб тяжелым молотком.

-- Хирам учил людей "... движением молотов.. повергнуть во прах" Соломона. И молоток прилетел в лоб ему самому. На Руси говорят: "не рой другому яму, сам в неё попадёшь". Но "вольные каменщики" не ходят по Руси, не знают таких простых мудростей. В отличие от меня, - думал Фриц, старательно удерживая скорбное выражение лица, давя улыбку превосходства знающего и повидавшего.

Последний убийца, подмастерье Юбелюм, не слышит окрика своих товарищей по злодеянию, спешащих скрыть труп убитого учителя. Он бежит, сжав виски руками, запинаясь за груды строительного мусора. Он потерял сабо, и осколки камней режут ему ноги. Он ищет, где укрыться от гнева верных братьев Хирама и от укоров совести. Он видит пещеру и бросается в неприветливую темноту. Пещера мала, и он прижимается к колючей и влажной каменной стене. С ужасом он видит горящие в ночи глаза собаки, подошедшей ко входу пещеры. Это животное выдаст его! И не своим голосом он кричит:

- Я не TОT, я не убийца, не раб и шпион Соломона. Я - Абибала, мирный труженик, отец семейства, усердный служака...

Праведный гнев и жгучее презрение блистали в глазах собравшихся, мобилизующим набатом звучал голос мастера-проповедника.

-- Нет и не будет прощения изменникам, убившим величайшего мастера всех времён и народов!

-- Смерть! Смерть!

дружно скандировали присутствующие. "Вольные каменщики" привычно утрачивали свои "воли", превращались в толпу, движимую лишь одной общей волей - убить, отомстить.

-- Боже мой, - переживал Фриц. - Куда я попал?! Это - братья мои?! Злобные безмозглые болваны! Отомстить? - Кому?! Истлевшим две тысячи лет назад в окрестностях Иерусалима подмастерьям? Людям, которые, приняв присягу своему царю, исполняли её? Спасли свой народ, свою страну от бредней свихнувшегося на ущемлённом самолюбии агента соседнего царька? Отличившимся усердием в тяжёлой работе, но обойдённых повышением в силу каких-то идеологических представлений начальника о "чистоте помыслов", "света в разуме", "творческой посвященности"?

Услышанные за годы странствий по Руси, "крылатые фразы и афоризмы", подобно камешкам выскакивали из памяти, создавая тропу для мысли, подстёгиваемой эмоциями.

-- "К пуговицам претензии есть?" - Так почему "зряплату" не повышают? Мордой не вышли? - Или учитель плох? "Помыслы", "свет", "посвящённость"... это ж не бурьян, который сам по себе произрастает, это результат научения. Хирам взялся учить и не смог. Вместо того, чтобы признаться в неудаче - "подвесил" ситуацию. Не объяснил, не изгнал, не научил... Да ещё в деньгах и карьере обидел. Что за "страусиная манера"? Если воткнуть голову в песок, то снаружи останется только задница. Что мы и наблюдаем.

Чуть успокоившись, Фриц сразу подумал о деньгах:

-- Ни охраны, ни охранки. Там, случайно, те крылья золотые не спёрли? На строительстве часто воруют. Хотя... Соломон, зная свой народ, поставил, поди, охрану внешнего периметра.

Мысль об украденных двадцати локтях золотых крыльях, успокоила своей невообразимостью - и куда их деть?

Итак, - подводил в уме Фриц итоги нового осмысления многократно слышанной истории, - заговорщик из него никакой. "...ему было противно"... куда с такими замашками в правители?! Государь - "в крови по плечи, в дерьме по ноздри". В дерьме душ и дел человеческих. Яблочки из граната нарезать... да, нужен верный глаз и крепкая рука. Мудрость - не нужна. Та самая, "ядовитая мудрость" правителей. Которая была у Шломо и у Хирама Великого.

Фриц обвёл взглядом разгорячённые общим криком и общей ненавистью к давно покойным мертвецам лица "братьев".

-- А нынешние... и яблока не вырежут толком. И вот такие люди запрещают нам ковырять в носу?

Глава 539

Старая шутка, услышанная как-то от "Зверя Лютого" за тысячи миль отсюда, добавила уверенности. Фриц почесал, где чешется, раздавил пойманную блоху, и шумно выбил нос.

-- Брат наш, - начал Великий Магистр вытирая слёзы. Чувство единения, душевного слияния только что охватившее присутствующих, произвело неизгладимое впечатление на пожилого Магистра, заставило прослезится - Хирам, как вы знаете, не умер, но ушёл к Востоку Вечному.

-- Чего? - удивился про себя Фриц, - Так его ещё и не убили?! Так об чём тогда весь этот сыр-бор? "Нет тела - нет дела". Факеншит! Почему я раньше об этом не думал?

-- Ибо Великий Мастер, - продолжал, старчески шмыгая носом, Магистр, - пытался идти чистыми путями мистического созерцания. Он думал, что посвященный и его спутники, могут выйти на площадь и завоевать внешний мир. Но он не учел, что в мирских делах царь Соломон гораздо мудрее. Он любил жизнь для жизни, он мечтал о земном рае. Увы, это невозможно. Мы должны любить жизнь для смерти, ценить свой храм недостроенным, видеть блаженство в небытии и смиренном возрождении - в виде зерна, ростка и растения, которое расцветает, чтобы погибнуть.

-- А вот фиг тебе! - совсем уже собрался сказать Фриц. Но вспомнил где находится и учтиво поклонился.

Магистр собрался с силами и тяжело поднялся с кресла. Высокая прямая фигура старого каменщика выросла меж двух светочей, стоявших за спинками кресел магистров, отбросила длинную чёрную тень на Фрица. Больные ноги делали тяжкие, медленные шаги, твёрдая рука согнулась в треугольник, - и вдруг, не в порядке обычая, без команды, только из почтения, сорок человек, стоящие вдоль длинных боковых занавесей, разом, в глубоком молчании, тем же жестом вздымают правые руки.