Подобно тени - Чейз Джеймс Хэдли. Страница 6

Вот оно как. Либо он не хочет, чтобы жена знала о размере его состояния, либо попросту боится ее.

Мы петляли по проселочной дороге, ведущей из Бовингдона в Чешам, когда он заговорил вновь:

– Я не хочу, чтоб вы болтали о моих делах, Митчелл. Если кто-то попытается что-то выведать, помалкивайте. Все, что происходит в офисе, – не для посторонних глаз. Я плачу десять фунтов в неделю не за технику вождения, а за то, чтобы вы держали язык за зубами.

– Буду нем как рыба.

Свет фар выхватил из темноты окрашенные белой краской ворота.

– Приехали.

Я выскочил из машины, чтобы открыть ворота, и огляделся. Ни единого огонька не светилось в чернильной мгле ночи, только скрипели над головой невидимые ветви деревьев и дорожный гравий отливал ртутью в призрачном свете фар.

– Отгоните машину в гараж и заходите в дом.

Он растворился во мраке.

Я развернул машину, и фары осветили уродливый двухэтажный грегорианский особняк, отделанный белой штукатуркой, и крыльцо со скоморошьей фигуркой Зарека, склонившейся над дверным замком.

К тому времени как я управился с «остином», в доме зажгли огни; электрический свет сочился сквозь бреши занавешенных окон, извергался из разверстого зева парадного входа.

Торопиться не хотелось: пусть Зарек выясняет отношения с женой без меня.

Мои глаза постепенно привыкали к потемкам: из темной мути проступил силуэт огромного амбара, какие-то пристройки поменьше жались к его бокам, как цыплята к наседке. Гараж располагался почти у самых ворот, позволяя держать в поле зрения сразу и двор с хозяйственными пристройками, и парадное крыльцо.

Я подхватил чемодан, перебросил через плечо рюкзак и направился к дому. Сразу за дверью находилась квадратная прихожая с небольшим столиком, виндзорским стулом, вешалкой и кокосовой циновкой на полу.

Едва я переступил порог, из внутренних комнат со смущенной ухмылкой появился Зарек:

– Пойдемте, я покажу вашу комнату.

Мы поднялись по лестнице, покрытой такой же кокосовой циновкой, и оказались в узком коридоре с рядом дверей. Я насчитал четыре, прежде чем мы остановились у самой последней, в тупике.

– Шикарной ее, конечно, не назовешь, – пожал плечами Зарек.

Это было мягко сказано. Крохотная конурка, львиную долю которой занимала железная кровать у окна, сосновый сундук у изголовья и плетеная табуретка – этим ее убранство и ограничивалось. Втиснуть туда еще что-нибудь было бы затруднительно.

– Предпочитаете спартанский стиль?

Он бросил на меня подозрительный взгляд:

– Вам не нравится комната?

– Сойдет, пока не подвернется что-нибудь получше.

– Мне бы хотелось, чтоб вам было комфортно тут и вы чувствовали себя счастливым.

– Очень мило с вашей стороны.

Переминаясь с ноги на ногу, он потер нос:

– Она отказалась предоставить вам другую комнату.

– Другую?

– У нас есть комната для гостей.

– А это помещение для прислуги?

– Хм, комната горничной.

– Не берите в голову, мистер Зарек. Меня это не волнует. Я не хочу причинять никаких неудобств.

На темном попугаичьем лице отразилось облегчение.

– Она привыкнет к вам. Вы же знаете женщин. Она разозлилась, что я не предупредил ее, но, когда она к вам привыкнет, дело пойдет на лад. Дайте ей время, Митчелл.

Я вспомнил об уютной спальне, в которой спал прошлой ночью, с ее мягким приглушенным светом, электрическим камином, пушистым ковром на полу.

– Надеюсь, времени ей понадобится не слишком много. – Я сардонически усмехнулся, собираясь продолжить шутку, но почувствовал, что она не придется Зареку по душе.

– Я уговорю ее, не волнуйтесь.

Я плюхнулся на кровать, такую же комфортабельную, как те, которыми укомплектована Скрабз [13].

– Где здесь можно умыться?

– Я покажу.

Он поманил меня в коридор.

– Это дверь миссис Зарек, напротив – моя. Следующая – комната для гостей. Самая первая дверь – в ванную комнату.

– Мне бы хотелось освежиться, если не возражаете.

– Ужин через десять минут.

– Мне накроют на кухне?

По тому, как он напрягся, я понял, что камешек попал в цель.

– Вы будете ужинать с нами.

– Вам стоит предупредить миссис Зарек.

– Вы слишком много себе позволяете.

– Всего лишь не хочу быть обузой.

Он окинул меня обеспокоенным взглядом и удалился в направлении лестницы. Подождав для порядка несколько секунд, я распахнул дверь гостевой комнаты и включил свет. Роскошью она не поражала, но была не в пример лучше моей: умывальник, ванная, мебель, с которой можно смириться, если не очень капризничать, – кровать, по крайней мере, выглядела удобной.

Держу пари, завтрашней ночью я буду спать в ней.

Глава четвертая

Когда я спустился в столовую и увидел огромный обеденный стол, ломящийся от яств и сверкающий столовым серебром, я окончательно удостоверился, что без денег не останусь.

Еврей может не заботиться о том, во что одет или где живет, но он не способен пренебречь своим желудком.

Зарек на секунду отвлекся от разделывания курицы размером с небольшую индюшку.

– Вы едите курятину?

– Я ем все, что выглядит съедобным, а эта птица определенно так и выглядит.

– Моя жена великолепная повариха.

– Не сомневаюсь.

Я оторвал взгляд от курицы и оглядел длинную, узкую и скудно обставленную комнату.

Несколько поленьев полыхали в гигантском открытом камине, с двух сторон которого хозяева умудрились приткнуть пару ветхих кресел. Неизбежная кокосовая циновка покрывала пол.

– Присаживайтесь.

– Где?

Он махнул разделочным ножом в сторону места, равно удаленного от обоих концов стола. Сервировавший его явно стремился показать, что гостю не рады: столовые приборы и салфетки здесь были свалены беспорядочной грудой.

– Сюда? – осведомился я с наигранным сомнением в голосе.

– Жена немного спешила, – буркнул Зарек, проследив мой взгляд, и протянул мне блюдо.

Когда он говорил, что хочет видеть меня счастливым, он, похоже, не шутил: содержимого тарелки с лихвой хватило бы на двоих.

– Выглядит аппетитно.

Он просиял. Беседа о кулинарии явно грела его сердце.

– Одна из пятидесяти. Приобрел только что вылупившихся за бесценок, по три шиллинга за дюжину. Жена вырастила их, согревая бутылками с горячей водой.

– Вы хотите сказать, что эта была не единственной?

– Пятьдесят. Мы выращиваем еще и гусей. Вы любите гусятину?

– Без сомнения.

Он просто упивался собой, и, поддавшись очарованию этого наивного ликования, я почти забыл, что он еврей.

– Нет ничего вкуснее откормленного гуся! Может быть, мы приготовим гуся к субботнему ужину. Определенно приготовим. Мы здесь, знаете ли, неплохо питаемся.

– Сегодня лучший мой ужин за несколько лет.

Надсадно скрипнув, отворилась дверь, и вошла она.

Этот момент до сих пор стоит у меня перед глазами. Вся моя жизнь, с бесконечной чередой дней, плохих, хороших, волнующих, забавных, счастливых, была перечеркнута в одно мгновение. Прошлое показалось тусклым и докучным, как хронический насморк. Взгляда на нее было достаточно. Это было как удар под дых, как схватиться за оголенный провод.

Еще минуту назад я не помышлял ни о чем, кроме цыпленка на своей тарелке, предвкушая роскошную трапезу; вошла она – и я превратился в ошалевшее от вожделения животное.

Если подумать, в ней не было ничего, от чего можно сойти с ума, кроме, может, глаз и общей неуловимой прелести. Она была миниатюрна, с рыжими волосами того редкого оттенка, какой почти не встречается в природе: словно поток расплавленной меди струился по ее плечам. Тонкие черты, оливковая кожа, в огромных зеленых глазах застыла усталость, пухлые чувственные губы скривились в странной усмешке. Ее болотного цвета свитер и темные слаксы были поношены и заляпаны грязью.

Шестеро из семерых мужчин прошли бы мимо, не повернув головы, но я был седьмым. Что-то она задела во мне, какой-то нерв, и я вспыхнул, как пучок старой соломы. Пафосно, но точнее не скажешь: один взгляд на нее – и я понял, что со мной покончено.