Кровь и почва - Старицкий Дмитрий. Страница 6

— Что войска мятежников? Есть о них сведения?

— Ночь они провели в казармах. В местах постоянной дислокации. Сейчас у них… — майор посмотрел на серебряные часы, которые вынул из нагрудного кармана и кивнул сам себе, — побудка. Будет построение на плацу после завтрака. Там и будут приказы зачитывать на день как заведено.

— Как мы узнаем об их выступлении? А главное о направлении этого выступления. И какими частями.

— Нас предупредят, господин командор, а мы вас предупредим.

— Меня особо интересует их артиллерия.

— Задание понял, ваша милость.

— У вас, смотрю, два аппарата, — показал я на телефоны, стоявшие на отдельном столике у стены. — Здесь две линии?

— Именно так, ваша милость. Одна линия на городскую станцию. Всем известная. Вторая тайная только в отдел второго квартирмейстера генштаба. Мы ее ночью подключили, но пока с той стороны еще не вышли на связь.

— А когда успели вторую телефонную линию проложить?

— Еще при императоре Отонии, господин командор. В прошлом году. Всего-то лишний провод на столбах. Исключительно из оперативных соображений постоянной связи с императором на войне, а оно вон как обернулось.

Майор немного помялся, потом попросил.

— Господин командор, вы как императорский ближник имеете влияние на придворных…

И опять замялся.

— Говори короче, майор. Что нужно?

— Соколятник, — выпалил он.

— Что такое соколятник? — не понял я.

— Императорский соколятник это здание где содержаться ловчие птицы, обученные бить других птиц на лету и обслуживающие их ловчие. С рассветом мятежники, когда убедятся, что телеграфной связи нет, начнут выпускать почтовых голубей. Соколы могут их сшибить с неба, и мы узнаем, кому пишут мятежники и какие отдают им приказы. Соколятник расположен здесь же, триста метров на север.

— Умно, майор, — понял я его задумку. Разведки лишней не бывает. — А где этот… сокольничий императорский, или как там его зовут? Начальник их.

— Убит при взрыве. Пошел докладывать дворецкому, что у него для охоты электоров с ловчими птицами все готово и… — майор поднял голову и закатил глаза под брови. — А без его приказа эти ловчие даже задницу от лавки не оторвут. Мы — генштаб, для них не указ. Даже императорский лесничий им не указ. Прямо какое-то государство в государстве.

Я подумал секунд тридцать, ища выход из создавшейся ситуации, потом приказал.

— Тогда, майор, вот что… пиши приказ номер один по Чрезвычайной императорской комиссии о призыве на временную воинскую службу, в связи с чрезвычайным положением в империи, весь штат императорских ловчих в отдельный отряд при отделе второго квартирмейстера генерального штаба генерала Моласа и непосредственное подчинение этого отряда майору…э-э-э…

— Сувалки, господин командор, — напомнил мне майор. — Моя фамилия Сувалки.

— Майору Сувалки, — повторил я. — Так вас устроит?

Тот с готовностью кивнул, улыбаясь крепкими зубами.

— Пиши дальше, — продолжил я диктовку. — Впредь до отмены в империи чрезвычайного положения. Ответственность за материальную часть Императорского соколятника возложить на самих ловчих. Основание: указ императора Бисера Первого от первого февраля сего года о создании Чрезвычайной комиссии. Написал? Давай подпишу и поставлю печать.

Снег все валил и валил. Пушистый такой крупный мягкий. В мреянии желтоватого света раскачивающегося со скрипом масляного фонаря снежинки косо падали как по ровным ниточкам скользили. Красиво. Балует нас природа напоследок своей щедрой прелестью. Окрестные деревья, одевшие ветви снегом, стали похожи на сказочные существа, в которых даже при небольшом воображении можно находить различные фигуры, как и в облаках. А уж в неверном свете раскачивающейся под крышей крыльца лампы и подавно.

Пора встречать посыльных от высланных к самому городу лыжных разъездов, и я выбрался на воздух от канцелярского стола майора Сувалки. Дельный оказался офицер. Впрочем, иных Молас к себе на службу не берёт.

Перед самым рассветом появились первые перебежчики из столицы. Все конные. В одиночку и малыми группами. Гвардейские офицеры, что вопреки официальной пропаганде узурпатора умудрились узнать, что император жив и решили остаться верными присяге, которую давали, вступая в имперские вооруженные силы. Все как один из древних семей коренной империи. Как правило, это были ротные и эскадронные субалтерны. Из чинов повыше всего один подполковник и два майора. И ни одного артиллериста, что характерно. Всех их разоружили и поодиночке допрашивали в кордегардии, спешно разбуженные люди Моласа.

Освободившиеся от этой обязательной процедуры аристократы ждали у крыльца, перетаптываясь под снегом, когда Бисер повелеть соизволит принять у них присягу себе лично, а не империи вообще. Столичная гвардейская аристократия на поверку оказалась не такой уж и монолитной. Или чересчур ревнивой к возвышению клана Тортфортов.

— Что ж вы, господа хорошие, солдатиков то своих бросили на произвол судьбы? — упрекнул я их, выходя из временной резиденции имперской разведки. — Ждите. Императора вчера контузило взрывом, так что никто его специально для вас его будить не станет. Все ждут пока его императорское и королевское величество само выспится. Врачи так велели. И вы ждите. Сколько вас? — оглядел я это понурое воинство, считая по головам. — Тридцать семь всего? Негусто. Неужто вся остальная императорская гвардия состоит только из предателей?

— Думаю, еще подтянутся к рассвету, господин полковник. Не просветите, какова будет наша дальнейшая судьба? — спросил меня один из гвардейских майоров, разглядев мою петлицу.

— Капитан-командор воздушного флота барон Бадонверт, к вашим услугам, — представился я. — В настоящий момент чрезвычайный императорский комиссар. С вами, господа, все просто. Так как вы бросили подчиненных вам солдат в руках мятежников, то из вас будет сформирована штрафная офицерская рота, чтобы вы смогли вернуть себе честь, пролив свою кровь на передовой в боях с инсургентами.

Эта идея осенила меня внезапно. И я понял, что есть в ней рациональное зерно. Вопреки моему ожиданию лица офицеров посветлели. Они, казалось, остались довольны моим приговором. Осталось только на это уговорить Бисера.

Но как бы мне не были интересны эти перцы, потому что против нас сейчас выступают такие же, пришлось их бросить и поспешить на окраину городка, где наметилась странная движуха.

По полю, взрывая пышные бразды пушистого снега, раздвигая предрассветную хмарь узкими лучами карбидных фар, ревя мотором и треща пропеллером, довольно быстро ехали самые натуральные аэросани белого цвета с закрытой остекленной гондолой. Картинка… Прямо скажу, как из советского кино «Семеро смелых». Быть такого не может? Звук двигателя внутреннего сгорания мне ни с чем не попутать.

У блокпоста аэросани остановились, захлопав пропеллером на холостом ходу, и из них вылез Молас и еще два офицера с ним в лейтенантских рангах.

Генералу очень понравилось мое выражение лица, разглядывающего это чудо техники.

— Что, Кобчик, думал, что только один ты можешь создавать технические шедевры? В Будвице как ты, наверное, заметил, хороших инженеров всегда хватало, — похлопал Молас меня по плечу, сбивая с него налипший снег.

— Я не об этом, экселенц. Я о двигателе внутреннего сгорания, который на этих аэросанях стоит. Откуда он?

— Из республики, — ехидно ухмыльнулся Молас. — С завода. По частному заказу в Сканию. А оттуда его доставил в Щеттинпорт твой крестник контрабандист. Помнишь еще такого?

— А… — начал я фразу о том, что вроде бы как такой движок обещали мне. Первому.

— А у вас, В Реции, ни реки не замерзают, ни снега нормального нет для такого транспорта, — довольным голосом произнес главный разведчик империи.

— На чем он работает? — ох как мне стало любопытно, несмотря на то, что совсем не ко времени сейчас новой техникой заниматься.

— На газолине, — ответил генерал и сам в свою очередь начал расспрашивать, перехватив инициативу. — Перебежчики есть?