Сто килограммов для прогресса (СИ) - Кузнецов Константин Викторович. Страница 13
— Благодарствую, боярин, за помощь. Прошу, людишек моих не обижай, я тут помру, а ты их отпусти, семье моей пусть отвезут серебро да рухлядь.
— Ты помирать собрался от такой раны?
— Дырка в ноге глубокая, такую не выжечь, огневица будет. И там я отмучаюсь.
— Так, лечить буду! Спасу тебя, Еремей. Факела несите, свет нужен!
Скинул рюкзак, там аптечка. Разрезал ножницами штанину, обкусил снизу наконечник стрелы мультитулом. Наконечник тонкий — бронебойный — это хорошо. Наложил веревочный жгут выше раны. Помыл руки водой, мыло где-то в багаже, протер еще кусочком бинта с хлоргексидином. Рана на внешней стороне бедра, кость не задета, и крови не так много, как сначала показалось. Но «тоннель» в мышце сантиметров пятнадцать длинной. Надо стрелу вынимать, промокнул хлоргексидином с двух сторон, предупредил что будет больно и чтоб держали. Купцу в зубы сунули деревянную ложку и я быстро вытянул древко стрелы. Вышло легко. Еремей застонал, но ничего, смотрит на меня. Из дырок потекла кровь, но несильно, или это жгут влияет? Как же такую рану очищать? Вспоминай, хирург по самоучителю. Что-то я опрометчиво за лечение взялся. Ладно хуже не будет, на антибиотики надеюсь. Вот только крупные сосуды повреждены или нет? Иссекать рану? Кровь не сильно бежит, не буду иссекать. Засунул кончик флакона хлоргексидина в рану и сильно сжал — с обратной стороны из раны полилось. И зашивать пока не буду. Прижал два тампона и туго забинтовал. Жгут пока оставил.
Теперь вторая стрела: уже вытащили — «там полвершка всего». Два сантиметра? Хорошо. Осторожно стянули кольчугу и поддоспешик, разрезал рубаху, купец кривится но терпит. Тут тоже повезло — наконечник, широкий ромбик, застрял в кольчуге и зашел не глубоко. Рана три сантиметра шириной, распахала правую грудную мышцу, на самом дне ребро видно, легкое не пробито. Какой заметил мусор — вытащил пинцетом, потом кусочек марли зажал пинцетом, полил хлоргексидином и протер рану внутри. Еремей застонал сквозь ложку. Решил немного зашить, достал иглу с нитью, опять смочил раствором и сделал посреди раны два шва, но так чтоб рана по краям не до конца стянулась, дренаж будет. Прилепил тампон лейкопластырем, вроде держит. Положил левую руку купца сверху на тампон — «держи пока».
— Еще раненные есть?
— На струге двое, на берег еще пошли, остальных смотреть.
А один-то уже не дышит, тоже стрела в бедре, но во внутренней стороне, артерия пробита — лужа крови. Это они щитами закрылись, а татары им по ногам стрелами.
Второй сидит на палубе, опершись на борт спиной, правое плечо в крови, зажимает левой рукой. Уложили, ложку, жгут, разрезал рубаху — рана от широкого наконечника, широкая и глубокая — половину трицепса разрубило. Чищу, промываю, немного зашиваю, забинтовываю. Снимаю жгут — повязка кровит, но не льется. Теперь снять жгут у купца — вроде крови особо не прибавилось. Теперь надо дать антибиотик. Оба нормальные, в сознании, выпьют таблетки. А то у меня инъекций мало. Дал обоим максимальную дозу, перестраховываюсь. Капельницу ставить не буду, не так много купец крови потерял, да и руки трясутся — в такой темноте в вену не попаду. Надо бы им хоть электролиты скомпенсировать.
— Что у вас на ужин было?
— Уха. Осталось еще.
— Дайте им по кружке теплого бульона, ну жидкого всмысле.
Огляделся, все на меня смотрят — цирк что ли. Аким за спиной, остальные мои через борт заглядывают. На меня навалилась сонливость — отходняк. Время за полночь где-то. Объявил:
— Охраняйте по очереди.
«День какой-то суматошный» — подумалось. И уснул прям на досках.
Утром проснулся, уже светло, люди ходят потихоньку, в котле что-то варят. Все тело побаливает — то ли отлежал, то ли перенапрягся. Мои пациенты не спят, даже разговаривают. «Никто не умер — радуйся хирург-любитель». Да, тяжко без медицинского образования. Зато практики будет — сколько хочешь, и никто не жалуется, все рады, что каленым железом не прижигают. Встал, все мне кланяются, не в пояс, но так, уважительно. Интересно за что, за то что убивал, или за то что лечил? Все-таки, наверное, что лечил, убивать тут многие мастера. Поговорил с ранеными, боль в ранах снижается, ухудшения нет, надо будет после раны осмотреть, дал им таблетки. Позвал Акима, он мне рассказал что было.
Купец Еремей Гусев с гребцами и охраной, всего двадцать два человека, шли на струге по реке, меняли у охотников шкурки на серебро и товары. Встали на ночлег, выставили дозор, ужин приготовили, поели. Только улеглись как татары наскочили, многих постреляли, но и караул отбивался. Потом, кто смог — забежал на борт, а некоторые там и спали. Татары спешились и спрятались под бортом. Мы, когда появились, эту ситуацию и застали. К этому моменту было убито трое татар и семеро людей купца, восьмой умер на судне. Среди семерых были еще живые, но тяжело раненные, ночью умерли. Татар убитых одиннадцать. Значит двое ушли. Одну татарскую лошадь стрелой убили, разделывают на мясо. Могилы начали копать, скоро похороним. Оружие собрали в кучу, потом поделим. Из восьми татар около лодки, мы убили семерых, гусевские — одного, по стрелам и дыркам от пуль определили.
— Надо лошадей татарских собрать, вон в лесу бродят, мы на своих конях, ага? — это Аким.
— Давай, только берегись, вдруг кто в лесу сидит.
Завтрак еще варится, пойду к купцу поговорить.
— Еремей, раны твои не особо страшные, поправишься ты. Огневицы недопустим, средство у меня есть от нее.
— Горошины эти?
— Да, их надо два раза в день пить, несколько дней.
— Пить?
— Ну глотать, запивая водой. Но мне надо за тобой присмотреть, дней пять-семь. Это если быстро заживать будет. А у меня там стан, у татар отбил. Там у меня еще люди есть, мне туда надо. А без моего присмотра тебе может хуже стать. Предлагаю — спустимся обратно вниз по реке, тут недалеко, верст десять или меньше, и поживем седмицу, полечим тебя.
— Давай, боярин, делай как знаешь. Коль жив останусь, молится за тебя всю жизнь буду.
— Ну ну, и жить будешь и ходить будешь.
Вспомнил про завтрак, сказали что готово. Позавтракали пшеном с кониной, ну хоть мясо свежее. Сижу, жду своих — Акима с бойцами. Пресс-секретарь Ивашка рассказывает, с моего разрешения, про винтовки. Я ночной бой вспоминаю.
— Вань, ты сколько по татарам успел стрельнуть?
— Три раза.
— Так, а я четыре, первый по главарю. А лучники наши?
— Ну десятка два стрел пустили.
— Понятно, ежиков устроили. А гильз стреляных у тебя сколько?
— Три.
— Молодец. И у меня три, одной не хватает. Помнишь, откуда я стрелял? Сбегай, поищи гильзу. — Ивашка умчался.
Приносит гильзу и стрелу. У стрелы кончик наконечника-ромбика согнут, причем заметно — сталь мягкая. Вспомнил, в меня же ночью попали. Снял броник, «юбку» я еще вечером снял, достал пластину — вмятина характерная, но дырки нет. Снял рубашку, на груди никаких следов, хотя помню, удар приличный был. Все на меня внимательно смотрят.
— Это латы такие… ну зерцало. — комментирую.
Раз разделся, пошел умылся по пояс. Обсох, оделся — свежее стало. Тут наша конница появилась. Целый караван лошадей и одна с грузом. Это труп главаря оказался. Дырка в левом боку, кольчуга пулей пробита, рана такая рваная немного. Это пуля куски кольчужных колец внутрь затащила. Как я и думал, кольчуга усиливает урон от пули с большой энергией.
А лошадей нашли девять, таким образом, ушел только один татарин с тремя лошадьми. Неприятно ощущать что тут партизан с луком в лесу, но кажется мне, что сейчас улепетывает он во все копыта.
Аким перекусил, и с Игнатом, десятником гусевским, стали трофеи разбирать. Сказали, что самое ценное — три кольчуги. Сделал широкий жест — предложил: пять лошадей нам, четыре им, две кольчуги нам, одну гусевским, остальное — поровну. Еремей и Игнат охотно согласились. Акиму предложил кольчугу главаря с зерцалами, он тут же ее надел, даже «дырочка в правом боку» его не смущала, всмысле в левом. Только кровь очистил.