Меловой человек (ЛП) - Тюдор С. Дж.. Страница 39

Мать Хоппо сидит в кресле с высокой спинкой рядом с диваном и тупо пялится в телевизор, по которому показывают дневное ток-шоу. Гвен Хопкинс всегда была сухопарой женщиной, но болезнь и возраст совсем ее иссушили. Она утопает в длинном цветастом платье и зеленом кардигане. Ее руки, торчащие из рукавов кардигана, похожи на куски вяленого мяса.

— Мам? — мягко обращается к ней Хоппо. — К нам пришел Эд. Ты помнишь Эдди Адамса?

— Здравствуйте, миссис Хопкинс, — говорю я чуть громче обычного, как люди часто делают, когда общаются с больными или стариками.

Она медленно поворачивается к нам, и ее взгляд с трудом фокусируется на нас. Или, быть может, все дело в том, что она изо всех сил пытается сообразить, что происходит. А затем она улыбается, показывая кремово-белые вставные зубы.

— Ах, Эдди! Я тебя помню. У тебя был брат. Его звали Шон?

— Вообще-то, мам, это у Майки был брат Шон, — говорит Хоппо.

Она мрачнеет, но потом снова улыбается:

— Ах да, Майки. Как у него дела?

— Отлично, мам, — быстро отвечает Хоппо. — Просто превосходно.

— Очень хорошо. Ты не мог бы принести мне чай, Дэвид, милый?

— Конечно, мам. — Он бросает на меня взгляд. — Пойду поставлю чайник.

Я стою в дверях и смущенно улыбаюсь Гвен. В комнате висит какой-то запашок. Кажется, в комоде давненько не убирались.

— Какой он хороший мальчик, — говорит Гвен.

— Это точно.

Она снова внезапно мрачнеет:

— А вы кто?

— Эд. Эдди. Друг Дэвида.

— Ах да. А где же сам Дэвид?

— Он на кухне.

— Ты уверен? Я думала, он пошел гулять с собакой.

— С собакой?

— С Мерфи.

— Э-э… нет, вряд ли он пошел гулять с Мерфи.

Она слегка взмахивает узловатой, покрытой венами рукой.

— Ну конечно, ведь Мерфи уже умер. Я имела в виду Дружка.

Дружком звали пса, который появился у Хоппо после Мерфи. Теперь его тоже уже нет.

— А, ну да.

Я киваю, и она кивает мне в ответ. А потом мы опять киваем друг другу. Мы отлично смотрелись бы на приборной доске какой-нибудь тачки.

Она вдруг наклоняется ко мне над подлокотником своего кресла.

— Я помню тебя, Эдди Адамс. Твоя мать убивала детей.

Дыхание застревает у меня в горле. Гвен все еще кивает и улыбается, но теперь все это выглядит иначе. В уголках ее рта проступает какая-то горечь, а в затуманенных голубых глазах — ясность.

— Не бойся. Я им не скажу. — Она наклоняется еще ниже, постукивает себя по носу и подмигивает. — Я умею хранить секреты.

— А вот и чай! — Хоппо возвращается в комнату с чашкой в руках. — Как вы тут, все в порядке?

Я смотрю на Гвен — ясность испарилась, и теперь ее взгляд кажется еще более затуманенным и растерянным, чем прежде.

— Все хорошо, — говорю я. — Мы просто болтали.

— Понятно. Мам, вот твой чай. — Он ставит чашку на столик. — Помнишь? Горячо. Сначала надо подуть.

— Спасибо, Горди.

— Горди? — Я оглядываюсь на Хоппо.

— Так звали отца, — шепотом отвечает он.

— Ох…

Мой отец не путал окружающих. Но иногда он называл меня «сын», как будто я мог не заметить, что он попросту снова забыл, как меня зовут.

Гвен снова оседает в кресле, устремляет взгляд в телевизор и теряется в каком-то непонятном собственном мирке. Или любом другом мирке.

«До чего же тонкая завеса разделяет реальности», — думаю я. Может, люди и не теряют сознание. Может, оно просто выскальзывает из одной реальности и попадает в другую.

Хоппо вяло улыбается:

— Ну что, пойдем на кухню?

— Да, конечно.

Даже если бы он предложил поплескаться с акулами, я бы с радостью согласился, — все что угодно, лишь бы убраться из этой душной вонючей гостиной.

На кухне ситуация не лучше. В раковине громоздятся грязные тарелки. Стойка завалена конвертами, старыми журналами и скидочными купонами на соки и кока-колу. Стол чистый, но на нем валяются детали какого-то старого радио или, быть может, двигателя. Я никогда не был рукастым, а вот у Хоппо всегда здорово получалось ремонтировать, собирать и разбирать вещи.

Я присаживаюсь на один из старых деревянных стульев. Он скрипит и слегка подается под моим весом.

— Чай? Кофе? — спрашивает Хоппо.

— Эм-м, кофе, пожалуй, спасибо.

Хоппо подходит к чайнику, вроде бы новому, и прихватывает с сушилки пару кружек. Насыпает в них кофе из банки и оглядывается на меня.

— Ну? Так что случилось?

В который раз я пересказываю события последних трех дней. Хоппо слушает молча. Выражение его лица не меняется до самого конца моего рассказа.

— Гав сказал, что ты тоже получил письмо? — спрашиваю я.

Он кивает и разливает в кружки кипяток.

— Да, пару недель назад.

Он достает из холодильника молоко, нюхает, а затем наливает в кружки.

— Я просто подумал, что это чья-то дурацкая шутка.

Хоппо ставит кружки на стол и садится напротив меня.

— В полиции думают, что произошел несчастный случай?

Раньше я немного сомневался насчет этого, но сейчас — нет.

— Да, пока они думают именно так.

— По-твоему, это изменится?

— Они нашли письмо.

— Не факт, что оно что-то значит.

— Разве?

— О чем ты? Считаешь, кто-то будет выдергивать нас одного за другим, как странички из книги?

Раньше я не думал об этом в таком ключе, но теперь это кажется вполне вероятным. Что уже заставляет задуматься еще кое о чем. Никки тоже получила письмо?

— Шучу, — говорит он. — Ты сам сказал, что Майки надрался. Было темно. Фонарей по пути нет. Он наверняка просто упал. Пьяницы все время падают в реки.

Он, конечно, прав. Но… Всегда есть какое-то «но». И теперь оно похоже на мерзкое существо, которое вяжет морской узел из моих кишок.

— Еще что-то?

— Когда Майки пришел ко мне той ночью, мы разговаривали и он сказал… Он знал, кто на самом деле убил Элайзу.

— Что за бред.

— Да, и я подумал так же, но… что, если он говорил правду?

Хоппо отхлебывает кофе:

— Так ты думаешь, что настоящий убийца и толкнул Майки в реку?

— Не знаю. — Я встряхиваю головой.

— Слушай, Майки всегда умел навести шорох. Похоже, у него даже из могилы это неплохо получается. — Он молчит какое-то время. — Ты — единственный человек, с которым он этим поделился?

— Думаю, да.

— Так откуда тогда настоящий убийца мог знать, что Майки на него вышел?

— Ну…

— Только если это был не ты.

Я смотрю на него.

Темные ржаво-красные пятна. Это кровь.

— Шучу, — говорит он.

— Ну да, — отзываюсь я и отпиваю кофе.

Ну да…

По пути домой я звоню Хлое. Мне все еще кажется, что между нами что-то не так. Какое-то странное подвешенное состояние. Меня это нервирует. Не считая Хоппо и Гава, она, похоже, единственный мой настоящий друг.

Она отвечает три гудка спустя:

— Здоров.

— Привет. Это я.

— Ага. Это ты.

— Ты, похоже, счастлива меня слышать.

— Стараюсь изо всех сил.

— Прости… вся эта ситуация с мамой вчера…

— Нормуль. Твоя маман. Твой дом. Все такое.

— Ну, в любом случае извини. Какие планы на обед?

— Я на работе. Кое-кто приболел.

— Понятно… Ну тогда…

— Слушай, извинения принимаю, Эд, но мне надо бежать. У меня тут клиент.

— Ясно. Тогда увидимся позже.

— Может быть.

И она вешает трубку. Я в недоумении смотрю на телефон. Как же с ней сложно! Закурив, я подумываю о том, чтобы отправиться домой и купить по пути сэндвич. Но потом все-таки меняю планы. Хлоя, может, и на работе, но перерыв на обед у нее есть. Меня так просто не скинуть со счетов. Я резко разворачиваюсь и возвращаюсь в город.

Раньше я никогда не приходил к Хлое на работу. Признаюсь честно, «Магазин одежды в стиле альтернативного рока и готики» — не самая привычная для меня среда обитания. Думаю, я просто боялся, что могу смутить и напугать ее. И себя тоже.

Я даже не знаю точно, где находится этот магазин. Какое-то время я брожу по городу, лавируя в толпе туристов и пожилых покупателей, и в конце концов нахожу его. Он прячется на боковой улице, втиснутый между секонд-хендом и лавочкой, в которой продают серебро и воздушные колокольчики. Сверяюсь с вывеской: «Джер». Их логотип — марихуана — намекает на то, что в магазине торгуют не только одеждой. Чувствуя себя столетним ископаемым, я толкаю дверь.