Меловой человек (ЛП) - Тюдор С. Дж.. Страница 42

Хоппо первым наклонился к ней. Он всегда был наименее брезгливым из нас. Однажды я видел, как он из милосердия прибил раненую птицу камнем. Он разворошил кучу листьев.

— Вот черт, — прошептал Железный Майки.

Обломки кости, торчавшей из руки, были очень-очень белыми. Почему-то на это я обратил больше внимания, чем на кровь. Она потемнела и стала коричнево-ржавой, как и листья, которые прилипли к коже. Кроме руки, мы ничего не нашли. Только рука. Рука до плеча.

Толстяк Гав медленно и тяжело опустился на корточки.

— Это рука, — пробормотал он. — Ебаная рука…

— Тонко подмечено, Шерлок, — фыркнул Железный Майки, но даже его фырканье в этот момент вышло ломким и подрагивающим.

Толстяк Гав с надеждой взглянул на меня:

— Может, это чья-то шутка? Может, она не настоящая?

— Настоящая.

— И что нам теперь делать?

— Позвонить в полицию, — сказал Хоппо.

— Да, да… — снова забормотал Толстяк Гав. — То есть… а вдруг она еще жива, или…

— Да не жива она, жирный ты придурок! — сказал Железный Майки. — Она мертвая, как и Шон!

— Ты этого не знаешь!

— Мы знаем, — произнес я и указал на дерево с очередным меловым пальцем, устремленным куда-то. — Вон там еще указатели… чтобы мы нашли все остальное.

— Нужно позвать полицейских! — настаивал Хоппо.

— Он прав, — сказал Железный Майки. — Пошли. Надо валить отсюда!

Все согласно закивали. Мы двинулись прочь. А затем Толстяк Гав предложил:

— Может, кому-то остаться?.. На всякий случай…

— На какой случай? Думаешь, рука сбежит? — спросил Железный Майки.

— Нет. Не знаю. Просто чтобы быть уверенным, что с ней ничего не случится.

Мы все переглянулись. Он был прав. Кто-то должен был остаться и посторожить ее. Но никто не горел желанием. Никому не хотелось торчать в молчаливой лесной лощине рядом с чьей-то оторванной рукой, прислушиваться ко всяким шорохам, к птичьей возне и думать: «А вдруг…»

— Я останусь, — сказал я.

Когда остальные уехали, я присел рядом с ней. С трепетом протянул руку и коснулся ее пальцев. Потому что мне казалось: именно это она и делает — протягивает руку в надежде, что найдет кого-нибудь. Я думал, что ее рука окажется твердой и холодной. Но она была мягкой и почти теплой.

— Мне жаль, — прошептал я. — Мне так жаль.

Не знаю точно, сколько я просидел в том лесу. Может, не больше получаса. Когда моя банда наконец вернулась с двумя местными полицейскими, ноги у меня совсем онемели, а я сам будто впал в какой-то транс.

Но все же я смог убедить полицейских, что руку никто не трогал. И что она находится точно в том же виде и состоянии, в котором мы ее нашли. И это была почти правда. Единственное отличие заключалось в тоненьком бледном ободке на ее среднем пальце, на том месте, где до этого было кольцо.

Они нашли все прочие части ее тела в разных кучах листьев, разбросанных по всему лесу. Ну, или почти все. Думаю, именно поэтому они так долго не могли установить ее личность. Я-то, конечно, уже знал. Но никто меня не спрашивал. Вместо этого они задавали массу других вопросов. Например: что мы делали в лесу? Или: как мы нашли тело? Когда мы рассказали о меловых рисунках на деревьях, они очень ими заинтересовались, но когда я попытался рассказать о других меловых рисунках и посланиях, они, похоже, ничего не поняли.

Вот в чем проблема взрослых. Иногда им совершенно наплевать, что именно ты говоришь. Они слышат лишь то, что хотят услышать. По мнению полиции, мы были обычными детьми, которые просто играли в лесу и бегали по меловым указателям, пока случайно не наткнулись на тело. Конечно, все было не совсем так, но, думаю, эта версия звучала ближе всего к истине. Похоже, именно так и рождаются мифы и слухи. Все пересказывают, переиначивают, и в конце концов получается совсем другая история. А затем эту историю все принимают за чистую монету.

Все в школе хотели поговорить с нами о том, что случилось. Это напомнило мне время после ярмарки, вот только людям стало еще интереснее, потому что теперь она еще и умерла. И нашли ее по кусочкам.

В школе состоялось специальное собрание, на котором полицейский призвал нас быть максимально бдительными и не общаться с незнакомцами. И конечно, именно сейчас в городе появилась масса незнакомцев, которые шатались по городу с камерами и микрофонами, останавливали людей на улице или в лесу и принимались расспрашивать. Нам не разрешали туда возвращаться. Деревья обмотали желтой полицейской лентой и выставили охрану.

Толстяк Гав и Железный Майки с огромным удовольствием дополнили эту историю новыми подробностями. Мы с Хоппо позволили им взять на себя необходимость говорить о случившемся. То есть это было чертовски интересно, и все такое. Но в то же время я испытывал вину. Это было неправильно — получать такое удовольствие от смерти девушки. К тому же это казалось ужасно несправедливым — то, что Девушка с Карусели пережила тот день на ярмарке и ей даже смогли пришить ногу, а потом снова эту ногу оторвали. Вот уж и правда дерьмо.

А еще мне было очень жаль мистера Хэллорана. Когда я видел его в последний раз, он выглядел очень грустным, а ведь тогда Девушка с Карусели была еще жива, и они даже собирались сбежать и жить вместе. Теперь она умерла и уже никуда не сумеет сбежать. Разве что в то же холодное темное место, куда сбежал Шон Купер.

Один раз за ужином я попытался поговорить об этом с мамой и папой.

— Мне так жаль мистера Хэллорана.

— Мистера Хэллорана? Почему? — спросил меня папа.

— Потому что он спас ее, а теперь она мертва, значит, все было зря.

— Вы с мистером Хэллораном совершили отважный поступок, — вздохнула мама. — И это не было зря. Никогда не думай так, что бы ни говорили люди.

— А что они говорят?

Мама и папа обменялись тем самым «взрослым» взглядом. Взрослые все время думают, что, раз ты ребенок, ты каким-то волшебным образом его не заметишь.

— Эдди, — сказала мама, — мы помним, что ты очень ценишь мистера Хэллорана. Иногда нам кажется, что мы хорошо знаем кого-то, но оказывается, что это не так. На самом деле мистер Хэллоран не так уж давно тут живет. И никто из нас как следует не представляет себе, что он за человек.

Я уставился на них во все глаза:

— Люди думают, что это он ее убил?

— Этого я не говорила.

Да и не нужно. Мне двенадцать, и я не полный идиот.

Я почувствовал, как горло сжалось.

— Он бы не стал ее убивать. Он любил ее. Они собирались сбежать вместе. Он сам мне это сказал.

— Когда это он говорил с тобой, Эдди? — нахмурилась мама.

Похоже, я сам загнал себя в угол.

— Когда я заходил проведать его.

— Ты заходил проведать его? Когда это было?

— Пару недель назад. — Я пожал плечами.

— И ты был у него в доме?

— Ну да.

Отец уронил нож на стол.

— Эдди, ты больше никогда не должен приближаться к этому дому, ты меня понял?

— Но он мой друг!

— Больше нет, Эдди. С этого момента. Мы не знаем, что он за человек. Ты не должен с ним видеться.

— Но почему?

— Потому что мы тебе велели, Эдди, — резко ответила мама.

Обычно она никогда так не выражалась. Мама всегда повторяла, что нельзя просто взять и запретить ребенку что-то, не объяснив почему. Но в тот момент ее лицо было таким, каким я его никогда прежде не видел. Даже когда прибыла та посылка. Даже когда к нам в окно прилетел кирпич. Даже когда произошел тот случай с отцом Мартином. Она выглядела… испуганной.

— Пообещай мне.

Я опустил взгляд и буркнул:

— Обещаю.

Папа положил большую тяжелую ладонь на мое плечо:

— Вот и хорошо.

— А теперь можно я пойду к себе?

— Конечно.

Я выскользнул из-за стола и тихо поднялся наверх, а по дороге расцепил скрещенные пальцы.

2016 год

Ответы. На вопросы, которые я никогда не задавал. И даже не думал задавать.

Хлоя. Та ли она, кем кажется? Неужели она лгала мне?