На пересечении (СИ) - Шерола Дикон. Страница 66

«Если ты не стремишься меня убить, то почему не позволяешь уйти?» — растерянно думал лекарь. «Неужто тебя это забавляет?»

II

Черный замок, угрюмый и величественный, возвышался над городом, словно происходящее совершенно его не касалось. Он с насмешливым высокомерием провожал взглядом удаляющееся в сторону кладбища войско и снисходительно смотрел на перепуганных горожан, которые стучались в его ворота в надежде укрыться за мощными стенами. Солдаты, охранявшие замок, вновь и вновь просили людей разойтись, выполняя приказ нового правителя, однако с каждым разом становилось все тяжелее. Страшно было узнавать в заплаканной, дрожащей женщине швею, у которой супруга покупала платья на праздники. Страшно было смотреть в испуганные глаза ребенка, которого в шутку катал на лошади, позволяя ему притвориться стражником. Страшно было выполнять приказ чужеземца, который велел, несмотря ни на что не впускать людей в замок.

Горожане наперебой рассказывали о существе, которое охотится в городе, словно дикий зверь. Оно уже проникло в несколько домов, убивая всех, кого замечало, отчего их душераздирающие крики то и дело разносились по улицам. Не в силах спастись в своих жилищах, горожане бросились к замку, надеясь, что Элубио Кальонь укроет их у себя. Но их ожиданиям так и не суждено было оправдаться.

Тем временем черная тварь продолжала охотиться. Она стремительно передвигалась по крышам, подобно гигантской ящерице, оставляя на поверхности мокрые отпечатки. Пустынные Джинны нанесли ей существенный урон, однако костный мозг съеденных жертв позволял чудовищу восстанавливаться, отчего постепенно раны от ожогов окончательно исчезли. Тем не менее тварь оставалась голодна. Она помнила, где находилось наибольшее количество людей, поэтому вскоре вернулась к главным вратам, желая полакомиться остальными. У нее не хватало разума понять, что причинило ей столь сильную боль в прошлый раз, но от этого она решила нападать осторожнее.

Пустынные Джинны по-прежнему находились подле людей. Испуганные горожане теснились, желая оказаться поближе к своим защитникам, отчего в какой-то момент на площади завязалась драка. Вначале Старшему Джинну удалось усадить людей на землю, чтобы, глядя на них сверху, заметить, когда тварь рискнет напасть снова. Но вскоре перепуганные люди вновь начали протискиваться поближе к колдунам. Горожане отталкивали друг друга и лезли вперед, отчего опять началась давка. То и дело в толпе раздавались отчаянные крики:

— Защитите моего ребенка! Позвольте моему сыну стоять рядом с вами!

Криам хрипло выругался, когда один из мужчин отдавил ему ногу и попытался сунуть в руки сверток с истошно кричащим младенцем.

— Защити его, колдун. Ради неба, сбереги! — взмолился мужчина, хватая «джинна» за руку. — Твоя сила дана тебе неспроста. Исполни свой долг. Защити ребенка!

— А остальные, значит, пусть дохнут? — взорвался Криам, а затем добавил, обратившись уже к своему предводителю, — Я больше так не могу, Викард! Если еще хоть один из этих орущих и плачущих коснется меня, я буду сжигать их проклятые конечности!

Викард не ответил. Люди атаковали его с не меньшим напором, и он изо всех сил пытался успокоить перепуганную толпу. Узнав, что погибли еще двое «джиннов», Старший старался выглядеть хладнокровным, однако даже его потрясла жестокость чернокнижника. Он попросил Гимиро пока не рассказывать другим о случившемся, потому что «джинны» и так подавлены, на что юноша без лишних вопросов согласился.

«Мертвым не поможешь, нужно помогать живым», — твердил себе Штан, вновь и вновь стараясь усадить людей на землю.

— Пожалуйста, сядьте, из-за вас мы не видим остальных! — уговаривал он женщину, которая пыталась прижаться к его груди.

— Защити меня, — шептала она, вцепившись пальцами в воротник его рубахи. — Пожалуйста, защити.

— У меня есть деньги, — доносилось с другой стороны. — Я озолочу тебя, только спаси! Отдам все до последней монеты!

— Доченьке моей всего три годика… Пожалуйста, возьмите ее! — причитала еще одна женщина, держа на руках заплаканную девочку. — Совсем кроха ведь!

Услышав эти слова, Гимиро почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. У них в группе тоже был свой кроха. Тихий, послушный, не по годам усердный и очень отзывчивый. Маленький сирота из приюта, казалось, воспринимал бродячих артистов не иначе как семью, отчего изо всех сил пытался услужить своим новым близким. Но больше всего поразило Гимиро то, что этот малыш оказался единственным, кто хотел идти искать пропавшую Лавирию вместе с ним. Он тоже просил Викарда не уезжать из города, пока не выяснится судьба девушки. Мальчик действительно любил Лавирию. Она рассказывала ему сказки перед сном, а он слушал, глядя на нее восхищенными глазами, и счастливо улыбался.

Но чернокнижник убил его точно так же, как и Лавирию. Разнообразие он проявил, лишь оставив на месте тело старика «джинна», который попытался защитить ребенка.

— Пожалуйста, сядьте! — взмолился Гимиро, чувствуя, как его охватывает отчаяние. — Поймите, ваши действия нам только мешают. Я не могу защитить тех, кого не видно.

— Всех не защитишь. Защити тех, кто рядом, — закричал Хагал Симь. Он стоял в толпе, крепко держа Оверану за запястье. Протиснуться ближе к Гимиро ему никак не удавалось, отчего он злился и срывался на своей супруге.

— Без меня ты бы давно сдохла, девочка, — то и дело повторял он, словно желая напомнить Оверане, что она даже теперь остается от него зависимой. — Ты должна понимать, что твой муж делает, чтобы тебя спасти.

«Например, режет ножом», — подумала Оверана. Ее плечо невыносимо болело из-за того, что муж постоянно грубо дергал ее за руку, таща вперед. И именно эта боль напоминала ей о докторе Эристеле, который теперь предстал перед горожанами в совершенно ином обличье. Оверана до сих пор не могла понять, как человек, который был к ней так добр, внезапно оказался чернокнижником, наславшим на город безжалостное чудовище. Женщина вспомнила, как тот, от кого она сейчас бежит, использовал обезболивающее, чтобы зашить рану, оставленную тем, кто называет себя ее защитником. От этой мысли Оверана вдруг почувствовала, как ее охватывает ненависть, и жгучие слезы бессилия потекли по ее щекам. Почему погиб пекарь Ронди, а такой человек, как ее супруг, продолжает жить? Чем добродушный толстяк мог заслужить такую участь, в то время как Хагал остался цел и невредим?

Оверана понимала, что так думать нельзя, что это неправильно, но ничего не могла поделать со своими мыслями. Она утешала себя лишь тем, что, живя с таким человеком, могла заниматься любимой работой, в которой преуспела. Девочки семьи Двельтонь, а также Дизира Агль и другие состоятельные модницы этого и соседних городов носили платья, пошитые ее рукой. Любой бал становился для Овераны «золотым», и к назначенной дате она едва не засыпала на ходу от усталости.

Но больше всего Оверане запомнились те дни, когда она шила камзол самому Родону. То и дело она встречалась с ним на несколько минут для примерки, и с каждым разом непонятное чувство охватывало ее. Вначале Оверане казалось, что она попросту испытывает трепет перед столь значимой персоной, но затем начала ловить себя на мысли, что она все более тщательно готовится к этим встречам. Она не надеялась привлечь его внимание, но тем не менее надевала только те платья, которые смотрелись на ней наиболее выгодно.

Во время примерок, подгоняя камзол по фигуре мужчины, она то и дело оказывалась с Родоном в непозволительной близости. И те чувства, которые охватывали ее, пугали Оверану. У нее был супруг, и она не могла даже в мыслях представить себя с другим мужчиной. Однако эти самые мысли преследовали ее все чаще. Даже лежа с Хагалом в постели, Оверана думала о том, каким был бы на его месте Родон Двельтонь.

В разговоре с ней смотритель города всегда был сдержан и вежлив, однако во время последней примерки она почувствовала на себе его оценивающий взгляд, отчего начала нервничать и до крови уколола себе палец.